Германский мастерер и его время (553387), страница 71

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 71)

присутствия в определенных ситуациях.

Хотя Хайдеггер иногда делал предметом своего анализа со-бытие (с

другими), его мышление всегда было направлено только на человека как на

представителя человеческого рода: der Mensch, das Dasein; то, что

противостоит человеку, или то, в чем находится человек, Хайдеггер тоже

обозначал как нечто единичное: die Welt ("мир"), das Seiende ("сущее"), das

Sein ("бытие").

Но между человеком и великим Целым - бытием, духом, историей - имеется

некая промежуточная область, где существуют die Menschen ("люди" во

множественном числе): многочисленные, отличающиеся друг от друга,

преследующие разные интересы, взаимодействующие и только в этом

взаимодействии совместно порождающие то, что может быть названо политической

реальностью. В хайдеггеровской панораме присутствия исчезает вся эта сфера,

онтологическое значение которой заключается во множественности и различиях

между индивидами. Для Хайдеггера существует только два вида присутствия:

подлинное и неподлинное, самость (Selbst) и обезличенный человек (Man).

Конечно, Хайдеггер не стал бы отрицать, что проекты бытия у разных индивидов

различны, однако эта "различность" не становится для него позитивным

вызовом, он не относит ее к фундаментальным условиям человеческой

экзистенции. Мы

358

вынуждены жить, считаясь с тем фактом, что окружены людьми, отличными

от нас, которых мы не понимаем или, наоборот, понимаем чересчур хорошо;

которых мы любим или ненавидим, к которым мы равнодушны или которые кажутся

нам загадочными; от которых нас отделяет пропасть или ничто не отделяет, -

однако всему этому универсуму возможных отношений Хайдеггер не придает

никакого значения, не включает его в число своих "экзистенциалов".

Хайдеггеру, который ввел понятие онтологического различия, никогда не

приходила в голову мысль разработать онтологию различий. Понятие

"онтологическое различие" подразумевает: необходимо различать бытие и сущее.

"Онтология различий" означала бы, что философия должна считаться с

различиями между людьми и с обусловленными этими различиями трудностями и

шансами, которые играют столь важную роль в совместной жизни.

В философской традиции уже давно проделывается один сбивающий с толку

терминологический фокус: в ней всегда идет речь только о человеке, тогда как

имеются в виду люди. На философской сцене действуют Бог и человек, или "я" и

мир, или "ego cogito" ("мыслящее "я"") и "res extensa" ("протяженная вещь",

"природа"), или, как у Хайдеггера, присутствие и бытие. Хайдеггеровское

понятие "присутствия" тоже предполагает (хотя бы потому, что это

подсказывается самой используемой здесь языковой формой) идентичность всего,

что можно назвать "присутствием". Присутствие выдвинуто за "сущее в целом",

говорит Хайдеггер [1]. Да, но прежде всего единичное присутствие выдвинуто

за мир других присутствующих людей.

1 См.: Что такое метафизика? С. 24.

Вместо того чтобы осмыслить фундаментальный факт множественности этого

человеческого мира, Хайдеггер обращается к "коллективному единому" - к

собирательному понятию "народ". И на народ, как на нечто единое,

распространяет экзистенциальный идеал "бытия самостью" - идеал, который,

"собственно", изначально относился к индивиду, "отброшенному" к самому себе.

"Изначальное требование" всякого присутствия, состоящее в том, "что оно

должно сохранить и спасти свою собственную сущность", Хайдеггер (в речи,

произнесенной во время лейпцигской "Манифестации немецкой науки в поддержку

Адольфа Гитлера", 11 ноября 1933 года) приписывает народу, который, по его

словам, тоже должен "сохранить и спасти свою собственную сущность". Что же

представляет опасность для народа? Унизительные

359

статьи Версальского договора, отторжение областей, прежде

принадлежавших Германии, репарационные платежи. Какая организация

санкционирует эти несправедливые меры? Лига Наций. А значит, Гитлер поступил

правильно, объявив о выходе Германии из Лиги Наций, и правильно, что народ

на плебисците (связанном с выборами в рейхстаг по единым спискам кандидатов)

одобрил его решение. И теперь Хайдеггер освящает этот политический маневр

своей "философией подлинности" (перенесенной с индивида на народ),

интерпретируя его как "изначальное требование присутствия".

По содержанию лейпцигская речь 1933 года - не что иное, как

"прикладная", то есть приспособленная к национальным нуждам, фундаментальная

онтология. В лекциях по логике, прочитанных летом 1934 года (до сих пор был

опубликован только их искаженный вариант), Хайдеггер специально рассуждал об

этом превращении "всегда-моего" (Je-meinigkeit) во "всегда-наше"

(Jeunsrigkeit). "Самость, - говорил он, - не является самым характерным

определением "я"". Фундирующее значение имеет скорее "мы-самость".

Озабочиваясь "я-самостью", индивид теряет почву под ногами, он "оказывается

потерянным для самости", поскольку ищет самость в неправильном месте, а

именно, в изолированном "я". Найти же ее можно только в "мы"; правда, не

всякое скопление людей - скажем, не "клуб любителей игры в кегли" и не

"банда грабителей" - является таким "мы". Различие между подлинностью и

неподлинностью существует и на уровне "мы". Неподлинное "мы" - это

обезличенные люди (Man); подлинное "мы" - народ, утверждающий себя так же,

как утверждает себя отдельно взятый человек. "Народное целое, следовательно,

есть человек в увеличенном масштабе (Mensch im Gro|3en)" (L, 26 ff.).

Весь пафос концепции "подлинности" в "Бытии и времени" связан с идеей

одиночества. Но когда народ становится "коллективным единым", коллективным

присутствием, это одиночество не может не раствориться в (сомнительном)

единстве народа. Однако Хайдеггер не хотел отказываться от экзистенциального

пафоса и потому нашел такую сценическую площадку, на которой целый народ

может предстать в ситуации избранного по собственной воле одиночества.

Немецкий народ одинок среди других народов. Осуществляя свою революцию, он

дальше других выдвинулся в неизвестное "сущего в целом". Это мы уже слышали

в ректорской речи Хайдеггера: народ выдвинулся под пустое небо Заратустры;

это сообщество - расчлененное на воинские части, дружины, союзы - выступило

в поход, чтобы внести смысл в то, что лишено смысла. Немецкий народ,

метафизический народ...

360

Что представляет собой подлинное политическое мышление, покажет Ханна

Арендт (отчасти в порядке полемики с Мартином Хайдеггером): оно возникает из

"со-бытия и друг-с-другом-бытия различных людей" и сопротивляется любым

попыткам гностически "углубить" сумятицу исторического процесса, либо

возвысить ее до уровня "подлинной" истории, обладающей тем автоматизмом и

той логикой, которые никогда не могут быть присущи хаосу подлинной истории,

состоящей лишь из бесконечного множества перекрещивающихся историй.

Хайдеггер пришел не к политическому мышлению, а лишь к такого рода

"историческому гностицизму". Это было бы еще полбеды, если бы он заметил,

что у него отсутствуют политические понятия. Не то, что он был аполитичным,

а то, что он этого не заметил и спутал свой "исторический гностицизм" с

политическим мышлением, делало его тогдашние политические выступления столь

двусмысленными. Если бы Хайдеггер, как "историогностик", продолжал

рассказывать свои "подлинные" истории, не пытаясь с их помощью делать

"политику", он остался бы тем художником философии, каким был раньше; однако

он, отдавшись на волю революционного потока, захотел стать политиком

философии. И вот он стоит у костра, на празднике солнцестояния, и обращается

к молодым людям, завороженно вслушивающимся в его слова: "Дни проходят, они

снова становятся короче. Но растет наша мужественная решимость разорвать

сгущающуюся тьму. Мы не имеем права быть слепыми в борьбе. Пусть пламя

возвещает и освещает, показывает нам путь, с которого уже нельзя повернуть

назад! Огонь пылает, сердце горит!"

Большинство профессоров во Фрайбурге видели в ректоре разбушевавшегося

бескомпромиссного фантазера. Временами его находили комичным и пересказывали

друг другу историю о том, как группа студентов под руководством уже

упоминавшегося доцента философии, бывшего морского офицера Штилера

упражнялась в карьере кирпичного завода с деревянными макетами ружей и как

затем подъехал (и выпрыгнул из машины) Хайдеггер. Верзила Штилер - в нем

было 2,2 метра росту - встал навытяжку перед низкорослым Хайдеггером и

отрапортовал по всей форме, а ректор, вся военная служба которого прошла в

ведомстве почтовой цензуры и в метеорологическом батальоне, изображая из

себя командира, тоже по всем правилам принял рапорт, после чего

поприветствовал присутствовавших. Такими были батальные сцены "по

Хайдеггеру".

361

В сентябре 1933 года Хайдеггер получил приглашение в Берлинский

университет, а в октябре - в Мюнхенский. Виктор Фариас исследовал

сопутствовавшие этому обстоятельства и выяснил, что в обоих случаях

приглашения были посланы вопреки желанию преподавателей соответствующих

факультетов. В Берлине кандидатуру Хайдеггера особенно настоятельно

рекомендовал Альфред Боймлер; в своем заключении он даже назвал

фрайбургского ректора "философским гением". Тогда же, вступив в переговоры с

Мюнхенским университетом, Хайдеггер ссылался на то, что в Берлине ему уже

обещано место профессора "с особой политической задачей", и спрашивал,

нельзя ли будет и в Мюнхене привлечь его, в соответствии с его желанием, к

работе по "преобразованию высшей школы". Его решение о выборе места службы,

говорит Хайдеггер, будет зависеть оттого, где и как он сможет наилучшим

образом послужить "делу Адольфа Гитлера". Противодействие назначению

Хайдеггера оказывалось с двух сторон: консервативные профессора находили,

что его лекционные курсы лишены "позитивного" содержания, а "жесткие"

идеологи национал-социализма, вроде Эрнста Крика и Йенша [1], не верили в

его приверженность национал-социалистскому мировоззрению.

1 Эрих Рудольф Йенш (1883-1940) - профессор в Марбурге; занимался

психологией восприятия.

Важную закулисную роль в берлинских и мюнхенских переговорах сыграл

отзыв психолога Йенша, бывшего коллеги Хайдеггера по Марбургскому

университету. Йенш характеризовал Хайдеггера как "опасного шизофреника", чьи

работы в действительности представляют собой "психопатологические

документы". Мышление Хайдеггера, как утверждал Йенш, в основе своей

иудейское, "талмудически-крючкотворское", почему оно и привлекает прежде

всего евреев. Хайдеггер, отмечал Йенш, искусно "перечеканил" свою

"экзистенциальную философию" в соответствии с "тенденциями

национал-социализма". Годом позже, когда обсуждался вопрос о назначении

Хайдеггера руководителем национал-социалистской Академии доцентов, Йенш

написал второй отзыв. Йенш предостерегал от "шизофренической болтовни"

Хайдеггера, придающей "банальностям видимость значительности". Хайдеггер,

говорилось в отзыве, "типичный революционер", и потому следует считаться с

такой возможностью, что если "революция у нас когда-нибудь закончится", он,

может быть,

362

"более не пожелает оставаться на нашей стороне" и снова "поменяет

окраску". Эрнст Крик, претендовавший на роль "официального философа"

национал-социалистского движения, определил позицию Хайдеггера как

"метафизический нигилизм". В отличие от Йенша Крик в 1934 году выразил свое

критическое отношение к Хайдеггеру публично, в издававшемся им журнале

"Фольк им верден": "Основной мировоззренческий тон учения Хайдеггера

задается понятиями заботы и страха, нацеленными на Ничто. Смысл этой

философии - откровенный атеизм и метафизический нигилизм, представленный у

нас преимущественно еврейскими литераторами, то есть фермент, способствующий

разложению и распаду немецкого народа. В "Бытии и времени" Хайдеггер

осознанно и намеренно философствует о "повседневности" - ни словом не

упоминая ни народ и государство, ни расу, ни все другие ценности нашей

национал-социалистской картины мира. Если в ректорской речи... вдруг

начинают звучать героические ноты, то это лишь результат приспособления к

ситуации 1933 года, который полностью противоречит его основной позиции,

сформулированной в "Бытии и времени" (1927) и в лекции "Что такое

метафизика?" (1931), - позиции, которая включает в себя учения о заботе,

страхе и Ничто".

Полицентризм национал-социалистского аппарата власти сказывался, среди

прочего, в научно-политической и идеологической сферах. В баварском и

берлинском министерствах культуры Хайдеггера поддерживали из-за его высокой

международной репутации. Чиновники хотели использовать его имя как "вывеску"

и закрывали глаза на тот факт, что "приватный" национал-социализм Хайдеггера

оставался непонятным для представителей партийных кругов или даже казался им

подозрительным. Крик, например, высказал подозрение в том, что Хайдеггер

намеренно связывает революцию с нигилизмом страха - для того, чтобы в

конечном итоге толкнуть немецкий народ "в спасительные объятия Церкви". Во

Характеристики

Список файлов учебной работы