Диссертация (1168475), страница 13
Текст из файла (страница 13)
«Комитетом 6 декабря 1826 г.» решения о ненужности повсеместного существования института генерал-губернаторов. В результате автор не просто согласился с высказанной еще Г. В. Вернадским мыслью о том, что составленное где-то в начале 1820-х гг. «расписание» генерал-губернаторских округов Александром I «было отчасти выполнено», а высказался еще более решительно,Арутюнян В. Г. Генерал-губернаторства... С.
4–5.Некоторые из них были высказаны автором в его статьях за 2005–2006 гг.106По мнению автора, именно с 1819 г. началась реализация собственно "генерал-губернаторского проекта".107Там же. С. 76, 78.108Об этой работе будет подробнее сказано ниже в § 1.1.1. историографического обзора.109См., напр.: Пекшева Л. А. Деятельность М. М. Сперанского в сфере местного управления: 1803–1831гг.:дисс. … к. и. н., Воронеж, 2007.
С. 165–168.10410541что это расписание было «почти полностью» реализовано. В подтверждении этого автор впервыепосле Н. В. Варадинова обратился к указу от 14 апреля 1824 г., в котором содержалось утвержденное императором «Расписание губерний по генерал-губернаторским округам» с определением места основного пребывания генерал-губернаторов и фамилий самих генерал-губернаторов, назначенных в большинство из 15 округов110. Итоговые выводы автора были следующими:1) «генерал-губернаторский проект занимал одно из главных мест в реформаторских замыслахАлександра I в послевоенное десятилетие»; 2) император «хотел сочетать оба института» — министерства и генерал-губернаторства, чтобы "обе системы, контролируя друг друга, замыкалисьна императоре, и, таким образом, его собственный контроль усиливался».
В своем втором выводеон, несомненно, поддержал точку зрения К. С. Чернова.В 2009 г. К. Г. Боленко защитил кандидатскую диссертацию о Верховном уголовном суде.В ней автор предположил, что институт ответственности, установленный для министров в 1811г., был распространен на генерал-губернаторов М. М. Сперанским самовольно111. И хотя мы несовсем согласны с этой версией112, заслуживает внимание сам факт обращения автора к этомуважному для полноценного понимания правового статуса генерал-губернаторов вопросу.В 2011 – 2013 гг. А. Н. Чертков в серии своих работах, посвященных современному территориальному устройству Российской Федерации, коснулся и дореволюционного опыта113.
Вчастности, характеризуя имперский период истории России, он отнес генерал-губернаторства(наместничества) к макрорегиональному уровню территориального устройства, определил 4 основных блока задач, которые, по его мнению, решались при их помощи, и попытался оценитьрезультативность их решения. Однако полагаем, что автор излишне «осовременил» сами формулировки этих задач и весьма схоластично (без обращения собственно к конкретно-историческимисследованиям) и негативно оценил результаты деятельности генерал-губернаторов по двум блокам задач («обеспечение единства государственного управления и реализации приоритетныхнаправлений политики государства» и «экономическое развитие и внутрироссийская интеграция»).
Как представляется, и в современной Российской Федерации эти задачи не решены в полном объеме ни на региональном, ни макрорегиональном уровнях. Однако его аргументы в пользутого, что генерал-губернаторства следует причислять не к региональному, а макрорегиональному110Арутюнян В. Г. Генерал-губернаторства... С. 225–235. До него обычно исследователи брали этот списокиз бумаг «Комитета 6 декабря», впервые опубликованных в т. 90 Сборника РИО за 1894 г.111Боленко К.
Г. Верховный уголовный суд в системе российской судебной системе 1-й половины XIX в.:дис. … к. и. н. М., 2009. С. 114–115.112Свои аргументы мы изложим в § 2 главы 8 диссертации.113Чертков А. Н.: 1) Российская империя и ее «регионы»: историко-правовой взгляд // Государственнаявласть и местное управление. 2011. № 4. С. 45–48; 2) Макрорегионы в территориальном устройстве Российскойимперии // История государства и права. 2011. № 20.
С. 29–32; 3) Правовое регулирование территориальногоустройства России: концепции и прогнозирование: автореф. дис. … д. ю. н. М., 2012. С. 31–34; Кистринова О. В.,Чертков А. Н. Самостоятельность государственно-территориальных единиц России: теория и практика. Воронеж,2013. С. 138–157.42уровню, нам показались весьма обоснованными и поэтому введены в понятийный аппаратнашего исследования.В 2012 г. увидела свет монография Л.
Ф. Писарьковой., специально посвященная проблемам государственного управления при Александре I114. Работа написана в рамках институционального подхода. Автор солидаризируется с мнением А. В. Предтеченского и представляет проводившиеся Александром I преобразования «как целостный процесс», не прекращавшийся напротяжении всего его царствования. Интересующему нас периоду и теме посвящена пятая (заключительная) глава монографии. Впервые предпринята столь масштабная попытка связать воедино и оценить реформаторские усилия императора и его окружения в сфере местного управления после Отечественной войны 1812 г., начиная с обсуждения проектов в правительственных иобщественных кругах, и заканчивая их реализацией.
В отличие от Д. И. Раскина и В. Г. Арутюняна? автор уже без сомнения вписала в этот процесс «Государственную уставную грамоту Российской империи» и сибирские преобразования М. М. Сперанского. Итоговый вывод автора сводится к следующему: «Осознав, что министерская реформа 1810–1811 гг. не смогла выработатьмеханизма контроля над деятельностью высшей администрации», царь попытался, «не отказываясь от министерств, создать новую модель управления», усилив личный контроль и создав наместах институт наместников — «своеобразных региональных министров».
Этим самым «по существу была проведена областная реформа», получившая частичное законодательное воплощение в ”Учреждении по управлению сибирских губерний”»115. Однако, как нам представляется,изъяв из круга рассматриваемых сюжетов историю реформирования управления на других«национальных окраинах» (например, в Бессарабии, на Кавказе, Великом княжестве Финляндском, Царстве Польском), автор обеднила свои рассуждения о том, чем мог руководствоваться Александр I, принимая или не принимая те или иные решения по вопросам реформирования управления на местах.Активно разрабатывает историю дореволюционного института генерал-губернатороворенбургский исследователь Ю.
П. Злобин116. Но в силу того, что автора интересует более широкий хронологический период, его выводы не всегда применимы к первой трети XIX в. Впрочем,114Писарькова Л. Ф. Государственное управление России в первой четверти XIX в.: замыслы, проекты, воплощение. М., 2012.115Там же. С. 381–382.116Злобин Ю. П.: 1) Институт генерал-губернаторской власти Российской империи в современной зарубежной историографии // Вестник Оренбургского гос. ун-та. 2009. № 10(116). С.
4–11; 2) Институт генерал-губернаторства в России в XVIII веке: становление и развитие // Там же. 2010. № 4(110). С. 4–11; 3) Законодательное обеспечение института генерал-губернаторской власти в России в первой половине XIX века // Известия Самарскогонаучного центра РАН. 2011. Т. 13. № 3–2. С. 363–369; 4) Социокультурная характеристика генерал-губернаторского корпуса России в XIX – начале XX века // Вестник Оренбургского гос.
ун-та. 2013. № 7(156). С. 37–44; 5)Генерал-губернаторства в системе регионального управления в XIX – нач. XX века // Там же. 2014. № 17(168). С.124–129.43можно обратить внимание на его замечания о том, что: 1) с конца правления Екатерины II «западноевропейский термин “генерал-губернатор” окончательно вытеснил из ее лексикона старорусское наименование этой должности “государев наместник”; 2) «вторая управленческая вертикаль»117 «вовсе не отменяла первую…, а на первых порах подстраховывала её». Кроме этого,автор продолжил начатую Л.
М. Лысенко работу, предприняв попытку дать «социокультурнуюхарактеристику» генерал-губернаторского корпуса XIX — начала XX вв., для чего им было обработано 203 служебных формуляра. Исследователь также попытался «с учетом объема властныхполномочий, делегированных монархам, задач, направлений и способов их решения» выделитьв этом корпусе «4 управленческие уровня». Однако, применить данную стратификацию к архангельским, вологодским и олонецким генерал-губернаторам мы не смогли, так как, по нашемумнению, они не подпадают ни под одну из данных автором характеристик «уровней», а именно:не командуя непосредственно морскими экипажами, они тем не менее являлись командирамиАрхангельского военного порта и Адмиралтейства.
Куда отнес их сам автор (и отнес ли?), из егостатьи за 2013 г. не понятно.Интересна произведенная Р. Ю. Почекаевым в его последней монографии апробация антропологического подхода на примере изучения деятельности и личных взаимоотношений губернаторов и ханов центральноазиатских государств118. Автор исходит из тезиса, что эти территории «фактически “случайно оказались в составе Российской империи»”», и поэтому у российского правительства первоначально не было никакой политической и правовой линии при ихуправлении.
Назначаемым туда наместникам, губернаторам и генерал-губернаторам приходилось путем проб и ошибок самим вырабатывать эту линию, и здесь огромную роль играли ихиндивидуальные особенности, способности и недостатки119.С учетом последних достижений в изучении второго периода царствования Александра Iавторы «пробного» исторического курса «Новая имперская история Северной Евразии», продвигающие концепцию «новой имперской истории», так интерпретировали в 2015 г. его внутреннююполитику: 1) «модерное государство» в XIX в. вынуждено было «постоянно создавать новые, более сложные социально-правовые рамки», позволявшие на новом уровне сглаживать различиямежду регионами, культурами и сословиями»; 2) «Уставная грамота» 1820 г.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
