Произношение и транскрипция (774558), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Соотношение структур фонетического и интуитивного слогов в этот период — 50 на 50, и «выбор», предпочтение открытой или закрытойструктуры при восприятии слога может зависеть от самых разных причин — как лингвистических (например, частотность некоторых сочетаний звуков), так и экстралингвистических(социальные характеристики говорящего, ситуация общения и многое другое). Приоритетписьма, отражающего морфемное строение слова, перед произношением в данном случаене подлежит сомнению (см.: Уйбо, 1982).Произношение и транскрипцияшинства людей зрительные впечатления яснее и длительнее слуховых,чем и объясняется оказываемое им предпочтение.
Графический образв конце концов заслоняет собою звук». И далее: «Литературный языкеще более увеличивает незаслуженное значение письма. У него естьсвои словари, свои грамматики; по книге и через книгу обучаются вшколе; язык как бы регламентирован кодексом, т. е. письменным сводом правил, подчиненным в свою очередь строгому обычаю — орфографии: все это сообщает письму его первостепенное значение. В конце концов начинают забывать, что обучение разговору предшествуетобучению письму, и естественное соотношение оказывается перевернутым».
«Наконец, когда налицо расхождение между языком и орфографией, <…> почти неизбежно торжествует письменное начертание;тем самым письмо присваивает себе важность, на которую не имеетправа» (там же, с. 47). По мнению исследователя, «письмо скрывает отвзоров язык», а чуть дальше он говорит даже о «тирании буквы» (тамже, с. 50, 51). Д. Н. Ушаков также писал о том, что «в частностях <…>письмо подчинило себе язык», писал о «ложном уважении к книге» и«слепой вере в букву» (Ушаков, 1928, с. 10). Ср. также: «Несколькоприсмотревшись к тому, как грамотный человек приступает к анализуслова, мы легко убедимся в том, насколько плохо им осознаются звуковые элементы слова, <…> до какой степени анализ слова навеян намего написанием и как слабо ощущаются действительные элементыпроизносимого слова» (Пауль, 1960, с. 71).
На необходимости разграничения буквы и звука настаивал И. А. Бодуэн де Куртенэ: «Первымусловием успешного и с с л е д о в а н и я з в у к о в [разрядка автора. — Н. Б.] следует считать строгое и сознательное различение звуковот соответствующих начертаний» (Бодуэн де Куртенэ, 1960, с. 238).И далее, в опровержение распространенного в то время в лингвистикепредставления, что язык — это организм, подобный биологическим,автор пишет: «Организм мы можем наблюдать глазами, язык же — слухом; перед глазами он только в книгах, но ведь это не язык, а только егоизображение с помощью начертаний (букв или т. п.)» (там же, с. 244).«Прежде всего нужно уяснить п р и р о д у [разрядка и дальнейшеевыделение — автора. — Н. Б.] самого языка, а для этого должно оставитьвзгляд на язык как на сочетание букв, из которых слагается письменность, и иметь в виду живую речь» (Богородицкий, 1960, с. 258).
Мысльо необходимости «различать у русских, т. е. у говорящих и пишущихна общерусском литературном языке, два языка: один слышимый ипроизносимый, а другой написанный, которые находятся один к другому в известных отношениях, но не тожественны — элементы одногоВведениене совпадают с элементами другого», — находим и у Л. В. Щербы(Щерба, 1957а, с. 11–12).Так или иначе, но школьники, научившись писать, быстро забываюто звуковых образах языка, их усилия, как правило, направлены на освоение грамотного письма, они практически не заботятся о правильномпроизношении и еще меньше — об осознании звука как атома, «кирпичика», единицы языка.
Школьные учителя и школьные программы,к сожалению, в немалой степени способствуют возникновению и укреплению такого отношения к речи, а потому: «школа не может похвалиться своими заслугами перед русской орфоэпией» (Ушаков, 1928,с. 12); «Действительно, нашей школе еще совершенно чужда идея орфоэпии. В то время как в Западной Европе, например, во Франции,ценят правильное произношение, доходя до культа слова, у нас редкийучитель слышал слово “орфоэпия”.
Постановка преподавания родногоязыка, при которой язык смешивался с письмом, так что самого языка,вне его костюма — письма, — оканчивающие школу так и не узнавали,как нельзя лучше способствовала тому, что на произношение вниманияне обращалось» (там же, с. 11). О том же говорил через несколько летС. И. Бернштейн: «Выработке правильного литературного произношения наша школа не уделяет ни малейшего внимания. В действующихпрограммах начальной и средней школы не найдем ни принципиального указания на важность обучения правильному произношению, никонкретных требований в области орфоэпии» (Бернштейн, 1936а, с. 108;см.
также: Ушаков, 1964, с. 10 (статья написана в 1936 г., но в то времяне была опубликована); Аванесов, 1936; 1937; Бернштейн, 1936б;Щерба, 1936а, б; Правдин, 1937). Тогда как «п р а в и л ь н о е п р о и з н о ш е н и е н е р о с ко ш ь , а т а ка я же п р а кт и ч е с ка ян е о бход и м о с т ь , т а ко е же ва ж н о е д е л о , ка к и о р ф о г р а ф и я [разрядка автора. — Н. Б.]» (Аванесов, 1937, с. 83).
Так ученые оценивали ситуацию с постановкой произношения и преподаванияоснов орфоэпии в средней школе 60 лет назад, не очень много изменилось в этом отношении и в настоящее время (см. об этом, например:Ср.: «Фонетика требует от каждого, кто начинает ее изучать, изменения точки зренияна звучащую речь, Привычный взгляд такой: писаная речь — это дело серьезное, уважаемое.Произносимая речь — пустяковая вещь. Это как раз тот ложный взгляд, с которым надорасстаться.
На самом деле звуковая речь “главнее” письменной. Каждый человек говоритбольше, чем пишет (и обычно слушает больше, чем читает)» (Панов, 1979, с. 4). Или ещеболее категорично: «Письменный язык очевидным образом является трансформом устнойречи. Все нормальные люди умеют говорить, но почти половина населения земного шараполностью неграмотна, и реальное умение читать и писать является достоянием едва лине меньшинства людей на Земле» (Якобсон, 1985, с. 317).Произношение и транскрипцияГорбачевич, 1971, с. 41, 91). В результате носитель языка мало чемотличается от известного мольеровского героя, с удивлением обнаружившего, что он говорит прозой.
Во всяком случае, в ответ на вопрос,из каких единиц состоит наш язык и какая единица в нем самая маленькая, 90 % современных шестиклассников уверенно называют букву,а остальные 10 % — слово. О звуке не вспоминает практически никто.Отсюда искреннее удивление, что буква Я вовсе не обозначает одногосоответствующего звука и даже сочетание звуков /j+a/ обозначает нетак уж часто. А уж возможность соответствия Я⇒ /i/ (так же как А⇒/i/) и вообще кажется обычному человеку невероятной.Еще большее недоумение вызывает предложение затранскрибировать какое-нибудь русское слово, показать его не буквенный, а звуковой(фонемный) состав — даже у тех школьников, кто играючи читает ипишет транскрипцию любого английского, немецкого или французского слова на уроках иностранного языка.
Сама возможность так же внимательно отнестись к звуковому облику слов родного языка, передатьСр.: «…осознание языковой структуры наивным носителем языка, так называемое“чувство языка”, чаще всего оказывается очень примитивным по сравнению с языковымчутьем лингвиста и находится, между прочим, в рабской зависимости от различных традиционных предрассудков и ложных теорий, так что больше мешает, нежели способствуетпониманию родного языка, а также языка вообще» (Коржинек, 1967, с.
318); ср. также:«Бóльшая часть людей не знает, как они говорят, и часто только с величайшим трудомудается доказать им, что они действительно обладают некоторыми тонкостями произношения, которые замечает у них опытный наблюдатель» (Дельбрюк, 1960б, с. 196).Ср.: «Букву и звук путать нельзя.
А часто путают; притом всегда страдает звук: егоназывают буквой (сказывается преклонение перед письменной речью)» (Панов, 1979, с. 5),в то время как очевидно, что «буквы всегда представляют собой лишь грубые и неумелые,а зачастую и вводящие в заблуждение отображения звуков живой речи» (Остгоф, Бругман,1960, с. 157). Слабым утешением современным школьникам может служить разве что тотфакт, что и «первые лингвисты споткнулись на этом», не делая «ясного различения междубуквой и звуком» (Соссюр, 1933, с.
46), или что «традиционная грамматика <…> часто <…>не умеет даже отличить написанного слова от произносимого» (там же, с. 90), а также то,что «доныне еще [речь идет о времени, когда писалась книга Ф. де Соссюра. — Н. Б.] естьпросвещенные люди, смешивающие язык с его орфографией» (там же, с. 47). Действительно,отождествление буквы и звука находим в античной грамматике александрийской школы;затем, в трудах арабских ученых, — четкое различие между буквой и звуком, указаниена несоответствие между написанием и произношением (см.: Звегинцев, 1960, с.