16-17 (815684), страница 2

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 2)

Познание сущности, законов дает возможность полноценно объединить общие, а тем самым и стоящие за ними единичные факты. Этот вид унитаризации можно назвать эссенциализацией (от лат. essentia — сущность), или номонизацией (от греч. νόμος — закон).

Эссенциализация начинается с создания идеи, представляющей собой набросок, эскиз сущности, — эссенциальной идеи. Затем эссенциальная идея разрабатывается, и в конечном результате возникает концепция, которая есть уже не эскиз, а картина сущности. Такого рода концепцию принято называть теорией. Поэтому данный процесс можно было бы назвать и теоретизацией.

В данном случае объединение означает не воссоздание целого из частей, а выявление общего между всеми данными явлениями, заключающегося в том, что все они подчинены действию одного и того же закона или одних и тех же законов. Здесь мысль движется не от части к целому, как при холизации, а от одного уровня общего к более глубокому его уровню.

С этим связано и определенное структурное различие между эссенциализацией и холизацией. Последняя предполагает существование двух компонентов: 1) холической идеи или холической концепции и 2) холии — совокупности фактов, связанных воедино этой холической идеей или концепцией. Эссенциализация предполагает существование лишь эссенциальной идеи и развившейся из нее эссенциальной концепции, которая именуется теорией. Никакой мыслительной конструкции, которая объединяла бы в себе теорию и факты при этом не возникает.

Эссенциализация, или теоретизация, является более высокой формой унитаризации, чем холизация. Она возникает довольно поздно, в отличие от холизации, которая в различного рода формах существовала у людей всегда.

Теория может быть научной и только научной (понимая под наукой и науку философии). Холия же может быть, и чаще всего является не научной, а житейской.

Выше уже отмечалось, что унитаризация есть одна из форм осмысливания, ментализации мира. Как мы видим, она существует в двух разновидностях: в виде холизации и в виде эссенциализации. Различия между ними столь существенны, что их вполне можно рассматривать как вполне самостоятельные формы осмысливания (ментализации) мира. Таким образом, вполне можно говорить о существовании четырех форм ментализации (осмысления) мира: 1) концептуализации (включая категоризацию), 2) фактуализации, 3) холизации и 4) эссенциализации (теоретизации).

В отличие от холизации процесс эссенциализации давно уже замечен и более или менее детально изучен. О неq существует огромная литература. Но это отнюдь не значит, что его не нужно продолжать исследовать.

3. Понимание и объяснение

5. Понимание и объяснение

Сказанное выше дает возможность понять, что собой представляют понимание и объяснение. Как мы видели, никакого сколько-нибудь четкого определения и понимания и объяснения в философской и научной литературе не существует, также как не существует определения и понятия интерпретации (истолкования) фактов.

Одни философы практически в той или иной форме отождествляют объяснение и понимание. Как заявляют они, объяснить означает сделать его понятным⁰. Другие полностью отрывают понимание и объяснение друг от друга. Так, например, поступал логический позитивист Карл Густав Гемпель (1905–1997). В его работах, в частности, в написанной им совместно с П. Оппенгеймом «Логике объяснения» (1948) речь идет только об объяснении. Понятие понимания там полностью отсутствует.

Его примеру последовал видный отечественный философ Евгений Петрович Никитин (1934–2001). В монографии «Объяснение — функция науки» (М., 1970) он вообще обошелся без понятия понимания.

Но и те люди, которые тесно связывают понимание и объяснение, и те, которые их отрывают и даже противопоставляют друг другу, практически ничего не могут сказать ни о том, что их роднит, ни о том, что их отличает.

Современное состояние этой проблемы довольно ярко было обрисовано в статье А. Л. Никифорова и Е. И. Тарусиной «Виды научного объяснения» (1987). Хотя этой работе более тридцати лет, за прошедшие годы мало что в этой области знания изменилось к лучшему. «Увы, — пишут авторы, — даже сама постановка вопроса о связи объяснения с пониманием до недавних пор могла показаться несколько странной: широко известно и стало чуть ли не традиционным их противопоставление, как и противопоставление „объясняющий“ наук наукам „понимающим“. Действительно, истолковывая объяснение как подведение под закон, мы, по-видимому, очень далеко уходим от понимания. Причем этот отход имеет и оправдание: пусть житейское, ненаучное представление об объяснении соединяет его с пониманием; более строгое, научное определение понятия объяснения вовсе не обязано следовать за этим представлением и вправе отвлечься от его связи с пониманием. Почему же философы и методологи, анализирующие научное объяснение, так неохотно говорят о понимании? Потому, что содержание понятия понимания чрезвычайно неясно, почти невыразимо в языке. Как замечает Е. П. Никитин, при „попытке более точного анализа самым непонятным оказывается, что такое ‘понятное’“⁰.

Как считают авторы, каким бы ни было содержание понятия понимания, попытка соединить его с понятием объяснения сразу же вынуждает нас говорить не только об объяснении, но и о понимании фактов. Если объяснить — значит сделать понятным, то объяснение явлений природы дает нам их понимание. Но в каком смысле можно говорить о понимании явлений природы: неужели в том же самом, в котором мы говорим о понимании человека? Вопросы подобного рода показывают, с какими трудностями должна столкнуться всякая попытка соединить объяснение с пониманием. Поэтому в современной методологии научного познания эти понятия оказались так же далеки друг от друга, как Европа и Америка во время Колумба» ⁰.

Полная беспомощность «современной методологии научного познания» решить проблему понимания и объяснения связана с тем, что она в большинстве случаев является позитивистской. Позитивизм во всех своих вариантах, включая и неопозитивизм и постпозитивизм, знает только рассудок и формальную логику. Понятия же объяснение и понимания суть категории не рассудка, а разума, не формальной, а содержательной логики, являющейся одновременно и теорий познания. Эти понятия невозможно определить замыкаясь в рамка мышления, тем более одного только рассудочного мышления. Сущности их можно раскрыть только рассматривая их как моменты, стороны процесса познания объективного мира, понимаемого как отражение этого объективного мира.

Ничего дельного не могут сказать о соотношении понимания и объяснение не только сторонники аналитической философии, но и приверженцы философской герменевтики, которые тоже отвергают теорию отражения. Поль Рикер (1913–2005) в лекции «Герменевтика и метод социальных наук», побившись над этой проблемой, кончает изложение такой сентенцией: «…Понимание предполагает объяснение в той мере, в которой объяснение развивает понимание. Это двойное соотношение может быть резюмировано с помощью девиза, который я люблю провозглашать: больше объяснять, чтобы лучше понимать» ⁰.

Выше интерпретация (истолкование) фактов была определена как их связывание, их объединение (унитаризация). Это объединение происходит путем создания либо холической идеи и, соответственно, холии либо эссенциальной идеи и теории. Понимание есть отображение либо целостности, либо сущности явлений. Оно приходит с возникновением либо холической идеи и созданной на ее основе холии, либо эссенциальной идеи и развившейся из нее теории. Только понимание явления дает возможность его объяснить. Лишь в объяснении явлений может проявиться их понимание. Поэтому понимание и объяснение в определенной степени совпадают. Но это совпадение не является полным, абсолютным. Между ними существует и известное различие.

Использование введенных в пятой книге понятий текстуализации разумотворений и интеллектуализации их рациотекстов дает ключ к выявлению всей сложности соотношения между пониманием и объяснением.

Когда человек, создав холическую идею и холию или теорию, познает целостность или сущность исследуемых явлений, т. е. начинает понимать их, необходимостью является приобщение к этому пониманию и других людей. Единственный путь, ведущий к этому, — текстуализация идей, холий и теорий. Создание идеетекстов, холиетекстов и теоротекстов — это и есть то, что принято называть объяснением.

Получив в свое распоряжение идеетексты, холиотексты и теоротексты, люди, не принадлежащие к числу их создателей, должны их интеллектуализировать, т. е. воссоздать с помощью этих рациотекстов в своем мышлении выраженные в этих текстах идеи, холии и теории, усвоить их. Как уже отмечалось, интеллектуализация идеетекстов и теоротекстов — дело очень трудное, но необходимое. Это единственный путь к пониманию идей теорий. Никакого другого нет. Ничего не дает простое запоминание идеетекстов и теоротекстов. Их можно заучить наизусть и ровным счетом ничего не понимать.

С таким явлением столкнулся выдающийся физик, лауреат Нобелевской премии Ричард Филипс Фейнман (1918–1988) в вузах Бразилии. «Я обнаружил, — писал он, — очень странное явление: я задавал вопрос, и студенты отвечали не задумываясь. Но когда я задавал вопрос еще раз — на ту же тему и, как мне казалось, тот же самый вопрос, они вообще не могли ответить!.. После длительного расследования я наконец понял, что студенты всё запоминали, но ничего не понимали… Они могли сдавать экзамены, и „учить“ всё это, и не знать абсолютно ничего, кроме того, что они вызубрили» ⁰.

Важный способ интеллектуализации состоит в том, чтобы, не ограничиваясь полученными в готовом виде рациотекстами, создавать новые, выражающие те же самые разумотворения.

Нужно вспомнить требование настоящих учителей (в широком смысле), научных наставников к своим ученикам (тоже в широком смысле, включая студентов и аспирантов и т. п.) выражать свои знания не чужими, а своими словами. Только тогда, когда человек будет не лихорадочно вспоминать слова данного ему готового, созданного другим человеком лингвотекста, в котором выражена та или иная новая для него идея или теория, а пользоваться при их изложении созданным им самим идеетекстом или теоротекстом, о нем можно с уверенность сказать, что он понял данную идею или данную теорию, усвоил ее.

Чтобы понять, нужно объяснять. Нельзя при этом не вспомнить известный вузовский анекдот. «Я, — рассказывает преподаватель, — объяснил студентам — они ничего не понимают, снова объяснил — опять ничего не понимают, в третий раз объяснил — сам понял, а они по-прежнему ничего не понимают».

Тема 17.

Место и роль идеи в системе разумного мышления

Глава 3. Место и роль идеи в системе разумного мышления

1. Идея — главная, ключевая форма разумного мышления

1. Идея — главная, ключевая форма разумного мышления

Как уже указывалось, идея лежит в основе любой унитаризации фактов. Она есть простейшая, элементарная единица унитаризации, интерпретации, истолкования фактов. Унитаризация начинается с появления идеи, которая либо кладется в основу холии, либо развертывается в теорию. Унитаризацию с полным правом можно было бы назвать и идеезацией. И холия, и теория не могут возникнуть без идеи. Идея является ядром, сердцевиной и холии, и теории. Поэтому, хотя теория и холия очень важны, всё же главной, ключевой формой разумного мышления является идея.

И если философы, занимавшиеся научным познанием, в большинстве своем не обращали, да и сейчас не обращают внимания на идею, то совершенно иначе обстоит дело у мыслящих естествоиспытателей. Для них понятие идеи не менее важно, чем понятие факта. Причем понимание того, что без идеи нет и не может быть никакой науки возникло у них довольно рано. Как писал один из первых историков естествознания Уильям Уэвелл (1794–1866): «Итак, заметим прежде всего, что для образования науки важны две вещи, — Факты и Идеи; наблюдение внешних Явлений и внутренняя деятельность Мысли; или, другими словами, Чувства и Разум. Ни один из этих элементов отдельно не может составить научного знания» ⁰.

О том значении, какое придают ученые идее, свидетельствует хотя бы то, что великий теоретик М. Планк посвятил этому понятию целую работу озаглавленную «Происхождение и влияние научных идей» (1933)⁰. «Наука, — писал он, — возникает из жизни и возвращается обратно в жизнь. И она получает стимул, единство и развитие из идей, которые в ней господствуют… Без идей исследование было бы бесплановым, и энергия затрачивалась бы попусту. Лишь идеи делают экспериментатора физиком, хронолога — историком, исследователя рукописей — филологом» ⁰.

«Мы ценим факты, смотря по неизменяемости, — писал Ю. Либих, — а также и потому, что они доставляют почву для развития; но настоящую цену факт получает только от идеи, которая вытекает из него» ⁰. «Факт сам по себе ничто, — утверждал К. Бернар, — он имеет значение только вследствие идеи, с ним связанной…» ⁰.

Мысль о связи идеи и фактов была в последующем глубоко раскрыта крупнейшим биохимиком, одним из основоположников молекулярной биологии, академиком Владимиром Александровичем Энгельгардтом (1894–1984). «Ученый не должен… — писал он, — превращаться в архивариуса фактов. Да, факты важны, но они остаются безжизненными, пока их не одухотворит творческая идея. Если встать на путь метафор, то я сравнил бы факты с камнем, из которого скульптор высекает свое творение, или кирпичами, из которых воздвигают здание, задуманное архитектором. И ваятель, и архитектор держат в своем воображении какой-то образ, какую-то идею, которую они хотят извлечь из камня или воплотить в величественном строении. Именно так, как сопоставление, как сочетание инертного материала и одухотворяющей мысли, взаимодействуют идеи и факты в науке… Мне думается, что между идеями и фактами… существуют отношения комплиментарности. Факты не требуют оправданий своему существованию, если они установлены с достаточной надежностью. Иначе обстоит дело с идеями, где так легко уклониться в область беспочвенных мечтаний, унестись в заоблачную высь…» ⁰.

Характеристики

Список файлов лекций