Диссертация (1173481), страница 21
Текст из файла (страница 21)
Он вежливо приподнимал шляпу и ещёбольше пугал старух и девушек» [С. 162].Личность Кюхельбекера в романе это и воссоздание образа целогопоколенияпоэтов-революционеров,безосновательновидевшихв«своенародности русской … обновление и жизни, и литературы» [К., с. 167].ВобразеКюхельбекераидеалистическоепредставлениевоплощеномолодогосубъективное,поколениядворянромантическиореальнойЧасть 2.
Литературоведение : сборник научных трудов. СПб.: Санкт-Петербургскийуниверситет технологии и дизайна, 2014. С. 294.278Пауткин А.И. Советский исторический роман (в русской литературе). М.: Знание, 1970.С. 13.94действительности, о жизни крепостного крестьянина.
Характерен эпизод вимении сестры Вильгельма Устиньи Глинки, когда ключница Аграфеназапрещала крепостным девушкам петь во время работы. Тынянов рисует образреволюционера-интеллигента, «причём именно русского интеллигента»279, с егорусским мировоззрением и характером, обоснованным социально-политической,культурной, бытовой ситуацией в Отечестве.Самодержавнаявластьвроманепредставлена«какузурпация,приравнивается к тирании»280.
Больше всего страшило Вильгельма отсутствие«воздуха»,возведённыйвабсолютвоенныйпорядоквовсём.Яркойиллюстрацией этому служит сцена наказания на плацу осуждённых солдат.Вильгельмапоразили«порядок,красота,расчёткаждогодвижения.Воспоминания об этом доводили его физической боли: «Помещика, которыйвымазал дёгтем человека, Вильгельм не мог ненавидеть – он мог только избитьего или убить. Но красивые, гибкие лозы, звучный свист флейты и мерныедвижения он ненавидел, – потому что боялся их до дрожи в ногах, до омерзения»[К., с. 184–186].Углубляясь в исследование причин событий на Сенатской площади,писатель подробно рассказывает о борьбе за престол.
В вопросе наследованиявласти Романовы «руководствуются не законами государства, не интересамиРоссии, а семейными интересами»281: «Это было дело домашнее. Россия отходилапо завещанию к тому, кого для этого считала подходящим семья» [К., с. 211].Современный исследователь Д.Д. Николаев считает, что М. Серебрянский всвоей книге 1936 г., обходя стороной «антисамодержавный пафос, к тому временипревратившийся в общее место советской исторической прозы»282, отмечает, какпрорисована в романе обречённость выступивших на Сенатской площади, судьбадекабристского движения.
Тема трагического исхода восстания звучит в сценеПетанова А.Ю. Романистика Юрия Тынянова и её жанровое своеобразие : автореф. дис. … к.филол. н. М., 1990. С. 14.280Николаев Д.Д. Русская проза 1920–1930-х годов : Авантюрная, фантастическая иисторическая проза. М.: Наука, 2006. С. 565.281Там же.282Там же.
С. 567.27995накануне революционного выступления – ночью у Рылеева, «… в домеАмериканской компании на Мойке»: «измученное лицо» и «глухая» речьШтейнгеля, «блуждающие зеленоватые глаза» и дрожащие губы Трубецкого, он«чрезмерно возбуждён», а Рылеев «говорит медленно», он бледен, «страшен,взгляда его чёрных глаз не выносит даже Якубович» [К., с. 228]. Собравшиесяпонимают, что запланированное под угрозой: чёткий план действий неразработан, в действиях хаос, «все говорят сразу, одни приходят, другие уходят»[К., с. 228].
Рылеев несколько раз произносит слова о неминуемости гибели: «Мына смерть обречены», «Ножны изломаны. Сабли спрятать нельзя, умирать всёравно» [К., с. 228]. Завершается глава безмолвной прогулкой Вильгельма и СашиОдоевского на Петровскую площадь: «Беспокойное чувство влечёт их на этуплощадь» [К., с. 228].В центральной фигуре русского дворянина революционера-интеллигентавоссоздано в целом декабристское движение. Тыняновское изображениедвупланово: с одной стороны, писатель взволнованно, с восторгом смотрит на ихсмелость, благородство, порыв, силу духа, с другой – в повествованииподчёркнута историческая обречённость декабризма. В беседе с КюхельбекеромАлександр Грибоедов однажды обронил, обратившись к другу: «Что за проклятиенад нами, Вильгельм?» [К., с. 140].Ю.
Тынянов создал таким путём более реалистичный образ молодыхреволюционнонастроенныхлюдей.Критикаобвинялаписателявпессимистических взглядах на историю освободительного движения и в«вульгарно-социологической»283 интерпретации воззрений декабристов, которыеособо проявились в следующем историческом романе Ю.
Тынянова – «СмертьВазир-Мухтара». Темой декабризма открывается роман. Участников этогодвижения Тынянов называет «отцы», хотя минуло лишь три года – действиеромана начинается в марте 1828 года. «Отцы пригнулись, … стали бояться детей,… заискивать» [С., с. 6]. «Детьми» Тынянов именует поколение, не вовлечённое вСм.
об этом: Пауткин А.И. Советский исторический роман (в русской литературе). М.:Знание, 1970. 112 с.; Петров С.М. Исторический роман в русской литературе. М.: Просвещение,1961. 224 с.28396декабризм, они были «моложе отцов всего на два-три года» [С., с. 6]. Но это былоуже иное поколение, и «кровь века переместилась» [С., с.
6] в них. Оставшиеся вживых люди двадцатых годов словно «псы» чувствовали и выбирали подходящееместо для ухода из жизни. А смерть, постигшая иных декабристов в двадцатыхгодах, была, по Тынянову, для них благом. Они ушли «молодыми и гордымипсами со звонкими рыжими баками!», – восклицает писатель [С., с. 8]. Хотя 1920е годы лично для Ю. Тынянова явились периодом переосмысления революции1917 г., сомнений в необходимости многих произошедших изменений, анализетяжёлых последствий, тем не менее очевидно сочувствие автора декабристам ипримкнувшим к ним – молодым смелым людям, думающим, но погубившимсамих себя.Ошибки, непоследовательность и опасность действий революционнонастроенных людей очевидны были не только потомкам, но и современникам.Так, в романе «Кюхля» за несколько лет до трагических событий об этомпредупреждал Вильгельма супруг его родной сестры Устиньи – ГригорийАндреевич Глинка.
Статский советник, кавалер великих князей Николая иМихаила Павловичей, филолог, поэт, прозаик, переводчик – Глинка был одним изобразованнейших людей своего времени. Наблюдая за Вильгельмом, видя его«поведение по отношению к крестьянам», он понимал, что молодой человекнаходится «на ложном пути».
Молодое революционно настроенное поколение невидело различия между «своенародностью» и народным восстанием, бунтом,когда «в решительный день, который, может быть, не столь далёк, сотни тысячдворовых наточат ножи, под которыми погибнем и мы и вы», – предостерегаетГригорий Андреевич в серьёзной проникновенной беседе с Вильгельмом [К.,с. 167–168]. Вольность, по мнению Глинки, к которой так стремился геройтрагедии Вильгельма Тимолеон, может быть достигнута только с опорой нааристократию.В заблуждениях революционно настроенных дворян писатель видитнезавершённость идей декабризма. Участниками движения не учитывался рядисторических, социально-политических реалий жизни государства, что и стало97причиной поражения.
«Ножи дворовых» пугали Вильгельма, как и другихдворянских революционеров, а «бессмысленность и беспощадность» народногобунта, однажды пережитого, была страшна. Так, Кюхельбекера приводит в ужастолько мысль о вероятности повторения пугачёвщины, «Пугачёв пугал его,пожалуй, даже более, чем Аракчеев» [К., с.
166]. Пронзительность, с которой вроманепрописанамысльострахедворянпереднароднымбунтом,М. Серебрянский отмечал как главное достоинство произведения Ю. Тынянова.Кюхельбекеркакпредставительдворянскихгуманистовбоялсякровопролития. Вильгельму был более страшен Аракчеев284, а не бунтующийнарод.
Роковая судьба декабристов заключалась «в их боязни народноговосстания, в их промежуточной позиции между царём и народом»285. И в этомзаключается основная тема романа «Кюхля», раскрытая через воссозданнуюписателем галерею исторических лиц, в центре которой поэт-декабристКюхельбекер.Тема трагического положения декабристов и близких к ним людей звучит ив романе «Смерть Вазир-Мухтара».
Для писателя важно показать «друзей 14декабря»: Пущина, Лунина, Чаадаева, Штейнгеля, Каховского, Цебрикова идругих. В предисловии к роману «Смерть Вазир-Мухтара» Тынянов пишет, чтодекабрист Лунин «дразнил» императора Николая I письмами из Сибири ипроектами, «написанными издевательски ясным почерком» [С., с. 7]. Появляютсяв романах и «враги» декабристского движения: Бенкендорф, каратель Адлерберг,доносчик Ростовцев. Через обращение к ним раскрывается «… вечная проблемароли окружения для исторического лица и доверия к нему главногоАналогичный образ генерала Алексея Андреевича Аракчеева воссоздан и в историческойповести Н.С. Ашукина «Декабристы» (1923).
Следует отметить, что в революционное время«любимец царя» Аракчеев воспринимался как человек фактически управлявший страной и всейсвоей деятельностью усиливавший гнетущую атмосферу «крепостного рабства, нищеты,невежества и общей бесправности <…> Вместо преобразований в духе свободы, обещанных вначале царствования, были изданы законы об устройстве военных поселений, для книг и газетвведена самая суровая цензура, в учебных заведениях были запрещены все науки, которыемогли бы возбуждать угнетённую насилием мысль».
Цит. по: Николаев Д.Д. Русская проза1920–1930-х годов : Авантюрная, фантастическая и историческая проза. М.: Наука, 2006. С. 539.285Там же. С. 568.28498властителя»286. В «Кюхле» накануне трагических событий на Сенатской площади«… <…> явился один офицер, по фамилии Ростовцев, и подал письмо, в которомпредупреждал Николая о том, что завтра будет восстание. И у Николая двачувства в эту ночь: одно – чувство генерала, который завтра даст решительноесражение врагу. Или он будет император, или – без дыхания. А другое чувство –странной неловкости и боязни, как перед смотром» [К, с. 225].Однако повествование в романе Ю.
Тынянова о трагическом дне 14 декабря1825 г.проникнутохудожественнаясочувствиемсценаипроизведенияболью.иЭтоцентральнаяпереломныймоментисториковсудьбеКюхельбекера. Поэтому особой динамичностью и напряжённостью наполненыглавы «Декабрь» и «Петровская площадь». Временная и географическаясемантика названий глав указывает, что они повествуют о днях, когда городпереживал одно из самых трагических и значительных исторических событийпервой половины XIX в.Нафонеисторическогодекабрьскогодняизображёнмятущийся,стремительный Кюхля, высокий, худой, «с перекошенным» лицом.
«С самогоутра лёгкое и свободное безумие вошло в Вильгельма». Его движениядинамичны: «опрометью бежит к набережной», по пути спотыкается; «резкооборачивается», «смотрит как заворожённый» [С. 243]. Кюхельбекера охватываетто радость, то ярость, то «бешенная, ясная злость». Он полон решимости, желаниядействовать, совершить подвиг, но в силу роковых обстоятельств бессилен – двараза пистолет даёт осечку. Всё решает соотношение исторических сил,«противостояние площадей».Наступил конец дня, «Исаакиевская площадь во мраке», восстаниеподавлено жестоко: «Забрызганные веерообразно кровью стены Сената, трупы.Кучи, одиночки, чёрные и окровавленные.
Возы, покрытые рогожками, с которыхкаплет кровь» и «тихий проглоченный стон арестуемых» [К., с. 265]. СВильгельмом в это время происходит «непонятная перемена – острота сознанияЩедрина Н. М. «Красное Колесо» А. Солженицына и русская историческая проза второйполовины ХХ века. М.: Памятники исторической мысли, 2010. С. 175.28699остаётся, но злости уже нет, а есть только тонкая осторожность, сумасшедшаяхитрость преследуемого зверя» [К., с. 264].Это состояние, чувство, в особенности взгляд «загнанного зверя»впоследствии не оставляли Вильгельма практически всё время его бега от ареста.И даже описывая состояние Вильгельма, спустя более двадцати лет, в ссылке инезадолго до смерти, Тынянов говорит и об этом ощущении: «… Высокий,сгорбленный, с острой седой бородой, он шагал по своей комнате, как зверь пологову.