Н.Ю. Алексеева - Русская Ода, страница 7

Можно, вероятно, говорить, что в момент распада классицизма и становления романтизма категория формы стихотворения, в частности понимание оды как строфически организованного стихотворения, приобретает в теории еще большее значение. В период, когда материя поэзии и жанров меняется, меняется стиль, внешняя форма остается важнейшим признаком жанра. Так, в последнюю эпоху жизни старой теории поэзии, уже после излома поэтического развития, строфа как несомненный признак оды будет помогать теоретикам поэзии классифицировать новые произведения романтической музы. Стихотворения, уже не отвечавшие старым законам жанра, что понимали и сами теоретики, но требовавшие, по их понятиям, описания и включения в известную старую иерархию жанров, определялись лишь на основании формы.

Так, одой оказывался «Воздушный корабль» Лермонтова.' Важным моментом становления романтизма было отмежевание от классических форм поэзии. «Если вместо формы стихотворения будем брать за основание только дух, в котором оно писано, то никогда не выпутаемся из определений. Гимн Ж.-Б.

Руссо духом своим, конечно, отличается от оды Пиндара, сатира Ювенала от сатиры Горация„,Освобожденный Иерусалим" от „Энеиды", однако ж все они принадлежат к роду классическому», — писал А. С. Пушкин в 1825 году, предлагая далее относить к классической поэзии «те стихотворения, коих Формы известны были грекам и римлянам», а к романтической поэзии — «те, которые не были известны древним, и те, коих ' Плаксив В.

Учебный курс словесности с присовокуплением <...> краткой теории изяшных искусств и примеров во всех родах прозаических и поэтических сочинений. СПб., 1844. Кн. 2. С. 113 — 115. Н. Ю. Алексеева. руа кая ода 28 прежние формы изменились или заменены другими».' Различие сегодняшнего понимания формы, к которой относят все внешние признаки произведения, от старинного понимания формы, выраженного Пушкиным, проявляется в ином, чем у Пушкина, восприятии форм од Руссо и Пиндара. Сегодня между формой од древнего и нового поэтов видится не меньше различий, чем между «духом» их од.

Оды Пиндара имеют трехчленное деление: строфа, антистрофа и эпод, причем строфы и антистрофы изометричны, большая часть од Руссо написана десятистишной строфой 8-сложника, другие оды — сапфической строфой. Но для Пушкина, как и для его современников и предшественников, различие в характере строф Пиндара и Руссо представлялось менее существенным, чем то, что и Пиндар, и Руссо писали свои оды строфами.

Приведенное Пушкиным в этой же статье перечисление классических форм, куда относятся все известные жанры, включая оду, лишь подтверждает намеченную нами логику поэтологической мысли эпохи:жанр и форма (род поэмы, род стихотворения и род стиха) хотя и не тождественны, но столь близки, что сами термины могут взаимозамещаться. Примерно так же, как Пушкин, мыслил Тредиаковский, когда описание формы стихотворения, приличествующей разного «рода поэмам», сокра1цал до указаний их рода стиха. Так, просеетическал поэма (стихотворение, содержащее просьбу, моление) «может сочиняема быть и гексаметрами, и строфами», то есть может быть написана и в жанре эпистолы, и в жанре оды, а схоластическая, или симпосиастическая, поэма (стихотворение, описывающее пир) «может быть и лирическая, и героическая», то есть ее можно сочинять и в форме оды, и в форме эпического стихотворения.' Эти указания для Тредиаковского, несомненно, синонимичны, они одновременно заключают в себе указание и на жанр, и на форму, и на род стиха.

Синонимию терминов ода, строфа, лирический стих отражают и названия од Ломоносова. Так, оду 1752 года он назвал не одой, а «поздравлением <...> лирическим стихом изображенным».' ~ Пушкин А. С. О поэзии классической и романтической о' Пушкин А. С. Полн. собр. сочс В 17 т. 1М«Л.]: Изд-во АН СССР, 1949. Т. 1!. С. 36. т Тредиаковский В. Способ к сложению российских стихов. С. 151. з 'Руомоносов М. В.] Всепресветлейшей, державнейшей великой государыне императрипе Елисавете Петровне <...> во изъявление истинного усердия и радости всеподданнейшее поздравление лирическим стихом пзобра- Введение 29 В европейской поэтической традиции закрепленность определенного «рода стиха» (формы) за «родом поэмы> восходит к Аристотелю, описывающему гекзаметр как героический стих.

В России «иройскую» и «елегиньскую меру» первым упомянул Максим Грек,' затем век спустя Мелетий Смотрицкий в последней части «Грамматики словенской» (1619), посвященной версификации. В параграфе «Колики суть стихов роди» Мелетий говорит о существовании «единнадесяти стихов родов», но называет лишь семь «изряднейших» из них. Таковы суть «екзаметр, или иройский, пентаметр, или елегийский, ямвийский, сафийский, фалейский, или единнадцатисложный, гликонский, хориямвийский, асклипианский»." И позднее, в течение ХЪ'П вЂ” Х'ЧП1 веков, термин «род стихов» не всегда распадался, как в некоторых латинских поэтиках, на понятия «род поэмы» и «род стиха», а часто стягивал к себе оба значения.

Так, Симеон Полоцкий сообщает, что «преведох псалмы славенския на различныя стихов роды»,' понимая под этим, по-видимому, одновременно как разные размеры стиха, так и разные жанры, представленные в его «Псалтири рифмотворной» (1680). Этот же термин использует спустя еще век автор описания торжеств, проходивших в Сенекой семинарии в апреле †сентяб 1784 года: «...по окончании пения поэзии ученики читали разных родов стихи».' Стихотворения в описании отсутствуют, но судя по аналогичным «торжествам муз» других семинарий, публиковавшимся в 1770 — 1780-е годы, это могли быть канты, оды, эпиграммы, сонеты и рондо, то есть стихотворения тех жанров, которые преподавались в эти годы в семинариях.

Двусмысленность термина «род стиха», сосуществующего с более определенным в нашем понимании и потому более нас устраивающим термином «род поэмы», или «род стихотворения», или жанр, сохранялась женное всенижайше приносит всеподданнейший раб Михайло Ломоносов. СПо., при имп. АН, ноября 23 дня 1752. ' Смс Перетц В, П. Историко-литературные исследования и материалы.

СПб., 1900. Т. 1. С. 3 — 4. ~ Мвлетий Смотрицкий. О степенях стихотворной меры // Мелетьй Смотрицький. Грамматики славенския правнлное синтагма. Вш. В. В. Н1мчук. Киэв, 1979. Л. 79 об, Симеон Полоцкий. Избранные сочинения / Подгот. текста и коммент. И П. Еремина. Мл Л., 1953. С.

213. " Торжество Севских муа апреля 22, июня 30 и сентября 23 дней 1784 года. М., 1784. С. 12. Н. Ю. Алексеева. Русская ода зо в продолжение всей жизни старой теории поэзии не по недостатку продуманности и упорядоченности. В самой этой двусмысленности реализовывалась важная для старой системы поэзии некоторая все же неясность, недосказанность в понимании соотношения жанра и формы. Термин «родстиха», особенно не в поэтиках, а в менее обязывающих высказываниях, мог подразумевать «род поэмы», но прямо об этом нигде не говорилось.

Можно было сказать, что «поэзии ученики» читали оды, элегии и рондо, а можно было — что они читали строфы, элегические стихи и стихи чертырехстопного ямба с определенной рифмовкой (рондо), и это было одним и тем же. В этой кажущейся размытости есть условность, сама по себе возможная лишь при определенности внутри культуры известных понятий. Лишь тогда, когда род стиха равен или почти равен роду стихотворения (поэмы), можно не уточнять, что имеется в виду. А это в свою очередь возможно при закрепленности определенной формы за жанром и при ее неизменности. В приведенном суждении Пушкина о классических жанрах нов сам термин «форма», не так давно усвоенный русской теорией, но само понимание «рода поэмы» как в первую очередь ее формы старо. Как старо и понимание формы оды на основании одного ее признака — строфы.

Различие видов строф вторично и ни Тредиаковским, ни Пушкиным не оговаривается. Строфа выступает как род стиха, по своей соотнесенности с определенным жанром (одой) согюставимого с гекзаметром. Важное, а иногда и определяющее значение формы в понимании жанра старыми теоретиками поэзии не только не имеет ничего общего с формализмом ХХ века, но прямо ему противопоставлено. В отличие от формализма значимость формы в старом понимании поэзии определяется нерасторжимостью ее с содержанием. Меру слияния формы и содержания в старой поэзии доказывает от обратного явление бурлеска, комический эффект которого построен лишь на наполнении устойчивой формы, эпопеи, непристойным для нее содержанием, явление в постклассицистической литературе невозможное.' Определяющее значение формы способствовало ее консервации, сохранению ее неизменности, а это в свою очередь слу- 1 Многочисленные пастиши Х1Х вЂ” ХХ вв., хотя несколько и схожи с бурлеском, все же основаны на хорошем знакомстве с конкретным произведением, а не на знании механизмов жанра как такового.

Введение 31 жило гарантом сохранения самого жанра. Желание русских поэтов закрепить определенное содержание за определенной формой обнаруживается в поэзии конца 1750 — начала 1760-х годов, в период интенсивной работы по созданию классицистических жанров: элегии, идиллии, басни, неторжественной оды. Поиск новой адекватной силлабо-тонической формы для классических жанров отвечал старому пониманию соотношения формы и содержания, заключающемуся в обретении оптимальной для данной темы формы и ее консервации.

Едва ли Херасков и Сумароков осознавали, что за их пониманием стоит учение о форме неоплатоников и само оно восходит к Платону. Неизменность форм искусства, утверждаемая Платоном,' находится в полном соответствии самому платоническому пониманию природы искусства. Однажды верно отраженная идея воплощается в соответствующую ей форму. А поскольку идеи вечны и неизменны, всякое повторное отражение не может изменить раз найденную форму, и всякий поиск формы есть нечто внешнее и чуждое как самой идее, так и воплотившей ее форме. Отсюда в поэзии нет времени: древние поэты постигали те же идеи и воплощали их в те же формы, что и новые. Важность формы в глазах старых теоретиков и поэтов определялась тем, что она вторична, в ней лишь воплощается идея, и именно поэтому форма предопределена и неизменна.