Германский мастерер и его время (553387), страница 85

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 85)

Однако Виктор Фариас обнаружил в Берлинском центре документации и в

Потсдамском архиве документы, из которых следует, что Хайдеггер посетил

Париж уже летом 1935 года, чтобы подготовить участие немецких ученых в

конгрессе. Хайдеггер придавал этому мероприятию большое значение: ведь он

считал Декарта основоположником философского модернизма, то есть того

течения, против которого была направлена его собственная философия.

Хайдеггер рассматривал будущий Парижский конгресс как арену столкновения

великих сил современности, и ему очень хотелось лично ответить на этот

вызов. Хайдеггер намеревался развить на конгрессе те идеи, которые несколько

позже, 9 июня 1938 г., он изложил во Фрайбурге, в докладе "Основание

новоевропейской картины мира метафизикой" (опубликован под названием "Время

картины мира").

Итак, Хайдеггер хотел поехать в Париж и ждал - долгое время напрасно, -

что немецкая сторона пошлет его туда официально. Приглашение от

соответствующей немецкой инстанции пришло слишком поздно. Фариас обнаружил

письмо, которое Хайдеггер 14 июля 1937 года отправил ректору Фрайбургского

университета и в котором объяснял, почему он теперь не может спешно

присоединиться к немецкой делегации: "О приглашении от председателя

конгресса, поступившем на мое имя полтора года назад, я еще тогда сообщил в

имперское министерство воспитания [1], присовокупив указание на то, что этот

конгресс, задуманный и как празднование юбилея Декарта, будет сознательно

превращен в наступление приверженцев господствующего

либерально-демократического представления о науке и что поэтому следует

заблаговременно подумать о составе соответствующим образом подготовленной и

способной к эффективному противодей-

1 То есть в имперское министерство науки, воспитания и народного

образования.

429

ствию немецкой делегации. Поскольку это мое предложение осталось без

ответа, я более не сообщал о многократно поступавших ко мне с тех пор

повторных приглашениях из Парижа. Ведь во всем этом деле для меня важно

вовсе не желание французского оргкомитета конгресса. Решающее значение для

меня имеет только изначальная воля компетентных немецких ведомств - хотят ли

они видеть меня в составе немецкой делегации или нет". Очевидно, Хайдеггер

чувствовал себя обиженным тем, что соответствующие учреждения не связались с

ним сразу, как только встал вопрос о стратегической подготовке конгресса и о

составе немецкой делегации. Вероятно, он рассчитывал на то, что его пошлют в

Париж в качестве руководителя делегации. Однако правительственные и

партийные инстанции в середине 1936 года назначили руководителем делегации

Хейзе, который в своей памятной записке, составленной в августе 1936 года,

охарактеризовал предполагаемые задачи организаторов конгресса так: видимо,

декартовский рационализм будет идентифицирован с понятием философии вообще.

Тем самым "сегодняшние германские философские устремления" будут отграничены

от аналогичных устремлений других наций и представлены как "отрицание

великих европейских традиций, как выражение натуралистического

партикуляризма, как предательство по отношению к духу". Обеспечить "духовную

изоляцию" Германии и "духовное лидерство" Франции - такова, по мнению Хейзе,

стратегическая цель планируемого мероприятия. Этому следует противопоставить

нечто действенное. Немецкая делегация должна не только "представлять

национал-социалистские германские духовные устремления и показывать их

истинное значение", то есть не только оборонять свои позиции, но и

переходить в атаку. Речь идет, писал Хейзе, о "попытке немецкого духовного

наступления в европейском пространстве". Но пока, к сожалению, в новой

Германии имеется очень мало философов, способных вести борьбу за

"международный престиж" немецкой философии. В списке кандидатов,

предложенном Хейзе, значились, в частности, Хайдеггер, Карл Шмитт и Альфред

Боймлер.

Эти предложения были приняты, и весной 1937 года Хейзе обратился к

Хайдегтеру, который теперь отказался участвовать в конгрессе, тем самым

избавив себя от некоторых неприятных моментов. Дело в том, что делегацию

составляли с учетом не только идеологических, но и расовых факторов.

Гуссерлю, которого парижский оргкомитет конгресса хотел бы видеть в качестве

основного докладчика, не-

430

мецкие власти не позволили принять приглашение как "неарийцу". Немецкие

официальные лица не без основания полагали, что выступление Гуссерля может

"совершенно отодвинуть на задний план официальных членов делегации";

опасались также, что за докладом Гуссерля последуют "чрезмерные овации",

которые будут истолкованы как демонстрация против немецкой делегации.

В Париж немецкая делегация приехала с воинственным настроем, многие

профессора носили партийную форму. Обозреватель одной из французских газет с

удивлением отмечал, что, в отличие от того, что наблюдалось на прежних

международных философских конгрессах, на сей раз немецкие делегаты казались

не "индивидами", а представителями некоего коллективного духа. Тот факт, что

философы страны, всегда славившейся своими поэтами и мыслителями, вдруг

выступили как сплоченный военизированный отряд, вызывал некоторую тревогу.

Итак, Хайдеггер остался дома и спокойно работал, желая внести

собственный вклад в достижение германо-французского взаимопонимания. "Пути к

разговору" - так назвал он свою статью о взаимоотношениях германского и

французского духа, которая была опубликована в 1937 году в сборнике "Страна

алеманнов. Книга о народе и его миссии".

Этот сборник, изданный Францем Кербером, обер-бургомистром Фрайбурга и

бывшим секретарем редакции национал-социалистской газеты "Дер алеманне",

появился как раз в тот момент, когда (после вступления немецких войск в

демилитаризованную Рейнскую область) Гитлер пытался достичь компромисса с

Францией. Однако статья Хайдеггера не предназначалась для решения актуальных

пропагандистских задач. Хайдеггер, как рассказывает Петцет, охотно читал

этот текст, "который казался ему чрезвычайно важным", в кругу своих друзей,

а позднее включил в книгу "Опыты мышления" (D).

В этой работе идет речь о взаимопонимании между французским и немецким

народами. Хайдеггер не задерживается на геополитических, экономических или

военных конфликтах и противоречиях. По его мнению, "момент, переживаемый

миром сейчас" поставил перед "созидающими историю западными народами" куда

более ответственную задачу: задачу "спасения Запада". Такое спасение не

удастся осуществить, если народы с разными стилями мышления и культуры

просто будут соглашаться на компромиссы, сглаживать разделяющие их

особенности и смешиваться друг с другом; каждый народ должен осмыслить свои

характерные свойст-

431

ва и уже на этой основе внести свой особый вклад в спасение

общеевропейской идентичности. Во Франции доминирует картезианство, то есть

представление о том, что человек может рационально распоряжаться res

extensa, "протяженной вещью" (внешним миром). В Германии, напротив, всегда в

большей мере проявляло себя историческое мышление. Само по себе это

противопоставление не особенно оригинально, но примечательно, что Хайдеггер

рассматривает его как дифференциацию тенденций, которые на изначальной -

греческой - сцене западной культуры еще не разделялись и не имели решающего

значения. Платоново "бытие" и Гераклитово "становление", то есть рационализм

и историчность, тогда полемически взаимодействовали в общем для них

пространстве полиса, в своей совокупности образуя ту духовную идентичность,

которая могла противостоять натиску азиатской стихии, окружавшей со всех

сторон остров греческой цивилизации. А что такое "азиатское" "в момент,

переживаемый миром сейчас"? Хайдеггер не говорит об этом прямо, но из логики

его рассуждений следует, что "азиатское" наших дней - это не какая-то

разновидность "варварства", а, наоборот, модернизм в той его наиболее

развитой форме, которая распространилась в Северной Америке и России. Но

поскольку французское картезианство как раз и является новейшим истоком

этого модернизма, франко-германское сотрудничество ради спасения Запада

будет отличаться характерной асимметрией. Французскому рационализму придется

пройти школу немецкой историчности, точнее, школу хайдеггеровского "мышления

о бытии". Ведь только приняв точку зрения этого мышления, рационализм сможет

преодолеть свою иллюзию объективности и раскрыться для восприятия всего

богатства истории бытия. Отсюда следует: германский дух нуждается во

французском духе не в той же мере, в какой французский дух нуждается в

германском. Попутно Хайдеггер дружелюбно отмечает, что французский дух ныне

уже сам осознает, чего ему не хватает: а не хватает ему Гегеля, Шеллинга,

Гельдерлина... Следовательно, ему можно помочь.

432

У нас нет данных о том, что Хайдеггер знал философский памфлет

французского неокантианца Жюльена Бенда [1] "Предательство клерков" ("La

trahision des clercs"). Эта книга, имевшая сенсационный успех во Франции

сразу же поcле своей публикации в 1927 году, ныне читается как "опережающий

ответ" французов на то приглашение к диалогу, с которым выступил Хайдеггер.

По мнению Бенда, предательство интеллектуалов начинается именно в тот

момент, когда они решаются вверить свою судьбу зыбучим пескам истории и

пожертвовать универсальными духовными ценностями - истиной, справедливостью,

свободой - ради таких иррациональных сил, как инстинкт, "народный дух",

интуиция и т.п. Долг "клерков", то есть интеллектуалов (философов и

литераторов), которых Бенда называет "светскими клириками", состоит в том,

чтобы охранять универсальные ценности человечества от посягательств со

стороны политизированного "духа времени". Кроме "клерков" никто не в

состоянии это делать, ибо "миряне" волей-неволей погрязают в мирских делах и

страстях. Строгий гуманистический рационализм должен устоять против пения

сирен - романтических восхвалений "народного духа". Немецкий дух, говорит

Бенда, со времени смерти Канта уже ничему не может нас научить; наоборот,

следует предостерегать людей от контактов с ним. Бенда цитирует слова

Ренана, которые звучат как опровержение Хайдеггера: "Человек не принадлежит

ни своему языку, ни своему народу; он принадлежит лишь самому себе, ибо он

есть свободное, а значит, нравственное существо". Жюльен Бенда убежден в

том, что всякий, кто изгоняет человеческий дух с его универсальной родины и

превращает в объект спора между народами, тотчас оказывается на стороне тех,

кто призывает к "войне культур". Но Хайдеггер, конечно, ничего подобного не

желает. Он хочет, на свой лад, выявить факторы, которые способствуют

плодотворному добрососедскому сосуществованию народов. И приходит к выводу,

что к таким факторам относятся "долговременная воля к друг-друга-слышанию

(Aufeinanderhoren) и сдержанная мужественная приверженность собственному

предназначению" (D, 21). И все же, несмотря на все его благие намерения, он

уверен: "пути к разговору" неизбежно пересекутся в точке, где надо будет

решать, какое отношение к бытию больше соответствует открытости самого бытия

- картезианско-рационалистическое или историческое. "Уклонение от труднейшей

задачи: подготовки той области, где можно будет принимать решения (eines

Bereichs der Entscheidbarkeit)" (D, 20), по мнению Хайдеггера, недопустимо.

И совершенно ясно, что Хайдеггер считает именно свое мышление в наибольшей

степени соответствующим этой задаче. Чтобы договориться о взаимопонимании в

философских вопросах, германская и французская стороны должны будут

встретиться не где-то на полпути между Берлином и Парижем, а в горах

Тодтнауберга...

1 Жюльен Бенда (1867-1956) - французский писатель-эссеист, выступавший

против интуитивистской концепции А. Бергсона с позиций "интеллектуализма".

433

Три года спустя после только что описанных событий развязанная Гитлером

мировая война была в полном разгаре. Летом 1940 года Франция потерпела

поражение. В летний семестр того же года Хайдеггер в своих лекциях о Ницше,

которые назывались "Европейский нигилизм", заговорил о капитуляции Франции и

сделал в этой связи ошеломляющий вывод: "В эти дни мы стали свидетелями того

таинственного закона истории, что народ оказывается однажды не на уровне

метафизики, выросшей из его собственной истории, причем как раз в тот

момент, когда эта метафизика достигает безусловного господства. [...]

Недостаточно обладать танками, самолетами и аппаратурой связи; недостаточно

и располагать людьми, способными такие вещи обслуживать... Требуется такое

человечество, которое в самой своей основе сообразно уникальному существу

Характеристики

Список файлов учебной работы