Фукуяма конец истории (966859), страница 28

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 28)

которое было усвоено многими демократическими обществами за пределами

Северной Америки, -- нам надо вернуться к политическим работам Гоббса и

Локка. Ибо хотя эти авторы предвосхитили многие из допущений Гегеля

относительно природы "первого человека", они -- и проистекающая от них

англосаксонская либеральная традиция -- совершенно по-иному подходят к

оценке жажды признания.

Томаса Гоббса сегодня знают в основном по двум моментам: его

характеристика естественного состояния как "одинокого, бедного, мерзкого,

зверского и голодного"; и его доктрина абсолютного монаршего суверенитета,

который часто подвергается неблагоприятному сравнению с более "либеральным"

утверждением Локка на право революции против тирании. Но хотя Гоббс никак не

был демократом в современном смысле слова, он определенно был либералом, и

его философия была первоисточником, из которого вырос современный

либерализм. Ибо это Гоббс первый установил, что легитимность правителей

вырастает из прав тех, кем правят, а не из божественного права королей и не

из естественного превосходства тех, кто правит. В этом отношении различие

между ним и автором американской Декларации независимости незаметно по

сравнению с пропастью, которая отделяет Гоббса от более близких к нему по

времени авторов, таких как Филмер и Хукер.

Гоббс выводит принципы права и справедливости из собственной

характеристики человека в естественном состоянии. Естественное состояние по

Гоббсу есть "вывод из Страстей", и оно могло никогда не существовать как

общий этап истории человечества, но латентно существует повсюду, где

распадается гражданское общество, -- и выходит на поверхность в таких

местах, как, например, Ливан после падения страны в гражданскую войну в

середине семидесятых. Как и кровавая битва Гегеля, естественное состояние

Гоббса описано, чтобы высветить состояние человека, возникающее из

взаимодействия наиболее постоянных и основных человеческих

страстей.²⁴⁹

Сходство между гоббсовским "естественным состоянием" и гегелевской

кровавой битвой поразительно. Прежде всего и то, и другое характеризуется

крайней степенью насилия: первичная общественная реальность -- это не любовь

или согласие, но война "всех против всех". И хотя Гоббс не пользуется

термином "борьба за признание", ставки в его исходной войне всех против всех

по сути те же, что и у Гегеля:

"Таким образом, мы находим в природе человека три основные причины

войны: во-первых, соперничество; во-вторых, недоверие; в-третьих, жажду

славы... [это третье заставляет людей нападать] из-за пустяков вроде: слова,

улыбки, из-за несогласия во мнении и других проявлений неуважения,

непосредственно ли по их адресу, или по адресу их родни, друзей, их народа,

сословия или имени".²⁵⁰

Согласно Гоббсу, люди могут сражаться из-за необходимого, но чаще они

сражаются из-за "ерунды" -- другими словами, за признание. Великий

материалист Гоббс кончает описанием, "первого человека" в терминах, не

слишком отличающихся от терминов идеалиста Гегеля. То есть страсть, прежде

всего и главным образом ввергающая людей в войну всех против всех, не есть

жадность к материальному приобретению, но стремление к удовлетворению

гордости и тщеславия немногих честолюбцев.²⁵¹ Для Гегеля "желание

желания" или поиск "признания" могут быть поняты не иначе как очередная

людская страсть, которую мы называем "гордость" или "самоуважением (когда

одобряем), либо "суетность", "тщеславие" или "amoure-propre" (когда

осуждаем).²⁵²

Кроме того, оба философа понимают, что инстинкт самосохранения есть в

некотором смысле наиболее сильная и наиболее общая естественная страсть. Для

Гоббса этот инстинкт вместе с "вещами, которые необходимы для удобной

жизни", есть страсть, наиболее сильно склоняющая человека к миру. И Гегель,

и Гоббс в первобытной битве видят фундаментальное противоречие между: с

одной стороны, гордостью человека или желанием признания, которые заставляют

его рисковать жизнью в битве за престиж, а с другой стороны -- его страхом

перед насильственной смертью, который склоняет смириться и принять жизнь

раба в обмен на мир и безопасность. И наконец, Гоббс признает точку зрения

Гегеля о том, что эта кровавая битва исторически приводит к отношениям

господина и раба, когда один из воюющих из страха за свою жизнь подчиняется

другому. Для Гоббса господство хозяев над рабами есть деспотизм, условие,

которое не выводит человека из естественного состояния, поскольку рабы

служат господам лишь под неявной угрозой силы.²⁵³

Где Гегель и Гоббс фундаментально расходятся -- это там, где

англосаксонская традиция либерализма совершает свой решительный поворот, то

есть в относительных моральных весах, придаваемых страстям гордости или

тщеславия ("признанию"), с одной стороны, и страху перед насильственной

смертью -- с другой. Гегель, как мы видели, считает, что воля рисковать

жизнью в схватке за чистый престиж и есть в некотором смысле то, что делает

человека человеком, основа человеческой свободы. Гегель в конечном счете не

"одобряет" неравные отношения хозяина и раба и отлично знает, что они и

примитивны, и подразумевают угнетение. Но он понимает, что это --

необходимый этап истории человечества, в котором обе части классового

уравнения, хозяева и рабы, сохраняют некое важное человеческое свойство.

Самосознание хозяина для него в определенном смысле выше и человечнее" чем

самосознание раба, потому что раб, покоряясь из страха смерти, не

поднимается над своей животной природой и потому менее свободен, чем хозяин.

Другими словами, Гегель находит нечто похвальное с моральной точки зрения в

гордости аристократа-воина, который по своей воле рискует жизнью, и нечто

недостойное в самосознании раба, который прежде всего стремится к

самосохранению.

С другой стороны, Гоббс не находит никаких моральных оправданий

гордости (точнее, тщеславию) аристократа-хозяина. И действительно, это

желание сражаться за "ерунду" вроде медали или знамени и является источником

всяческого насилия и несчастий человека в естественном

состояний.²⁵⁴ Для него сильнейшей из человеческих страстей

является страх насильственной смерти, а сильнейшим моральным императивом --

"законом природы"-- сохранение собственной жизни индивидуума. Самосохранение

есть фундаментальный моральный факт: все концепции справедливости и права

для Гоббса основаны на рациональной цели -- самосохранении, в то время как

несправедливость и кривда -- это то, что ведет к насилию, войне и

смерти.²⁵⁵

Главенство страха смерти -- вот что приводит Гоббса к современному

либеральному государству. В естественном состоянии, до установления

положительного закона и правления, "естественным правом" каждого является

охрана собственного существования, и оно дает человеку право применять для

этой цели любые средства, которые он сочтет нужными, в том числе и насилие.

Если у людей нет общего хозяина, неизбежным результатом явится война всех

против всех. Средством от анархии является правительство, созданное на базе

общественного договора, в котором человек соглашается "сложить с себя это

право на все и довольствоваться лишь той свободой по отношению к другим,

какую предоставляет им по отношению к себе". Единственным источником

легитимности государства является его способность защищать и охранять те

права, которыми пользуются индивидуумы как люди. Для Гоббса основным правом

человека является право на жизнь, то есть право каждого человека на охрану

его физического существования, и единственным легитимным правительством

будет то, которое может адекватно охранять жизнь и предотвратить возвращение

войны всех против всех.²⁵⁶

Однако мир и охрана права на жизнь бесплатно не даются. Основой

общественного договора по Гоббсу является соглашение, что люди взамен охраны

своей жизни поступаются, своей неправедной гордостью и тщеславием. Иными

словами, Гоббс требует, чтобы люди прекратили борьбу за признание, в

частности, борьбу за признание себя высшими на основе того, что они готовы

рисковать жизнью в битве за престиж. Ту сторону человеческого характера,

которая заставляет --человека показывать, что он выше других, стараться

доминировать, потому что его доблесть выше, благородный характер, который

борется против своих "слишком человеческих" ограничений, следует убедить в

безумии подобной гордости. Поэтому либеральная традиция, исходящая от

Гоббса, явным образом направлена на тех немногих, кто стремится преодолеть

свою "животную" натуру, и ограничивает этих людей во имя страсти,

составляющей наименьший общий знаменатель человека -- самосохранение. И

конечно, знаменатель этот общий не только для людей, но и для "низших"

животных. В противоположность Гегелю, Гоббс считает, что желание признания и

презрение к "всего лишь" жизни есть не начало свободы человека, а источник

его несчастья.²⁵⁷ Отсюда и название прославленной работы Гоббса:

объясняя, что "Бог наделил Левиафана великой силой и назвал его Царем

Гордых", Гоббс сравнивает свое государство с Левиафаном, поскольку он есть

"Царь всех детей гордости".²⁵⁸ Левиафан не удовлетворяет свою

гордость, но смиряет ее.

Расстояние от Гоббса до "духа 1776 года" и до современной либеральной

демократии очень невелико. Гоббс верил в абсолютную суверенность монарха не

из-за какого-либо наследственного права королей, но потому что считал, будто

в монарха может быть вложено нечто вроде народного согласия. Согласие

управляемых, считал он, может быть получено не только как сегодня, с помощью

свободных, тайных, многопартийных выборов на основе всеобщего избирательного

права, но и некоторым молчаливым образом, выраженным в желании граждан жить

под конкретным правлением и подчиняться его законам.²⁵⁹ Для

Гоббса существует очень четкая разница между деспотизмом и легитимным

правлением, хотя со стороны может показаться, что это одно и то же

(поскольку и то, и другое имеет форму абсолютной монархии): легитимный

правитель получает согласие народа, а деспот -- нет. Предпочтение правления

одного человека парламентской или демократической форме правления связано с

верой Гоббса в необходимость сильного правительства для подавления гордых, а

не с тем, что он отрицал принцип суверенности народа как таковой.

Слабость аргументов Гоббса в том, что легитимные монархи имеют

тенденцию сползать к деспотизму. Без институциональных механизмов

регистрации народного согласия (вроде выборов) иногда трудно заключить,

обладает ли данный конкретный монарх народным согласием. Поэтому Джону Локку

было относительно просто модифицировать учение Гоббса о монархическом

суверенитете в учение о суверенитете парламентском или представительном,

основанном на правлении большинства. Локк соглашался с Гоббсом, что

самосохранение есть самая основная страсть и что право на жизнь есть право

фундаментальное, от которого происходят все остальные. Хотя взгляд на

естественное состояние у него не такой жесткий, как у Гоббса, он согласен,

что это состояние склонно вырождаться в состояние войны или анархии и что

легитимное правительство возникает из потребности защитить человека от его

же насилия. Но Локк указывает, что абсолютные монархи могут нарушать право

человека на самосохранение, как бывает, когда король по произволу 'лишает

подданного имущества и жизни. Средством против этого будет не абсолютная

монархия, но ограниченное правление, конституционный режим, обеспечивающий

защиту основных человеческих прав граждан, причем власть его исходит из

согласия управляемых. Согласно Локку, гоббсовское естественное право на

самосохранение подразумевает право на революцию против тирана, который

Характеристики

Список файлов реферата