Диссертация (1173455), страница 32
Текст из файла (страница 32)
Вместо того чтобы получитьподдержку и наставление святых отцов, Татиана сама наставляет их. Юридическисохраняя сан и привилегии, мужчины теряют их фактически, и потому речигероев приобретают иронический оттенок. На вопрос Татианы к архиепископу:«О велики святы, како я могу убежати от огня будущаго?» – он отвечает ей: «Азтя во всем разрешу» [Там же; 67]. Беседа Татианы с духовным отцомпредставляет последнего комической фигурой. Он призывает на женщину Божийгнев, упрекая в непослушании духовному отцу, то есть в нежелании разделить сним ложе. Кощунственная интерпретация добродетели послушания и смиренияпоражает героиню и читателя: «Да ты ли, отче, праведный судия? Имаши ливласть в рай или в муку пустити мя?» [Там же; 68]После того как мужчины переступают порог ее дома, то есть ввергаются вгрех прелюбодеяния, Татиана берет на себя роль наставника. На нечестивыепредложения архиепископа она отвечает обличительной речью, парируятрадиционной идеей проповедей: «Богъ, отче, вся видит деяния наша, аще отчеловѣка утаимъ странствие наше, но онъ вся весть, обличения не требуетъ» [Тамже; 67].148Важной деталью является смена одежд героев, которая символизируетсмену ролей.
Татиана переодевает архиепископа в «женскую срачицу», тем самым«санъ сняше с него и вложиша к себе в сундукъ» [ПЛДР; XVII (1); 67]. Игра словприменена автором мастерски. Героиня не просто снимает с архиепископаодеяние, подобающее его сану, она «санъ сняше», который ничего не стоит безвнутреннего содержания, а потому и метафорически может быть положен вженский сундук.
Переодевания заключают в себе определенную иерархию.Наибольшийстыдпредстоитпретерпетьархиепископу,посколькуонпереодевается в женскую сорочку, священник остается в одной рубахе без пояса,купец в рубахе. Так автор наказывает героев в зависимости от возложенной наних ответственности.Таким образом, в деятельной натуре Татианы и свободолюбивой Аннушки,их сообразительности, смелости и гордости находит воплощение женскийхарактер, контрастирующий с однонаправленными, изначально определеннымисхемами, аллегориями смиренномудрых, послушливых женщин литературы XV–XVI веков и «злых жен». Формированию женского образа способствует развитиесветского жанра новеллы, вовлекающего обширный социальный пласт «новыхгероев»: купцов, плутов.
Без сомнения, данный жанр содействует «снижениюлитературы,литературногодействительностиценностями,героя,действительности.игероябылоодновременноиногдаболееглубокимииихНоразвенчаниеувенчаниемгуманистическими»265.новымиВпервыеобыкновенная светская женщина, далекая от христианского идеала, удостаиваетсяглавной роли в произведении, более того, роли наставницы окружающих еемужчин.
Авторы XVII века поощряют такие качества характера в женщине, какловкость,рассудительность,настойчивость,свободолюбие,стремлениекреализации своих желаний. Женщины вышеназванных новелл – самостоятельныехарактеры, они далеки от типичности, индивидуальны, имеют запоминающеесялицо.
Таким образом, влияние смехового, не обремененного идеологиейконтекста в формировании женского образа в XVII веке сложно переоценить.265Лихачев Д.С. Развитие русской литературы X–XVII веков. Эпохи и стили. Л.: Наука, 1973. С. 147.149Подведем итог вышесказанному: описывая схему «доброй жены» влитературе XV–XVI веков, мы отмечали ее второстепенность, зависимость отмужского героя.
Таковы были княгини Евдокия, Анастасия, Елена, Мария,Евфросинья.ВлитературеXVIIвеканезависимыеженыдействуютсамостоятельно и не нуждаются в присутствии героя мужского пола. «Повесть оКарпе Сутулове» посвящена супруге купца Татиане. «Повесть об УльянииОсорьиной» изображает праведную Ульянию. Автор «Повести о Марфе и Марии»описывает жизнь и поступки сестер, не вводя в повествование их мужей. Этатенденция на увеличение присутствия женского персонажа в произведении, накачественно иное изображение женщины в роли главной героини отмечаласьнами еще в литературе XVI века, в XVII веке она продолжает расти.В словесности XV–XVI веков женские персонажи – исторические лицавысокого социального положения.
В XVII веке мы знакомимся с вымышленнымиобразами. Таковы Татиана Сутулова, Аннушка, сестры Марфа и Мария, Настасия,Полиместра, супруги царя Казарина. Они обретают новые роли помимопослушливой спутницы мужчины. Татиана Сутулова выступает проповедником,судьей, творцом справедливости. Ксения предстает вещей девой, она возвышаетсянад остальными персонажами предвидением судьбы, спокойствием передповоротами жизни. Аннушка рушит устоявшиеся представления о женскомцеломудрии.
Таким образом, женские персонажи становятся более свободными,теперь их действия продиктованы не идеологией и моралью, а художественнымипредставлениями авторов. Так, обобщенные типы «добрых» и «злых» жен напротяженииXV–XVIIвековрусскойлитературыэволюционируютвиндивидуальные характеры, определенные и изначально заданные схема иаллегория – в самостоятельный художественный образ.150ЗаключениеЦель данной диссертационной работы заключалась в комплексном,многостороннемисследованиивсехвыявленныхженскихперсонажейвдревнерусской литературе XV–XVII веков, а также в теоретическом осмыслениии описании сложного эволюционного процесса, в результате которого женскийобраз прошел путь развития от схематического, затем аллегорическогоизображения к художественному воплощению.Материаломдлянашегоисследованияпослужилидревнерусскиепроизведения XV–XVII веков, содержащие женские персонажи.
В этот периодисториирусскойсловесностиподготавливалсяпостепенныйпереходотлитературы средневекового типа к литературе Нового времени, которыйявственно отражает качественное изменение способов изображения человека.Схематический способ изображения женского персонажа был ведущим вдревнерусской словесности XV века. В пределах данного периода незафиксировано ни одно произведение, в котором женщина выступала бы главнойгероиней, а редкие эпизодические персонажи в повествовании выполняютвторостепенную роль, характеризуя героя мужского пола.
Они четко разделены на«злых жен» и «добрых жен». Изображаемые женщины являются реальнымиисторическими личностями, женами или матерями великих князей, святых. Этаособенность отражает специфику поэтики древнерусской литературы XV века,которая чуждалась вымысла и стремилась к фиксации важных историческихсобытий.Схематический способ изображения заключается в использовании сходныхабстрактных формул (описание женщины в определенных этикетных ситуациях),общих риторических топосов, застывших эпитетов, изредка коротких слов самихжен,которыенеявляютсяречевойхарактеристикой.Анализболеераспространенного и кодифицированного типа «злой жены» позволил выделить151набор типологических черт, делающих его легко узнаваемым в любомпроизведении древнерусской словесности XV–XVII веков.В литературе XVI века отмечается резкое возрастание количества иизменение качества женских персонажей, которые занимают центральное место всюжетепроизведения.Масштабнаяцерковно-литературнаядеятельностьмитрополита Макария и его сподвижников наполняет древнерусскую словесность«женскими» житиями и житийными повестями («Житие… преподобнойЕвфросинии, игумении Спаса-Вседержителя в граде Полоцке», «Сказание окнягине Ольге», «Повесть об Иулиании Вяземской», «Повесть о Петре иФевронии Муромских»).
Появляется первая мирская повесть с центральнымженским персонажем – «Повесть о царице Динаре».В агиографических и светских произведениях этого времени женскиеперсонажи теряют абстрактную схематизацию и изображаются как аллегории –яркие, изощренно выписанные иллюстрации заданной идеи: образцы идеала илипорока. Лишь в текстах XVI века аллегорический способ изображения становитсяосознанным и является следствием изменяющегося отношения книжников кженщине, в то время как элементы аллегоризма в памятниках XV векаобусловленыимотивированыэмоционально-экспрессивнымстилемповествования.
Положительные женские персонажи XVI века продолжаютоставаться идеализированными, но теряют присущий им ореол скромности, какглавный признак благочестивой жены XV века, изображенной схематично, иприобретают героические качества. Неординарные, мужественные, стойкиегероини все так же ориентированы на идеал христианской веры, который, однако,высвечивает новые для женского персонажа черты.В схематическом и аллегорическом способах изображения женщиныприсутствует синхронизм и тождественность личного и общего начал: героинидействуют согласно этикету или провидению, индивидуальное восприятиеперсонажем собственного поведения не акцентируется, поскольку совпадает сбожественной волей или внушено дьяволом. Поэтому женский образ до XVII векане нуждается в развернутой многоплановой характеристике – «характер» на152данном этапе всецело определяется поступком и является изначально заданным иоднозначным.Постепенныйиплавныйпереходкизображениюженщиныкаксамостоятельного художественного образа наблюдаем в религиозных повестяхXVII века («Повесть об Ульянии Осорьиной», «Повесть о Марфе и Марии»).Женский персонаж теряет героизацию, и в центре повествования появляютсяпростые, земные женщины, которые проявляют собственные, индивидуальные ивместе с тем типические черты (что свидетельствует о признании ценностичеловеческой личности книжниками XVII века).Вусловно-переводныхповестяхXVIIвека(«ПовестьоВасилииЗлатовласом», «Повесть об Иване Пономаревиче», «Повесть о царице и львице»,«Повесть об Аполлонии Тирском») новое изображение женщины проявляетсяболее отчетливо и ярко.
Характеристика персонажа усложняется, его поступкиприобретают психологическую обусловленность. Следует отметить зарождениекосвенной характеристики с такими приемами, как описание внешности героини,одежды,интерьера,вкоторомонанаходится.Постепенностановитсяинформативным стиль речи персонажа (зарождается речевая характеристика),выбираемые им темы разговора.На основе анализа женских образов в переводных рыцарских романах,распространенных на Руси в XVII веке («Повесть о Бове королевиче», «Повесть оПетре Златых Ключей», «Повесть о Брунцвике»), выделяются мотивы,способствующие развитию женского литературного характера (мотив власти«земного» чувства, свободы женщины в определении своей судьбы, влиянияженской красоты).