02 Камень слёз (947163), страница 65
Текст из файла (страница 65)
Кэлен выбирала дорогу, а Чандален держался чуть сзади, на расстоянии полушага. Она не останавливалась осмотреть трупы. Все люди погибли одной смертью: были убиты в бою.
— Они проиграли, потому что врагов было много, — тихо сказал у неё за спиной Чандален. — Много, как ты говоришь, тысяч. Защитники были обречены.
— Почему ты так думаешь?
— Они все лежат между домами. Там неудобно драться, но, когда врагов много, это единственный способ: в этих проходах они не могут навалиться все сразу. Они мешали бы друг другу, а копья их были бы бесполезны.
Когда враг превосходит тебя численностью, остаётся только не давать ему развернуться и постоянно нападать со всех сторон, чтобы он не знал, откуда ждать следующего удара. Именно так и поступили защитники. Они понимали, что нельзя делать то, чего ждёт от тебя враг.
Кроме того, я вижу здесь не только солдат, но и стариков и детей. А старики и дети не станут драться вместе с Чандаленом, пока не увидят, что дело плохо и я окружён многими врагами. Для воина победить врага в одиночку — высочайшая доблесть. Дети и старики не станут унижать его помощью, если врагов не слишком много.
Кэлен понимала, что Чандален прав. Каждый видел, что произошло под стенами города. Люди знали, что поражение означает смерть. Но они полегли, словно трава под ветром. Когда Кэлен и Чандален добрались до того места, где когда-то стояли древние стены, трупов стало ещё больше.
Видимо, здесь, на возвышенности, защитники города вступили в последнюю, решающую схватку, но удача отвернулась от них. Они проиграли.
Среди убитых не было ни одного чужого, только эбиниссцы. Кэлен знала, что многие народы верят, что, оставив убитых на поле боя, они лишат себя удачи в будущих битвах и обрекут души погибших на возмездие со стороны побежденных.
Впрочем, это касалось только удачных сражений. Если битва проиграна, погибших как раз следует оставить и тогда всё будет наоборот.
Поскольку нападающие, несомненно, унесли своих мертвецов с собой, круг подозреваемых резко сужался. Народов, разделяющих это поверье, было не так уж много и первым в этом списке стояло одно хорошо знакомое Кэлен государство.
Обогнув опрокинутую повозку и груду рассыпанных дров, Чандален изумленно уставился на вывеску с изображением зелёной ветки и ступки с пестиком.
Прикрыв ладонью глаза от солнца, он вгляделся в тёмный провал разбитого окна:
— Что это?
— Лавка травника, — ответила Кэлен, проходя вслед за ним в чёрный дверной проём. Сорванная с петель дверь валялась поодаль. Под ногами хрустели осколки стекла и засушенные растения, превратившиеся теперь в бесполезную кашу. Уцелели всего две баночки с какими-то мазями, все остальные были разбиты. — Люди приходили сюда за целебными травами и другими лекарствами.
Стенной шкаф в углу состоял из сотен маленьких выдвижных ящичков, ручки которых потемнели от бесчисленных прикосновений. В основном все они были выпотрошены; их содержимое валялось на полу, раздавленное тяжёлыми сапогами, но некоторые ящички уцелели.
Чан-дален присел на корточки и принялся поочередно выдвигать их. Он с интересом смотрел, что там внутри, а потом аккуратно задвигал на прежнее место.
— Ниссел была бы... Как это по-вашему? «Расстроена»?
— Расстроена, — подтвердила Кэлен.
— Да, расстроена тем, что так много целебных растений погибло. Это преступление — уничтожать то, что может помочь людям.
Кэлен смотрела, как он выдвигает и задвигает ящички.
— Преступление, — безучастно согласилась она.
Чандален выдвинул очередной ящичек и замер. Несколько мгновений он смотрел на него, не веря своим глазам, а потом осторожно вынул пучок крошечных листьев, перевязанных ниткой. Листья были тёмно-зелёные с малиновыми прожилками.
— Квессин-доу, — прошептал он, удивлённо присвистнув.
Глаза Кэлен уже привыкли к полумраку и она внимательно осмотрелась. В лавке не было трупов. Возможно, хозяину удалось улизнуть, но скорее всего он погиб, сражаясь на улицах города.
— Что такое «квессин-доу»?
— Лекарство, — завороженно глядя на листья, ответил Чандален. — Квессин-доу может спасти тебя, когда по ошибке проглотишь десятишаговый яд. А если действовать быстро, то можно выжить, даже когда ты ранен отравленной стрелой.
— Как можно проглотить его по ошибке?
— Этот яд делается из пережёванных листьев банду. Их надо жевать очень долго, пока они не превратятся в пасту. При этом можно случайно проглотить немного, а если делать яд часто, то всё равно заболеешь.
Чандален развязал кожаный мешочек, висевший у него на поясе и достал небольшую коробочку, плотно закрытую крышкой. Внутри была темная масса.
— Это десятишаговый яд, которым мы смазываем свои стрелы. Если проглотить его совсем чуть-чуть, то сильно заболеешь. Если побольше, будешь болеть долго, а потом умрёшь. Ну, а тот, кто по неосторожности проглотил слишком много, умирает сразу. — Чандален спрятал коробочку обратно в мешочек.
— Значит, квессин-доу может спасти человека? — Чандален кивнул. — Ну, а если ты ранен десятишаговой стрелой? Разве ты успеешь принять противоядие?
— Когда как. Иногда можно просто случайно поцарапаться своей же стрелой и тогда, конечно же, успеешь съесть квессин-доу. Раньше наши охотники всегда носили с собой несколько листьев. Но даже если ты ранен врагом, ещё не всё потеряно. Десятишаговая стрела хороша, когда попадает в шею. Тут уже ничего не поможет. Но если стрела попала в ногу, яд действует медленнее.
А ещё бывает, что на стреле яда меньше, чем надо, например, если её слишком часто использовали. Тогда он действует ещё медленнее. В старину перед схваткой наши воины специально ели квессин-доу и стрелы врагов были им нипочём.
Чандален печально покачал головой.
— Беда только в том, что эти растения — большая редкость. Когда в последний раз мы покупали точно такой же пучок, каждому охотнику, чтобы расплатиться, пришлось сделать по три лука и два раза по пять стрел, а женщинам — очень много посуды.
Но те листья давно уже кончились, а люди, которые нам их продали, не могут найти новых. Листья просто исчезли. Два человека умерли от яда с тех пор. Если бы кто-нибудь принёс в наше племя такой пучок, мы бы щедро ему заплатили...
Кэлен смотрела, как он почтительно кладет листья на прежнее место.
— Возьми их, Чандален. Отдай своему народу. Здесь они уже никому не помогут.
Он медленно задвинул ящичек в шкаф.
— Я не могу. Нехорошо брать чужое, даже если этот человек умер. Они не принадлежат моему племени. Они принадлежат тем, кто жил здесь.
Кэлен присела рядом, открыла ящичек и подняла с пола маленькую тряпицу.
Завернув в нее листья, она протянула сверток Чандалену:
— Возьми. Я знаю жителей этого города и расплачусь с ними за то, что взяла. А, поскольку я собираюсь расплатиться, сейчас они принадлежат мне. Возьми. Я дарю их твоему племени за те неприятности, которые я вам причинила.
Чандален озабоченно посмотрел на сверток.
— Для подарка это слишком ценная вещь. Делая такой подарок, ты налагаешь обязательства на моё племя.
— Тогда считай это платой за то, что вы с Приндином и Тоссидином охраняете меня в пути. Вы рискуете жизнью, но больше мне нечем вам заплатить. У вашего племени нет передо мной никаких обязательств.
Нахмурившись, Чандален некоторое время размышлял, потом взял свёрток и, подбросив его на ладони, положил в мешок. Затянув мешок сыромятным ремнём, он встал.
— Ты заплатила нам за то, что мы проводим тебя в Эйдиндрил и кроме этого, мы тебе ничего не должны.
— Ничего, — кивнула Кэлен.
Они снова пошли по молчащим улицам, мимо высоких домов, мимо лавок и постоялых дворов. Каждая дверь была взломана, каждое окно — разбито.
Осколки стекла, словно застывшие слёзы, сверкали на солнце. Орды захватчиков прошли сквозь каждое здание, сметая на пути всё живое.
— Как удавалось такому количеству людей жить в одном месте и не голодать? Им не хватило бы ни дичи в горах, ни полей для посевов.
Кэлен постаралась взглянуть на город глазами Чандалена. Конечно, для него это загадка.
— Горожанам вовсе не обязательно всем охотиться или работать на полях. У каждого есть своё ремесло.
— У каждого? Как это?
— Это значит, что каждый занимается чем-то одним. А то, чего не может сделать сам, он покупает за золото или серебро.
— А где он берет это золото и серебро?
— Ему дают те, кто покупает у него вещи, которые он производит.
— А у них откуда оно берется?
— Они тоже умеют делать какие-то вещи и за них им тоже платят.
Чандален скептически усмехнулся:
— А почему они не меняются? Это же гораздо проще.
— Ну, по сути, это и есть обмен. Допустим, мне нужен твой лук, но у меня нет ничего, что нужно тебе. Я даю вместо этого деньги — такие кружочки из золота и серебра, а ты покупаешь на них то, что тебе необходимо.
— Деньги, — повторил Чандален, словно пробуя новое слово на вкус и недоверчиво покачал головой. — Зачем же тогда людям работать? Почему бы им просто не пойти и не взять себе столько этих самых денег, сколько им нужно?
— Некоторые так и делают. Они добывают золото и серебро. Но это очень тяжёлый труд. Золото трудно найти и его надо выкапывать из-под земли.
Именно потому, что золото — редкость из него делают деньги. Если бы его было так же легко отыскать, как овёс или песок, никто не стал бы на него меняться. Деньги потеряли бы цену, наша система обмена бы рухнула и люди начали голодать.
Чандален нахмурился и остановился.
— А как выглядит это золото и серебро, о которых ты говоришь?
Кэлен не остановилась вместе с ним и ему пришлось ускорить шаги, чтобы её догнать.
— Золото... Помнишь медальон, который вождь бантаков отдал Племени Тины в знак мира? Вот он сделан из золота. — Чандален кивнул и понимающе хмыкнул.
— Кстати, — на этот раз остановилась уже Кэлен. — Ты, случайно, не знаешь, откуда у бантаков столько золота?
— Еще бы! — отозвался Чандален, разглядывая черепичные крыши домов. — Это мы им даём.
— Что?! — воскликнула Кэлен и, схватив его за руку, развернула к себе. Что значит «мы им даём»?
Чандален вздорогнул. Он не любил, когда её рука — рука Исповедницы — касалась его. Если она вздумает освободить свою силу, его не спасёт даже стальная броня, не то, что тонкая волчья шкура. Кэлен убрала руку и он вздохнул с явным облегчением.
— Чандален, а где Племя Тины берёт столько золота? Он посмотрел на неё, как на ребёнка, который спросил, откуда берётся грязь.
— Из ям, конечно. На севере наших владений, где земля каменистая и сухая, есть глубокие ямы. Там и лежит золото. Это плохое место. Воздух горячий и нездоровый. Если долго сидеть в этих ямах, умрёшь. Золото лежит глубоко, на самом дне. Жёлтый металл. Слишком мягкий, чтобы делать из него оружие, поэтому нам он не нужен.
Чандален подтвердил свои слова пренебрежительным взмахом руки.
— Но бантаки говорят, что духам их предков нравится смотреть на жёлтый металл и поэтому мы разрешаем им приходить туда и лезть в ямы, чтобы они могли угодить своим духам, когда те приходят в наш мир.
— Чандален, а другие племена знают об этих ямах?
Он пожал плечами:
— Мы не пускаем к себе чужаков. И потом, я же говорю, для оружия этот металл слишком мягкий. Кому он нужен? Правда, бантакам он нравится и они дают нам хорошие вещи за то, что мы разрешаем им его брать. Но даже они много не берут, потому что это очень плохое место. Никто не полезет туда по доброй воле, кроме бантаков, которым надо умилостивить своих предков.
Как ему объяснить, если он понятия не имеет об устройстве внешнего мира?
— Чандален, вы никогда не должны использовать это золото.
На лице его отразилось естественное непонимание человека, который уже объяснил, что это золото никому, кроме бантаков, не нужно.
— Ты можешь думать, что оно бесполезно, но другие люди готовы убивать, чтобы завладеть им. Если кто-нибудь узнает, что на вашей земле есть золото, он сделает всё, чтобы отнять его. Жажда золота лишает людей разума. Все люди Тины будут убиты.
Чандален выпрямился и гордо ударил себя в грудь.
— Я и мои воины защитим наше племя! Мы прогоним любых чужаков.
Кэлен обвела рукой сотни и сотни трупов, лежащих вокруг:
— А если их будет много? Если их будут тысячи? — Чандален плохо представлял себе количество людей, населяющих Срединные Земли. — Они не остановятся, пока не сметут вас.
Чандален проследил взглядом за её рукой и нахмурился. Его самоуверенность улетучилась.
— Духи предков предупреждали нас, что нельзя никому говорить о ямах с нездоровым воздухом. Мы позволяем приходить туда только бантакам и никому больше.
— Смотрите не забывайте об этом, — сказала Кэлен, — иначе многим захочется его отнять.
— Плохо брать то, что тебе не принадлежит, — назидательно произнес Чандален и Кэлен сокрушённо вздохнула. — Если я сделаю лук для обмена, все будут знать, что это моя работа, потому что это будет очень хороший лук. Если кто-нибудь отнимет его, каждый поймёт, где он его взял. Вора поймают и заставят вернуть мне лук. А деньги? Разве можно определить, кому они принадлежали раньше?
Кэлен ломала голову, как объяснить Чандалену такие вещи. Впрочем, это помогало хотя бы не смотреть по сторонам. Улица, по которой они шли, была буквально усеяна трупами.
— Действительно, трудно. Поэтому люди тщательно охраняют свои деньги и наказание за воровство бывает весьма суровым.
— Что значит — суровым?