16-17 (815684), страница 4
Текст из файла (страница 4)
Практическая проблема продолжала развиваться, сохраняясь как таковая. Но постепенно в процессе исторического развития на основе практических проблем и практических же идей возникают познавательные проблемы и познавательные же идеи. Если раньше проблема выступала в форме вопроса о том, как это сделать, то теперь встает вопроса, как это было сделано? И только в дальнейшем наконец исчезает понятие творца и вопрос приобретает новую форму: как это устроено и как это возникло?
Эти вопросы могли затронуть и затронули не только область повседневной практической деятельности людей, но и более широкую сферу действительности, включая самые различные явления природы и общества. И как ответ на него возникло, помимо всего прочего, такое явление духовной жизни людей, которое принято именовать мифом. Не вдаваясь ни в какие подробности, ибо это увело бы слишком далеко от основной темы, ограничусь здесь лишь резюме моих работ, посвященных этому сюжету0.
В своей исходной первоначальной форме миф (греч. μῦθος — слово, сказание, предание) есть передающееся от поколения к поколению повествование, в котором те или иные природные или социальные явления истолковываются и объясняются как результаты действий определенных персонажей — героев этого рассказа, живших в особом прошлом времени. Эти мифические персонажи, которые обычно именуются культурными героями, ввели ныне существующие нормы, обычаи, ритуалы, изобрели определенные орудия, подчинили какие-то природные силы, например, огонь, создали те или иные природные явления.
Каждый миф, таким образом, содержит более или менее разработанную идею, объединяющую и объясняющую определенные интересующие людей факты, причем идею по своей внешности эссенциальную, в результате чего сам миф в целом по форме выглядит чуть ли не как теория. Но сущность явлений, нарисованная в мифе, является не реальной, а иллюзорной. Поэтому данная идея, будучи по форме эссенциальной, по сути таковой не является, и миф, разумеется, ни в коей мере не есть теория. Он — своеобразный примитивнейший аналог теории, такой, который в отличие от настоящей теории дает не истину о сущности явлений, а лишь иллюзию истины.
Познавательная проблема, также как и практическая, включает в себя два момента. Первый — осознание того, что мы чего-то не знаем, точнее, что мы чего-то не понимаем и не в состоянии объяснить. Проблема — всегда прежде всего знание о нашем незнании, понимание отсутствия понимания. Второй момент — вытекающая из первого момента задача — понять, прийти к пониманию этого чего-то и тем самым объяснить его. А для этого нужна новая идея. Познавательная идея возникает на ответ на познавательную проблему.
Развитие научного, и не только научного знания невозможно без постановки проблемы. Поставить проблему — означает понять, что мы чего-то не знаем, чего-то не понимаем. А это не так-то просто. Большинству не только обычных людей, но и рядовых ученых нередко всё кажется в основном уже известным и понятным.
Вот что, например, рассказывает со слов М. Планка академик Абрам Федорович Иоффе (1880–1960). Когда Планк представил к защите в Мюнхене работу на звание доцента, он направился к заведующему кафедрой физики Жолли и сообщил о своем намерении посвятить себя теоретической физике. На это Жолли сказал: «Молодой человек, зачем вы хотите испортить себе жизнь, ведь теоретическая физика уже в основном закончена, дифференциальные уравнения, решены, остается рассмотреть отдельные частные случаи с измененными граничными и начальными условиями. Сто́ит ли браться за такое бесперспективное дело?» 0.
«И, — говорил И. П. Павлов, — победа великих умов в том и состоит, что там, где обыкновенный ум считает, что им всё понято и изучено, великий ум ставит себе вопрос: „Да действительно ли всё понято, да в самом деле ли это так?“. И сплошь и рядом одна уже такая постановка вопроса есть преддверие крупного открытия» 0.
На огромное значение постановки проблемы указывал в своей «Автобиографии» (1939) и посмертно изданной «Идее истории» (1946) известный английский историк и философ Робин Джордж Коллингвуд (1889–1943). «Научные историки, — писал он, — изучают проблемы — они ставят вопросы и, если они хорошие историки, задают такие вопросы, на которые можно получить ответ» 0.
5. Идея и суждение
5. Идея и суждение
Так как существуют различные виды идеи, то и возникают они по-разному. Однако при всех различиях в генезисе всех идей есть нечто общее, что их всё роднит и в то же время отличает от суждений. Новые суждения выводятся из одного или нескольких уже известных суждений.
Факты существуют в сознании в оболочке суждений. С этим связан отстаиваемый некоторыми философами взгляд на факты как на истинные суждения. Идеи тоже внешне выражаются в суждениях. В этом коренится взгляд на идею как на суждение или совокупность и даже систему суждений. Отсюда попытки представить возникновение идеи как процесс выведения общего суждения из других, единичных или особенных суждений, т. е. как индукцию. Этот взгляд совершенно ошибочен во всех отношениях.
Как уже указывалось выше, он находится в полном противоречии со всеми имеющимися данными. Ошибочно представление о факте как истинном суждении. Хотя любая идея действительно может быть выражена только в суждениях, она не представляет собой ни суждения, ни набора суждений, ни системы суждений. Она есть определенная система понятий разума, интеллектуалий. Нужно совершенно четко различать идею как систему интеллектуалий и ее изложение — идеетекст, которой всегда представляет собой набор суждений, состоящих из словопонятий, рационалий.
Но если об идее ни неопозитивисты, ни постпозитивисты нечего не говорят, ибо такая категория в их понятийном аппарате полностью отсутствует, как нет в нем и понятия холии, то объявляя себя философами науки, они не могут обойтись без понятия теории. И теорию они понимают как высказывание, предложение или совокупность или даже систему высказываний, предложений. Но хотя теория действительно может быть выражена только в суждениях, состоящих из рационалий, она ни в коей мере не состоит из суждений. Она — как и холия, как и идея — всегда есть система понятий разума, интеллектуалий.
Именно то обстоятельство, что все формы разумного мышления: и идея, и теория, и холия выражаются в суждениях, являющихся формой рассудочного мышления, имеет своим следствием сведение всех их к суждениям, и, тем самым, разумного мышления к рассудочному мышлению. Наиболее наглядно это проявляется у неопозитивистов и постпозитивистов. Они совершенно не замечают бытия разумного мышления вообще, существования идеи в частности. Для них существует одно лишь рассудочное мышление. А научное познание есть разумное мышление.
Поэтому люди, претендующие на то, что они философы науки, практически ничего сколько-нибудь дельного о научном познании сказать не могут. Они не знают и заведомо не могут знать специфики научного познания. И дело обстоит именно так, с какой бы стороны мы не подошли к этой философии. Научное познание есть познание общего, познание сущности явлений. Спрашивается, что могут сказать о нем философы, отрицающие объективно существование общего, сущности. Практически ничего. В этом смысле крах неопозитивизма, а затем и провал постпозитивизма был абсолютно неизбежен.
6. Рождение идеи. Озарение (инсайт) и интуиция (наитие)
6. Рождение идеи. Озарение (инсайт) и интуиция (наитие)
Идея не может быть выведена из фактов. Это относится ко всем видам идей, но особенно наглядно это можно видеть на примере высшей формы идеи — теоретической идеи. Возникновение эссенциальной идеи — первый шаг на пути познания сущности, предварительное отображение сущности.
Сущности в чистом виде, в мире не существует. Она имеет бытие только в явлениях и через явления. Познать сущность — воссоздать ее в мышлении в чистом виде, т. е. в таком, в каком она в реальности не существует, и существовать не может.
Для этого необходимо воображение, причем не наглядное, а умственное. Как уже отмечалось, уже создание любого понятия, включая рассудочное, невозможно без фантазии. Тем более только как продукт мыслительной фантазии может возникнуть идея, представляющая собой систему разумных понятий (интеллектуалий).
Чтобы создать идею, а затем и теорию, обязательно нужно, с одной стороны, основываться на фактах, а с другой — оторваться от них. Нельзя создать идею не оторвавшись от фактов, но этот отрыв не должен быть чрезмерным, ибо иначе идея будет ложной.
Создание идеи необходимо предполагает дерзость, смелость мысли, что И. П. Павлов называл абсолютной ее свободой. «Без абсолютной свободы мысли, — говорил он, — нельзя увидеть ничего истинно нового, что не являлось бы прямым выводом из того, что нам уже известно… Только тогда, когда наша мысль может всё вообразить, хотя бы это противоречило установленным положениям, только тогда она может заметить новое. И мы имеем прямые указания, идущие от великих мастеров науки, где этот прием применяется полностью, в самой высшей мере. О знаменитом английском физике Фарадее известно, что он делал до такой степени невероятные предположения, так распускал свою мысль, давал такую свободу своей фантазии, что стеснялся в присутствии всех ставить известные опыты. Он запирался и работал наедине, проверяя свои дикие предположения» 0.
Если новое суждение выводится, то идея выведена быть не может. Она не выводится, она — рождается. И опять-таки больше всего материала имеется о возникновении, рождении теоретической идеи. Поэтому именно ее я и буду прежде всего иметь в виду.
Возникновению идеи всегда предшествует постановка проблемы. Появление идеи — реакция на возникновение проблемы. Идея нужна для решения проблемы. Деятельность по созданию идеи есть поиск решения проблемы.
Мыслительная работа, результатом которой является рождение идеи, начинается, по возможности, с более четкой и точной постановки проблемы. Затем человек концентрирует свое внимание на фактах, которые необходимо объединить, истолковать. Начинает работать мысль. Эта мыслительная деятельность отнюдь не исключает рассуждений. Ведь разумное мышление невозможно без рассудочного.
Но главное здесь — не рассуждения: не движение от одной рационалии к другой, не выведение одних суждений из других, а процесс движения, перехода, перелива, взаимоперехода и взаимопревращения интеллектуалий. Именно этот процесс имел в виду Г. Гегель, когда говорил о самодвижении понятий. Этот процесс был назван мною мыслепотоком и достаточно подробно описан и проанализирован в третьем разделе второй главы пятой книги. Именно его имеют в виду, когда говорят не о рассуждениях, а о раздумывании, обдумывании, продумывании, разумении, размышлении.
Если словопонятиями — рационалиями — мы оперируем: соединяем их, разъединяем, комбинируем, то этого нельзя сказать об интеллектуалиях. Они сами переливаются, движутся, обладают известной самостоятельностью, автономией.
И наша задача состоит здесь в том, чтобы по возможности поставить этот объективный процесс под наш контроль и направить на достижение нужного нам результата. Помимо постановки проблемы и концентрации внимания на нужном для ее решения фактическом материале, этот контроль выражается в оперировании предельно общими понятиями — категориями диалектики. Умелое управление этими категориями способствует успеху, неумелое — затрудняет, а иногда и прямо препятствует достижению поставленной цели.
«Первое самое общее свойство, качество ума, — говорил И. П. Павлов, — это постоянное сосредоточие мысли на определенном вопросе, предмете. С предметом, в области которого вы работаете, вы не должны расставаться ни на минуту. Поистине, вы должны с ним засыпать, с ним пробуждаться, и только тогда можно рассчитывать, что настанет момент, когда стоящая перед вами загадка раскроется, будет разгадана. Вы понимаете, конечно, что когда ум направлен к действительности, он получает от нее разнообразные впечатления, хаотически складывающиеся, разрозненные. Эти впечатления должны в вашей голове в постоянном движении, как кусочки в калейдоскопе, для того чтобы после в вашем уме образовалась наконец та фигура, тот образ, который отвечает системе действительности, является его верным отпечатком» 0.
В результате неустанной работы мышления, бьющегося над решением проблемы, в нем рано или поздно возникает такое сочетание интеллектуалий, которое соединяет воедино, объединяет факты, и тем самым дает их понимание и объяснение. Эта система, этот комплекс интеллектуалий и есть идея.
С появлением идеи становится ясным то, что было до этого загадкой, было, образно выражаясь, скрыто во тьме незнания. Прекрасное описание рождения новой идеи (и тем самым принципиального решения мучившей исследователя проблемы) дал Иоганн Вольфганг Гете (1749–1832), вложивший в уста Фауста слова: «Но свет блеснул, — и выход вижу я…» 0. И это не просто поэтическая метафора. Гете не одинок.
«Вдруг является луч света, — читаем мы во „Введении к экспериментальной медицине“ великого физиолога Клода Бернара, — и ум истолковывает совершенно иначе, чем прежде, тот же самый факт и находит для него совершенно новые отношения. Тогда новая идея является с быстротой молнии, как некое внезапное откровение…» 0.
«Верный путь, — писал крупнейший русский арабист, академик Игнатий Юлианович Крачковский (1983–1951), — открылся с того момента, когда внезапно блеснуло такое странное и загадочное имя Дивасти; этот миг какого-то бессознательного толчка мысли, какого-то „открытия“, и был началом аналитического научного процесса» 0.