Фукуяма конец истории (966859), страница 33

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 33)

нежеланием Москвы признавать ответственность НКВД за массовое убийство

польских офицеров в Катынском лесу осенью 1940 года. Одним из первых актов

"Солидарности" после вхождения в правительство в результате соглашения

"круглого стола" весной 1989 года было требование от Советов полного отчета

о катынских убийствах. Аналогичный процесс происходил и в самом Советском

Союзе, где многие пережившие сталинские годы требовали отчета от тех, кто

совершал преступления, и реабилитации жертв. "Перестройка" и политические

реформы не могут быть поняты отдельно от желания просто рассказать правду о

прошлом и восстановить достоинство тех, кто бесследно исчез в ГУЛАГе. Гнев,

который смел бессчетное число местных партийных чиновников в 1990--1991 гг.,

был вызван не только экономическими тяготами, но и коррупцией и надменностью

-- как было с первым секретарем Волгоградского обкома, которого прогнали с

треском за то, что он из партийных средств купил себе "вольво".

Режим Хонеккера в Восточной Германии был критически ослаблен рядом

событий 1989 года: кризис беженцев, когда сотни тысяч бежали в Западную

Германию, потеря советской поддержки, и наконец -- падение Берлинской стены.

И даже в этот момент еще не было ясно, что социализм в Восточной Германии

умер. Окончательно отстранили от власти СЕПГ и дискредитировали ее новых

лидеров Кренца и Модрова разоблачения о роскоши личной резиденции Хонеккера

в пригороде Вандлитца.²⁸⁶ Строго говоря, невероятный гнев,

вызванный этими разоблачениями, был несколько иррационален. Много претензий

можно было бы предъявить коммунистами Восточной Германии, и прежде всего --

отсутствие политической свободы и низкий уровень жизни по сравнению с

Западной Германией. Сам же Хонеккер не жил в современном варианте

Версальского дворца; его дом вполне мог бы принадлежать зажиточному бюргеру

Гамбурга или Бремена. Но хорошо известные и давно выдвигаемые обвинения

против коммунизма в Восточной Германии и близко не вызвали такой

тимотической ненависти у простых восточных немцев, как вид резиденции

Хонеккера на телеэкране. Невероятное лицемерие, разоблаченное этим показом,

со стороны режима, декларировавшего свою приверженность равенству, глубоко

оскорбило чувство справедливости у людей, и его хватило, чтобы они вышли на

улицы, требуя окончательного отстранения коммунистов от власти.

И наконец пример Китая. Экономические реформы Дэн Сяопина открыли

целиком новые горизонты экономических возможностей для молодых китайцев,

повзрослевших в середине восьмидесятых годов. Они могли начинать свое дело,

читать иностранные газеты и учиться в США и западных странах впервые со

времени революции. Студенческие волнения в этом климате экономической

свободы выдвигали, конечно, экономические требования, особенно касающиеся

растущей инфляции конца восьмидесятых, которая постепенно разъедала

покупательную способность большинства горожан. Но в реформированном Китае

куда больше стало динамизма и возможностей, чем было под правлением Мао, и

особенно для привилегированных детей элиты из университетов Пекина, Сианя,

Кантона и Шанхая. И все же именно эти студенты вышли на демонстрацию за

расширение демократии -- сперва в 1986 году, потом весной 1989 года в

годовщину смерти Ху Яобана. В ходе протеста они выражали гнев по поводу

отсутствия у них голоса и недовольство партией и правительством за то, что

их не хотят признавать и не прислушиваются к их справедливым жалобам. Они

хотели личной встречи с Дэн Сяопином, Чжао Цзянем или кем-нибудь из высших

руководителей и требовали, чтобы их участие в политической жизни было

институционализировано. Неясно было, хотят ли они, чтобы эта

институционализация приняла форму представительной демократии, но основное

их требование было таково, чтобы их принимали всерьез как взрослых, мнение

которых заслуживает определенного уважения и рассмотрения.

Все эти примеры из коммунистического мира так или иначе иллюстрируют

действие жажды признания. И реформы, и революция были предприняты ради

политической системы, которая должна была институционализировать

универсальное признание. Но более того, критическую роль катализатора

революционных событий сыграл тимотический гнев. Люди выходили на улицы

Лейпцига, Праги, Тимишоары, Пекина или Москвы не для того, чтобы потребовать

себе "постиндустриальную экономику", и не для того, чтобы магазины были

полны продуктов. Их пассионарный гнев был вызван реакцией на относительно

мелкие проявления несправедливости -- вроде ареста священника или отказа

высокопоставленных чиновников принять список требований.

Впоследствии историки интерпретировали такие явления как вторичные, или

спусковые причины, которыми они и являются, но от этого не становятся менее

необходимыми для запуска цепи событий окончательной революции. Революционные

ситуации не могут наступить, если нет хотя бы горстки людей, готовых

рискнуть жизнью и комфортом ради высокого дела. Необходимая для этого

храбрость не может исходить из той части души, что ведает желаниями, но

должна произойти из тимоса. Человек желания, Человек Экономический, истинный

буржуа, будет вести внутренние "расчеты затрат и выгод", которые всегда

дадут ему причину "работать внутри системы". И только тимотический человек,

человек гнева, ревнующий за собственное достоинство и за достоинство своих

сограждан, человек, который ощущает, что его ценность составляет большее,

чем комплекс желаний, из которых складывается физическое существование, --

только такой человек может встать перед танком или цепью солдат. И часто

бывает так, что без таких мелких актов храбрости в ответ на мелкие акты

несправедливости куда большая цепь событий, ведущих к фундаментальным

изменениям, так и не будет запущена.

17. ВЕРШИНЫ И БЕЗДНЫ ТИМОСА

Человек не стремится к счастью, это свойственно только англичанину.

Ницше,"Сумерки идолов"²⁸⁷

До сих пор свойственное человеку ощущение самоценности и требование,

чтобы ее признавали, было представлено как источник благородных доблестей --

храбрости, великодушия, общественного духа, как фундамент сопротивления

тирании, как причина для выбора либеральной демократии. Но жажда признания

имеет и свою темную сторону, ту сторону, которая многих философов привела к

мнению, что тимос есть источник человеческого зла.

Изначально тимос у нас возник как оценка человеком собственной

ценности. Пример зеленщика из Гавела показывает, что это чувство

самоценности часто связано с ощущением, что человек есть "более чем"

собрание своих естественных желаний, что он способен действовать по

моральным побуждениям, способен на свободный выбор. Эта довольно скромная

форма тимоса может быть названа ощущением самоуважения, или, пользуясь

модным теперь языком, самооценки. Она свойственна в той или иной степени

практически всем людям. Иметь умеренное чувство самоуважения, очевидно,

важно каждому, важно для способности функционировать в мире и для получения

удовлетворения от жизни. Согласно Джоан Дидион, это то, что позволяет нам

сказать другим "нет" без угрызений совести.²⁸⁸

Существование морального измерения человеческой личности, постоянно

оценивающего себя и других; все же не означает, что при этом будет

наблюдаться какое бы то ни было согласие относительно сути морали. Если мир

будет состоять из тимотических, моральных личностей, они будут постоянно

расходиться и спорить, и гневаться друг на друга по целой куче вопросов,

больших и малых. Поэтому тимос даже в самых скромных своих проявлениях есть

исходный пункт людских конфликтов.

Более того, нет гарантии, что самооценка человека останется в границах

этой "моральной" сущности. Гавел считает, что семя морального суждения и

чувства --"правильного" есть в каждом человеке, но если даже принята такое

обобщение, придется признать, что у одних это семя проросло гораздо меньше,

чем у других. Человек может требовать признания не только своей моральной

ценности, но и своего богатства, влияния или внешней красоты.

Что важнее, не существует причины думать, что все люди будут оценивать

себя как равных другим, Скорее они будут стремиться, чтобы их признали

высшими по отношению к другим, возможно даже, что на основании

действительной внутренней ценности, но скорее из-за раздутой и тщеславной

самооценки. Желание быть признанным высшим мы с этого момента будем называть

новым словом с древнегреческими корнями -- "мегалотимией". Мегалотимия может

проявляться и у тирана, порабощающего окружающих, чтобы они признали его

власть, и у концертирующего пианиста, который хочет, чтобы его считали самым

лучшим интерпретатором Бетховена. Противоположное качество назовем

"изотимией" -- это желание получить признание в качестве равного другим

людям. Мегалотимия и изотимия составляют два проявления жажды признания,

исходя из которой, можно объяснить исторический переход к современности.

Ясно, что мегалотимия для политической жизни -- страсть более чем

проблематическая, потому что если признание личности как высшей некоторой

другой личностью удовлетворительно, признание всеми личностями все же более

удовлетворительно. Тимос, впервые возникший как скромный вид самоуважения,

может проявить себя и как желание доминировать. Последнее же, темная сторона

тимоса, существовало, конечно, изначально в гегелевском описании кровавой

битвы за признание, поскольку жажда признания вызвала к жизни первобытную

битву и привела в конце концов к господству хозяина над рабом. Логика

признания в конечном счете привела к жажде универсального признания, то есть

к империализму.

Тимос, будь он представлен в скромной форме чувства собственного

достоинства зеленщика или в виде мегалотимии -- тиранического честолюбия

Цезаря или Сталина, -- был всегда центральным объектом западной политической

философии, даже если каждый мыслитель называл этот феномен своим термином.

Практически каждый, кто серьезно думал о политике и о проблемах

справедливого политического строя, должен был согласиться с моральной

неоднозначностью тимоса, пытаясь воспользоваться его положительными

аспектами и найти способ нейтрализовать отрицательные.

Сократ в "Государстве" вступает в продолжительную дискуссию о тимосе,

поскольку тимотическая сторона души оказывается критически важной для его

конструкции справедливого города "в речах".²⁸⁹ Этот город, как

любой другой, имеет внешних врагов и должен защищаться от возможного

нападения. В силу этого ему нужен класс защитников, храбрых и одушевленных

духом гражданственности, которые готовы поступиться своими материальными

желаниями и потребностями ради общего блага. Сократ не считает, что

храбрость или дух гражданственности могут возникнуть из расчета,

продиктованного просвещенным эгоизмом" Нет, они должны иметь свои корни в

тимосе, в праведной гордости класса защитников самим собой и своим городом,

а также в возможности иррационального гнева против тех, кто ему

угрожает.²⁹⁰ Таким образом, для Сократа тимос есть врожденная

политическая доблесть, необходимая для выживания любой политической

общины/поскольку он есть та сила, которая отвлекает человека от

эгоистической жизни желаний и заставляет стремиться к общему благу. Но

Сократ также считает, что тимос настолько же способен разрушить политическую

общину, насколько сцементировать ее. На это он намекает в различных местах

"Государства"" Например, когда сравнивает тимотического защитника со

свирепым сторожевым псом, который может покусать не только чужака, но и

хозяина, если он не выдрессирован как следует.²⁹¹ Поэтому

устроение справедливого политического строя требует и поощрения, и укрощения

тимоса, и большая часть первых шести книг "Государства" посвящена

правильному тимотическому воспитанию класса защитников.

Характеристики

Список файлов реферата