Германский мастерер и его время (553387), страница 87

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 87)

Кожев, Сартр и Ничто. Хайдеггер читает Сартра. Несостоявшаяся встреча. Визит

к архиепископу. Кризис и последующее исцеление в зимнем лесу.

439

В ночь на 27 ноября 1944 года Фрайбург сильно пострадал в результате

налета англо-американской авиации. Мартин Хайдеггер незадолго до того отошел

с отрядом "фольксштурма" [1] в Эльзас: немецкое командование стягивало туда

силы, чтобы воспрепятствовать переправе французской армии на правый берег

Рейна. Но оказалось, что уже поздно что-либо предпринимать.

"Фольксштурмисты", а с ними и Хайдеггер, вернулись домой. Хайдеггера

призвали в "фольксштурм" на основании приказа фюрера от 18 октября 1944

года, в соответствии с которым призыву подлежали все мужчины в возрасте от

шестнадцати до шестидесяти лет. Никакие причины для освобождения от армии не

принимались во внимание, и единственным критерием годности считалась

способность к физическому труду. Хайдеггер работать мог, и его признали

годным к военной службе. Однако далеко не всех его коллег постигла такая же

участь. Мобилизацией занимались местные партийные органы. Царила страшная

неразбериха. И преподаватели с философского факультета попытались выручить

Хайдеггера. По их поручению Ойген Фишер, который когда-то снискал себе

дурную славу на посту руководителя берлинского Института евгеники имени

кайзера Вильгельма, а потом вышел на пенсию и поселился во Фрайбурге,

написал письмо фюреру имперского Союза доцентов Шеелю. Свое ходатайство об

освобождении Хайдеггера от военной службы он закончил словами: "Если мы в

тяжелейшее время, когда врага, находящегося в немецком Эльзасе, отделяют от

нашего города какие-то пятьдесят километров, обращаемся к Вам с такой

просьбой, то это - свидетельство нашей веры в будущее немецкой науки". Через

три недели пришел ответ от Шееля: "Ввиду неясности ситуации я не могу ничего

сделать для Хайдеггера", - но к тому времени все уже разрешилось само собой.

Когда Хайдеггер вернулся после неудачной экспедиции "фольксштурмистов", в

университете ему дали отпуск, чтобы он мог привести в порядок свои рукописи

и укрыть их в надежном месте в окрестностях Мескирха. Однако прежде чем

покинуть разбомбленный Фрайбург, уже живший ожиданием скорого прихода

союзников, Хайдеггер посетил философа Георга Пихта и его жену, впоследствии

известную пианистку Эдит Пихт-Аксенфельд. Хайдеггер хотел, чтобы она

напоследок что-нибудь ему сыграла. Госпожа Пихт выбрала сонату Си-бемоль

мажор Шуберта. Когда она закончила, Хайдеггер, обращаясь к Пихту, сказал:

"Мы с нашей философией на такое не способны". Той же декабрьской ночью 1944

года он записал в гостевую книгу супругов Пихт: "Околеть и погибнуть - не

одно и то же. Каждая гибель - закат (Untergang), скрыто присутствующий в

восходе (Aufgang)".

1 "Фольксштурм" - немецкое ополчение, созданное по инициативе Гиммлера

и Геббельса для последней обороны Третьего рейха зимой 1944/45 г.

"Фольксштурм" набирался из числа немцев, не годных к строевой службе.

440

Было ли околеванием или гибелью то, что происходило вокруг и от чего

бежал Хайдеггер? Запись в книге для гостей оставляет этот вопрос открытым.

Но полгода спустя, 20 июля

1945 года, Хайдеггер ответит на него в письме Рудольфу Штадельману,

который когда-то, в "лагере науки", был его "верным оруженосцем", а потом

стал деканом философского факультета в Тюбингене: "Все сейчас думают о

гибели. Мы, немцы, не можем погибнуть потому, что восход нам еще только

предстоит и сперва мы должны пройти через ночь".

В эти полгода, с момента бегства из Фрайбурга и вплоть до возвращения в

тот же город, но уже занятый французами, Хайдеггер жил в состоянии

"панической идиллии". Зимой в Мескирхе, вместе с братом Фрицем, он приводил

в порядок свои рукописи. А когда наступила весна, вслед за ней в его родные

края потянулся и весь философский факультет - или то, что от него еще

оставалось. Дело в том, что во Фрайбурге решили эвакуировать из города

некоторые подразделения университета и выбрали в качестве надежного убежища

замок Вильденштейн, находившийся в горах выше Бойрона, поблизости от

Мескирха. В марте 1945 года десять профессоров и тридцать студентов (в

основном женщины), тяжело нагрузившись книгами, отправились - кто пешком, а

кто и на велосипедах - в Шварцвальд, к истокам Дуная, и остановились в этом

самом замке, который когда-то принадлежал Фюрстенбергам, а также в

близлежащем Лайбертингене. От Мескирха к замку Вильденштейн - в юности

Хайдеггер частенько проделывал этот путь; и вот теперь он вновь идет

знакомой дорогой, чтобы в трактире у стен замка провести небольшой семинар,

в то время как внизу, в долине, французские войска наступают на Зигмаринген,

куда бежали остатки коллаборационистского правительства Виши... В конце мая

начался сенокос. Профессора и студенты помогали крестьянам и за это получали

продукты. Из Фрайбурга почти никаких вестей не было. Все знали только, что

город оккупирован. К счастью, до битвы за Фрайбург дело не дошло. Внизу в

долине, около монастыря Бойрон, устроили лазарет; туда ежедневно поступали

раненые. А вверху, на скалах, где когда-то жили рыцари-разбойники, в

свободное от уборки урожая время профессора и студенты обсуждали кантовскую

"Критику чистого разума", историю Средних веков и Гельдерлина. Гельдерлина

прежде всего. В своем гимне "Истр" Гельдерлин воспел Верхний Дунай: "Но его

зовут Истром. /

441

Хороша его жизнь; кроны колонн лесных пламенеют / и колышутся..."

Хайдеггер уже несколько раз интерпретировал это стихотворение и сейчас

предложил еще одно толкование. Гельдерлин давно стал частью его личного

генеалогического древа. В лекциях 1942 года о гельдерлиновском гимне "Истр"

присутствовала такая фраза (не вошедшая в печатное издание), которую мы уже

цитировали: "Может быть, Гельдерлину, поэту, суждено было стать определяющей

судьбой, побуждением к противостоянию, для некоего мыслителя, дед которого

родился - в то самое время, когда создавался гимн "Истр"... - in ovili, как

сказано в документе, то есть в овчарне одной крестьянской усадьбы в долине

Верхнего Дуная, недалеко от берега реки, под скалами. Сокровенная история

сказы-вания не знает случайностей. Все есть рок".

Из окон замка Вильденштейн можно увидеть старый Донаухаус, частью

которого была та овчарня, где родился прадед Хайдеггера.

Этот странный летний семестр завершился праздником в замке, 24 июня.

Окрестные жители, которых тоже пригласили, принесли с собой угощение. Во

дворе замка был разыгран театральный спектакль, потом устроили танцы. Через

три дня в расположенном неподалеку охотничьем домике принца Бернхарда фон

Заксен-Майнинген состоялось еще одно публичное выступление Хайдеггера -

последнее перед многолетним перерывом. Докладу предшествовал небольшой

фортепьянный концерт. В тот раз Хайдеггер посвятил свое выступление

толкованию одной фразы Гельдерлина: "У нас все сосредоточено на духовном; мы

стали бедными, чтобы быть богатыми".

Между тем в оккупированном Фрайбурге французские военные власти уже

начали проводить реквизиции квартир. "Хайдеггер считается в городе нацистом

(из-за его ректорства)" - этой краткой пометки в бумагах чиновника, временно

исполнявшего обязанности обер-бургомистра, оказалось достаточно, чтобы уже в

середине мая дом Хайдеггеров (Буковая аллея, 47) попал в "черный список".

Еще не было решено, идет ли речь только о вселении в этот дом

военнослужащих, или Хайдеггерам придется полностью его освободить. Им даже

грозила реквизиция библиотеки. Эльфрида Хайдеггер, которой в первые недели

пришлось одной вести трудные переговоры с властями, подала кассационную

жалобу и просила не предпринимать никаких мер, пока не вернется ее муж.

442

Еще до возвращения Хайдеггера она получила от временного

обер-бургомистра уведомление о том, что по распоряжению военной

администрации в виду острейшей нехватки жилья "подлежат конфискации в первую

очередь квартиры членов [национал-социалистской] партии", Хайдеггер же, как

все знали, был членом НСДАП.

Когда Хайдеггер в начале июля возвратился из Вильденштейна домой, его

положение изменилось самым драматичным образом. Всего несколько дней назад,

в замке и потом в охотничьем домике, все благоговейно внимали его

выступлениям - и вот теперь, вернувшись во Фрайбург, он вдруг превратился в

обвиняемого. Чиновники дали ему понять, что он вполне может обойтись без

библиотеки, поскольку заниматься своей профессией ему уже не придется. 16

июля Хайдеггер написал письмо обер-бургомистру - первый набросок своих

самооправданий в последующие годы. "Я самым решительным образом протестую

против этой дискриминации моей личности и моей работы. Почему именно я

должен быть не только наказан конфискацией излишков жилой площади, но и

полностью лишен моего рабочего места и подвергнут диффамации перед всем

городом - я бы даже сказал, перед мировой общественностью? Я никогда не

занимал никаких должностей в партии и никогда не занимался никакой

деятельностью ни в ней самой, ни в каком-либо из ее подразделений. Если же в

моем ректорстве хотят усмотреть некую политическую вину, то я вынужден

потребовать, чтобы мне предоставили возможность оправдаться, какие бы упреки

и обвинения против меня ни выдвигались и кто бы их ни выдвигал, а это

значит, что я прежде всего должен получить информацию о том, что конкретно

выдвигается против меня и моей общественной деятельности".

Поначалу речь шла только о доме и библиотеке. Хайдеггер пока сохранял

свою должность. Но французские военные власти уже начали проводить

политическую чистку. Университет, который стремился вновь обеспечить себе

положение независимой корпорации, всячески пытался доказать, что способен

найти в себе силы для самоочищения. 8 мая 1945 года ученый совет решил

распространить внутри университета анкету и разработал набор критериев для

оценки политического прошлого сотрудников. При этом должны были учитываться

только самые "заметные" виды активности. Предусматривались три категории:

работа на Службу безопасности, то есть доносительство; административная

работа; исполнение высших руководящих и представительских функций (ректоры,

деканы). Таким образом, даже само университетское начальство не сомневалось

в том, что Хайдеггер должен быть привлечен к ответственности.

443

Однако французская военная администрация еще не признала университет

самостоятельной корпорацией и потому не была готова допустить, чтобы

процессом чистки занимался университетский ученый совет. Французский офицер,

отвечавший за связи с немецкой общественностью, сформировал комиссию,

которая должна была представлять интересы университета при военной

администрации и проводить персональные расследования. В эту "Комиссию по

чистке", как она теперь называлась, вошли профессора Константин фон Дитце,

Герхард Риггер и Адольф Лампе. Все трое были причастны к заговору 20 июля,

но почти сразу же после ареста освобождены из заключения. Кроме них, в

комиссии работали теолог Алгайер и ботаник Фридрих Элькерс (друг Карла

Ясперса, женатый, как и тот, на еврейке, из-за чего в последние годы жил под

постоянной угрозой). Перед этой-то комиссией Хайдеггеру и пришлось держать

ответ - в первый раз его вызвали 23 июля 1945 года. Комиссия была настроена

по отношению к нему довольно доброжелательно. Например, Герхард Риттер

попросил занести в протокол, что из доверительных бесед с Хайдеггером он

знает: со времени путча Рема тот занял позицию внутренней враждебности

национал-социализму. Только один из членов комиссии, Адольф Лампе, показал

себя решительным противником реабилитации Хайдеггера. Экономист Лампе

пострадал в период ректорства Хайдеггера: Хайдеггер тогда воспротивился

продлению срока его работы на кафедре - под предлогом политической

неблагонадежности.

Уже 23 июля, когда он в первый раз отвечал на вопросы комиссии,

Хайдеггер понял, что, защищаясь, ему следует ориентироваться прежде всего на

Лампе. Поэтому через два дня он попросил Лампе о личной беседе. Лампе потом

Характеристики

Список файлов учебной работы