Vadim_Panov_Zanimatelnaya_Mehanika (522911), страница 33
Текст из файла (страница 33)
Оружейник выпустил песика на газон, а сам вытащил из кармана телефон:
– Гончар!
– Да.
– Мы не ошиблись, Волков действительно тот, кого мы ищем.
– Собиратель Тайн?
– Да, – подтвердил старик. – Вскрыл Чеканщика, как банку с пивом. Даже не вспотел.
– Чеканщик молод, – посетовал Гончар. – Жаль, что его папаши нет в городе.
– Был бы на месте Нумизмат, Волков, наверное, вспотел бы, – согласился Оружейник. – Но вскрыл бы и его. Я верю. Чеканщик молод, горяч, но умен. Это у них семейное.
– Ладно, будем считать, что экзамен Волков сдал, – решил Гончар. – Я избавлю его от ненужных забот, пусть сосредоточится на главном, а ты действуй по плану. Вводи парня в курс дела.
– ОК.
Старик отключил телефон, улыбнулся бегающему по газону Серафиму и набрал номер Волкова:
– Федор Александрович?
– Да.
– С вами говорит Оружейник. Знакомое имя?
Пауза. Старик представил выражение лица Волкова и улыбнулся.
– Знакомое.
– Вы установили засаду в моей квартире, а я не люблю обсуждать дела при посторонних. Предлагаю договориться так: вы убираете своих людей, а я завтра утречком приеду по известному вам адресу, и мы поговорим. Что скажете?
Очкарик прекрасно понимал, что для того, чтобы его убить, Оружейнику не требуется личная встреча. А потому не колебался ни секунды:
– Во сколько мы встретимся?
– Давайте в десять.
– В девять тридцать я уберу людей.
* * *
– Осторожно! – вскрикнул Крус.
– Извини, – пробормотал Травник, продолжая накладывать компресс на грудь Невады.
– У тебя не руки, а грабли! Силу свою не чувствуешь!
– Ты слишком капризный, – хмыкнул здоровяк.
У Круса не было оснований обвинять Травника. Несмотря на внушительные размеры, пальцы здоровяка оказались нежными, их прикосновения – очень мягкими, однако Невада не унимался:
– Специально меня мучаешь!
– Ты бредишь, – дружелюбно произнес Травник и отошел от дивана. – У тебя посттравматический шок. Тебе нужен покой.
– Я дрался несколько часов назад! Какой еще шок?!
Крус не сразу понял, что Травник над ним смеется. А когда догадался, поджал губы.
Снятая Гончаром однокомнатная квартира уступала номеру в «Мариотте» по всем статьям. Комната маленькая, темная. Мебель дешевая, скрипучая. Повсюду пыль, на кухне постоянно журчит вода. В туалете были замечены тараканы. Ужас! Неваду бесила сама мысль о том, что он прячется в подобном убежище.
– Почему Гончар не пустил меня к себе?
Травник молча пожал могучими плечами. Он удобно устроился в скрипнувшем под его тяжестью кресле, взял в руки журнал и хотел только одного: чтобы Вонючка заткнулся.
– Мы нужны Гончару только пока здоровые и сильные.
– Ты знаешь тех, кому нужны слабые и больные?
«Надо было добавить в чай снотворное!»
Укрепляющий отвар, что приготовил здоровяк, содержал небольшую дозу успокоительного, но оно еще не начало действовать.
– Но ведь совесть надо иметь, – продолжал канючить Крус. – В конце концов, я пострадал, выполняя его приказ. А вместо благодарности Гончар засунул меня в эту дыру.
– А что, нужно было памятник тебе поставить?
– Пошел ты… – Невада закрыл глаза. – Гончар тебя еще прижмет.
– Я ему ничего не должен.
– Что же ты, в таком случае, здесь делаешь?
– Испанка должна, – неохотно признался Травник. – А я так, за компанию подался.
Потому что давным-давно стал ее рыцарем.
– А Испанка Гончару зачем? Думаешь, он Собирателя Тайн без нас не разбудил бы? Оружейник его друг, Проказа ненавидит Механикуса, я – сделаю все, что он велит. А вы ему зачем? – Крус открыл глаза и с презрительной ухмылкой уставился на Травника. – За компанию он подался! Гончар прекрасно знал, что ты за Испанкой попрешься. Потому и позвал ее – одним ходом заполучил в команду сразу двух искусников.
Здоровяк оторвался от журнала и недоуменно посмотрел на парня:
– Зачем мы ему?
– Партия, дубина ты здоровая. Мы – его партия, понимаешь? Золотая Баба – это ведь не просто статуя, ей настоящие шаманы служат. Служат! Искусники служат, просекаешь?
Травник покачал головой. Он не понимал. И начал жалеть, что добавил Неваде успокоительного: язык Вонючки стал заплетаться.
– Что будет, если Гончар, да не сам по себе, а во главе единомышленников, заполучит Золотую Бабу? Что? Думай!!
Однако эта вспышка стала последней. Успокоительное наконец подействовало, Невада откинулся на спину, вновь закрыл глаза, и его дыхание выровнялось. Заснул.
– Партия! – Здоровяк покачал головой. – Ерунда какая-то…
Для своей обличительной речи Крус выбрал неподходящего слушателя. Окажись на месте Травника Испанка, она бы отнеслась к словам Невады с гораздо большим интересом. Постаралась бы выспросить подробности: почему так решил? Сам додумался или подслушал? Кому именно Гончар говорил, что собирает именно единомышленников, а не просто чем-то обязанных ему искусников? Чем важна Золотая Баба? А здоровяк стоял слишком далеко от внутренних дел искусников. Жизнь Травника, все его помыслы и заботы концентрировались исключительно на нем самом да на Испанке. Остальное здоровяка волновало постольку-поскольку.
А потому он лишь повторил:
– Ерунда.
И спокойно вернулся к чтению.
* * *
– Что вы там делаете? – с пьяной обидой поинтересовался полулежащий на заднем сиденье Славик.
Женщина, назвавшаяся Ольгой, хихикнула. А сидящий за рулем Гарик ответил, слегка запинаясь:
– Едем к тебе. Как договаривались.
«Ага, как договаривались! А сам на каждом светофоре лезет к Ольге под платье! А она хихикает! А ведь договаривались подождать до квартиры…»
Мысли путались.
«Почему она не выбрала заднее сиденье? Гарик ей больше нравится?»
Кровь вскипала и тут же успокаивалась. Драться с другом Славику не хотелось. Лень было, если честно. Последний коктейль оказался лишним. Но и произвести впечатление на Ольгу хотелось, показать, что он – ого-го! Не то что какой-то там Гарик… А как покажешь?
Спереди вновь послышалось подозрительное шуршание. Темные фигуры соединились.
– Хватит целоваться!
Ольга снова хихикнула. Гарик пробурчал что-то невразумительное. Тем не менее фигуры разошлись – загорелся зеленый, и Гарик дал по газам. Славик уже собрался треснуть ему по репе – нашлись все-таки силы, – как его взгляд упал на знакомое здание.
Офис отцовской фирмы.
«Сейчас я покажу, кто из нас крут!»
Молодой человек надавил на ручку дверцы.
– Ты куда? – Гарик успел ударить по тормозам, и только благодаря этому его приятель не выкатился из автомобиля на ходу. «Мерседес» встал у тротуара.
– Ждите здесь!
– Как скажешь.
Гарик не возражал.
«Я вам покажу!»
Обида и пьяная удаль окончательно поглотили Славика. Он выбрался из машины, шатаясь, обогнул здание и забарабанил в дверь запасного выхода.
– Эй! Открывай хозяину!
На мониторе появилась его физиономия. Двое находящихся внутри охранников переглянулись, выругались, но дверь отворили:
– Добрый вечер, Вячеслав Вячеславович.
Протестовать против позднего визита они не рискнули: папаша во всем потакал отпрыску.
– Спасибо за службу, орлы! – пьяно провозгласил Славик и нетвердой походкой подался на второй этаж, где располагался кабинет отца.
* * *
Комнату поглотила кромешная тьма, лишь свеча мерцала в сердце мрака. Едва-едва…
Маленький, слабенький огонек обычной свечки пытался противостоять черноте, но безуспешно. Свет огарка не дотягивался до стен, не бросал на них причудливых отблесков, не порождал тени.
Казалось, тьма сложила над фитилем ладони, оставив только маленькое отверстие, через которое виднелся огонек. Не более. Или что не свеча умирает в центре черной комнаты, а висит во тьме нарисованный язычок пламени, каким-то чудом ставший видным во мраке.
Казалось…
На самом же деле свет огарка забирал сидящий перед ним Гончар. Весь свет, что порождала черная свеча. Вдыхал его, впитывал, притягивал.
И если бы хоть кто-нибудь мог разглядеть свечу в другом мире, в том, куда переносил ее свет Гончар, он бы увидел малюсенькое солнышко, поднявшееся высоко-высоко в небо и испустившее один-единственный лучик, который стремительно помчался по московским улицам. Тоненький, призрачный лучик не рассеивался в огнях ночного города. Не растворялся в окнах и рекламных огнях, слабел чуть-чуть, удаляясь от дома, но не исчезал, упрямо тянулся к цели.
Лучик проскользнул в окно и коснулся лба спящего на неудобной кровати человека.
Человек вздрогнул.
– Ты во всем виноват, – прошептал Гончар. – Это сделал ты. Ты все придумал. А теперь раскаиваешься.
Человек сморщился, словно собираясь заплакать, застонал, но не пошевелился. Казалось, ткнувшийся в лоб луч пригвоздил его к месту.
– Ты это совершил. Ты давно его ненавидел. Он превратил твою жизнь в ад, а тебя – в раба. Ты хотел освободиться. Больше всего на свете ты хотел освободиться.
Из закрытых глаз человека потекли слезы.
– Но теперь ты понял, что свободы нет. Ты ошибся. Тебе плохо. И ты расскажешь об этом.
– Расскажу, – прошептал человек. – Я преступник. Я убил Арифа.
Четыре таблетки обезболивающего зашипели в стакане с водой. Левой рукой Гончар держался за раскалывающуюся голову, а правой торопливо размешивал таблетки чайной ложечкой. Металл позвякивал о стекло, но происходило это не потому, что Гончар мешал не глядя – сил открыть глаза у него не было, – не потому, что торопился, а потому что рука дрожала. Сильно дрожала. Боль в голове была такая, что тело едва не сводило судорогой, Гончар держался из последних сил и едва услышал, что шипение прекратилось, вытащил ложку, схватил стакан и поднес его ко рту. Жаль только, что боль не уйдет сразу, что впереди еще бесконечные пять, а то и десять минут. Одуряющие. Страшные. Он отставил опустевший стакан, опустился на пол, прижался головой к холодной стене и застонал.
Но главное сделано: Собиратель Тайн свободен от любой другой работы, кроме той, ради которой ему помогли проснуться раньше срока.
Сибирь, 2004 год,
сорок девятый день экспедиции
Вот уже три ночи они не пользовались палатками. Причиной стало не падение дисциплины, хотя моральное состояние членов экспедиции действительно оставляло желать лучшего, а обычный расчет: три дня назад пали последние лошади, и они бросили все лишнее. Остин, прекрасно чувствующий настроение людей, разрешил комплектовать рюкзаки тем, что каждый сочтет необходимым, и не удивился, увидев в куче отброшенного барахла научные приборы, средства связи и даже оружие. Винтовки и патроны к ним взяли с собой только морпехи, ведь для нормального солдата остаться без ствола – все равно что оказаться голым, гражданские же, в начале пути щеголявшие мужскими игрушками, предпочли избавиться от лишней тяжести. Не выдержали. Осуждать их Остин не стал: две последние недели показали, что защитить своих обладателей винтовки неспособны.
Две последние недели…
Да, именно так: две последние недели, четырнадцать кошмарных дней, триста тридцать шесть часов, наполненных оглушающим страхом, паникой и смятением.
Две последние недели…
Все началось с убийства проводника. Не помогла усиленная охрана. Не помогли ежечасные ночные проверки Портянкина и состоящих при нем морпехов. Не помогло то, что палатка проводника ставилась в центре и ему было запрещено удаляться от нее – журчал и гадил практически в лагере. Ничего не помогло. Четырнадцать дней назад Ерофею Портянкину и его телохранителям перерезали горла. Перепуганный дежурный сдуру поднял общую тревогу, началась стрельба: запаниковавшие люди реагировали на малейший шорох, и Остину с огромным трудом удалось вернуть себе контроль над ситуацией. На стихийном ночном собрании Джеймс объявил, что экспедиция закончена и они поворачивают обратно. Кантор не протестовал, по всей видимости, уже тогда понял, что никто их из тайги не выпустит. Остальные Остину поверили. Успокоились.
Но дальше стало хуже.
Через три дня пали пять лошадей. Никаких признаков заболевания, никаких признаков внешнего воздействия. Просто упали и умерли. Одновременно. Тем же вечером на стоянке произошла драка между морпехами и гражданскими, которую удалось прекратить лишь благодаря проявленной Джеймсом твердости. Остин пообещал пристрелить нарушителей дисциплины. Соперники расползлись приводить себя в порядок, однако сержант Андерсен и несколько солдат демонстративно отделились от остальных членов экспедиции, расположившись на краю поляны и запалив собственный костер.
Во время следующей ночевки они самовольно оставили лагерь.
Исчезновение шести солдат гнетуще подействовало на гражданских. После убийства проводника они видели в морпехах защитников, а потому дезертирство Андерсена и его приятелей едва не вызвало панику. Опять последовало собрание, на котором всплыла правда об отказе навигационных приборов, и Остин, выполняя волю большинства, повел экспедицию по следам беглецов: гражданским отчего-то казалось, что Андерсен знает, как выбраться из проклятой тайги.
Так ли это было или нет, выяснить не удалось. Через три дня экспедиция наткнулась на лагерь дезертиров: погасшее кострище, остывшая еда и шесть трупов.
Во время вспыхнувших беспорядков Остин, спасая свою жизнь, был вынужден застрелить одного из гражданских.
Той же ночью пали еще две лошади.
Спустя сутки одного из лаборантов задрал медведь.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
