Диссертация (1168475), страница 14
Текст из файла (страница 14)
«предлагала единуюсистему для всей империи», деля ее «на 12 областей-наместничеств, с определенной степеньюавтономии», но, в отличие от екатерининских реформ, она шла «дальше в области представи-Автор имеет в виду в своих статьях 2011 и 2014 гг. такие две «управленческих вертикали»: 1) император– министры – губернаторы, военные и гражданские; 2) император – генерал-губернаторы – губернаторы, военные,затем и гражданские.118Почекаев Р. Ю.
Губернаторы и ханы...119Там же. С. 9–11.11744тельства», имея своей целью «создание единой политической нации». Но этому мешала «нехватка чиновников» (как в количественном, так и в качественном смысле), «призванных обслужить такую сверхсовременную и сложную государственную систему». Этот вывод, по мнениюавторов, «следует из последовательности действий Александра I: получив текст Конституции, онпоручает генерал-губернатору Александру Балашову120 внедрить в подчиненных ему пяти внутренних российских губерниях элементы нового государственного управления (видимо, для ихпроверки на практике)».
Для чего Балашев с марта 1823 г. реформирует губернские и уездныеорганы «управления и полиции, включая изменение штата чиновников и разработку новых должностных инструкций… Прототип будущего наместничества конституционной империи действовал в тестовом режиме на практике». Но смерть царя 19 ноября 1825 г. привела к отставке Балашева и «эксперимент по перестройке государственного аппарата с прицелом на введение Уставной грамоты был прекращен». К прочим «практическим мерам рационализации имперского разнообразия» авторы отнесли «устройство Сибири» в 1822 года121.
В принципе также понимают иописывают суть «экспериментов» А. Д. Балашева и авторы другой коллективной монографии122.1.1.2. Степень изученности темы в современной зарубежной научной литературе. Одну из первых попыток сделать обзор зарубежной историографии, посвященной собственно дореволюционному институту генерал-губернаторства, предпринял Ю. П. Злобин. Поэтому мы сконцентрируем более пристальное внимание на 1820-х годах.Интерес к истории управления Российской империей и персональному составу российской бюрократии неслучайно наиболее ярко проявился в среде американских исследователей,считавших Г.
В. Вернадского своим «старейшиной». Для нас, например, был интересен подходДж. Йени. Развивая идеи М. Вебера, он разработал концепцию «систематизации» управления вРоссии. По его представлению, в XIX в., начиная с Александра I, конкурируют три способауправления: «персонально-иерархический, сенаториально-коллегиальный и бюрократический»,которые «были преемниками, в т. ч. наследовали противоречия предшественника, и как бы уничтожая его, занимали его место»123. С правления Александра I начинает формироваться третий(бюрократический) способ правления, который автор также называет «формально-легальной системой» и который характеризуется им как процесс «систематизации».
В этот период определенная группа людей, «организованная по общему поводу и желанию действовать в рамках формальной структуры», вступает «в зависимость друг от друга в отношении легитимности своихАвторы используют такое написание фамилии Балашева.Новая имперская история Северной Евразии // Ab imperio. 2015. № 2. С. 257, 280–285.122Территория и власть в новой и новейшей истории Российского государства. М., 2012.
С. 51–53.123Yaney G. L. The Systematization of Russian Government: social evolution in Domestic Administration of Imperial Russia, 1711–1905. Urbana, 1973. P. 30.12012145действий, как неотъемлемой части действующих для них законов и властных институтов». Подтаковым порядком, Йени имеет в виду учрежденную в 1802 г. министерскую систему 124. Описывая подробно в пятой главе развитие бюрократического управления вплоть до управления на местах, он обращает внимание на то, что параллельно продолжает оставаться в силе система управления государством с помощью «персональных агентов царя». Под ними он имеет в виду в т.
ч.и генерал-губернаторов и губернаторов. Если Йени где-то и выделяет особо генерал-губернаторов, то непременно именует их «персональными агентами царя» или «внесистемными всесильными агентами»125. Но в целом он следует за оценками А. Д. Градовского126. Для Йени важнеепоказать, какое значение имело упразднение этого института в 1837 году 127. «Акт» Николая I(имеется в виду «Общий наказ гражданским губернаторам» 1837 г.) он оценивает как явно прогрессивный шаг, а именно как победу министерской бюрократии128. В этой связи несколькостранно выглядит его следующее замечание, что «в поздней части правления Александра I и вначале правления Николая I, персональные деспотические агенты за пределами систематического сектора правления были упразднены…»129.
Но Йени не стал углубляться в подробностипроисходивших во 2-й половине 1820-х гг. событий, широкими мазками описывав общие тенденции развития этого института в XIX — начале XX вв.Любопытная метаморфоза произошла в работе финского историка П. Мустонена, которыйобратил понятие «личный агент» на целое учреждение — Собственную Его Императорского Величества канцелярию. Автор полагает, что реформированная в 1826–1827 гг.
личная канцелярияцаря постепенно заменила собой так упорно вводившуюся с 1816 г. его старшим братом «армиюдоверенных личных агентов», которые могли действовать в обход «регулярной бюрократии» посредством личных докладов царю130. Именно к этой группе агентов мы можем смело отнести игенерал-губернаторов, с которыми, по свидетельству А. Д. Балашева, Александр I кроме прямыхдокладов собирался встречаться 1–2 раза в году для «ведения дел», касающихся их округов. Применительно к нашей теме представлялось крайне важным выявить все факты прямого общения ссамодержцем архангельских генерал-губернаторов, все инициативы, с которыми они выходилик нему, и их судьбу.124Idid. P.
5, 194–199.Idid.. P. 71; смотри также в сноске на p. 222.126Idid. P. 72.127Здесь Йени явно следует за мнением А. Д. Градовского, полагавшего, что именно с «Наказа губернаторам» 1837 г. окончательно утвердилась мысль о том, что «в губерниях, управляемых на общем основании, должность генерал-губернаторов утратила свое значение» (Градовский А. Д. Исторический очерк учреждения генералгубернаторов в России… С. 324).128Yaney G. L. The Systematization of Russian Government... P. 217129Idid. P. 222.130Мустонен П. Собственная Его императорского величества канцелярия в механизме властвования института самодержца.
1812–1858 гг. К типологии основ управления Хельсинки, 1998. С. 75–88, 276.12546Среди ведущих современных специалистов из «дальнего зарубежья», высказывавшихсяпо проблемам генерал-губернаторов, выделим С. Беккера, Д. ЛеДонна, К. Мацузато и О. Юссила.Все они пытаются ответить на вопросы, поставленные еще дореволюционными отечественнымиучеными.Так, например, С. Беккер сформулировал 4 причины, побуждавшие, по его мнению, верховную власть вводить институт наместников и генерал-губернаторов131. Однако, среди макрорегионов, где вводился этот институт, не упоминается Европейский Север132.
Автор также поддерживает мнение Г. В. Вернадского о связи «конституции» Н. Новосильцева (имеется в видуГосударственная уставная грамота) с "генерал-губернаторским проектом". В частности, он пишет, что таковая по требованию Александра "предполагала полную однородность политическойструктуры империи, практически полностью пренебрегая этническим разнообразием России".Неслучайно, продолжает он, 1-я статья Конституции делит «Российское государство...
на большие области, называемые наместничества», которые должны были стать «винтиками в четко централизованной структуре»133.Однако самое большое внимание институту генерал-губернаторов уделил Дж. П. ЛеДонн.В 1999–2000 гг. в журнале "Jahrbücher für Geschichte Osteuropas” под общим названием «Генералгубернаторы окраин. 1772–1825» автор опубликовал сразу три статьи134. В них автор подошел крассмотрению этого института с необычного для отечественных историков ракурса.
Впрочем,этот подход ЛеДонн опробовал в своих более ранних работах, посвящённых отношениям российского абсолютизма и правящего класса в 1700–1825 гг., где он даже реформы Екатерины IIпопытался объяснить борьбой интересов клановых придворных группировок135. Саму реформуисторик оценивает как антибюрократическую по характеру, так как императрица заключила против бюрократии своего рода союз с аристократией, правящей теперь страной через своих ставленников — генерал-губернаторов136.
Общую цель своего «триптиха» автор определил так: доказать, что генерал-губернаторский корпус в трех пограничных районах страны — западном, южном и восточном — «был связан узами родства с правящими семьями»; «выяснить, входили лиО них подробнее будет сказано в § 1 главы 2.Becker S.
Russia and concept of impire // Ab imperio. 2000. № 3/4. С. 339–340.133Becker S. Projects for political reform in Russia in the first quarter of the nineteenth centery // Ab imperio. 2008.№ 1. С. 135–137.134LeDonne J. P.: 1) Frontier governors general 1772–1825. I. The Western Frontier // Jahrbücher für GeschichteOsteuropas. 1999. P.
56–88; 2) II. The Southern Frontier // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. 2000. P. 161–183; 3) III.The Eastern frontier // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. 2000. P. 321–340. Перевод данных статей, как и последующих статей этого автора, произведен студентами юридического и исторического фак-тов ПетрГу в 2003–2006 гг.под руководством старшего преподавателя А. В. Ананьиной.135В частности, он считал, что Г. А. Потемкин был весьма заинтересован в губернской реформе, т. к.
онавела к увеличению должностей местной администрации, что позволяло ему разместить на них своих сторонников.136Здесь имеются в виду его работы: «Ruling Russia politics and administration in the Age of Absolitism» (1984)и «Absolutism an Ruling Class: The Formation of the Russian political order. 1700–1825. New York» (1991) (см.: Каменский А. Б.
От Петра I до Павла I… С. 423, 438; Большакова О. А. Власть и политика… С. 229–230).13113247эти генерал-губернаторы в состав правящей элиты государства»137. Автор охватил своим вниманием 72 генерал-губернатора (к сожалению, среди них генерал-губернаторы А. Ф. Клокачев и С.И. Миницкий не упомянуты), но клановую принадлежность сумел определить только у 56138.Весьма оригинальными следует признать его утверждения о том, что: 1) с XVIII в. и вплоть доНиколая I, российское государство управлялось “мафией”139 через неформальные институты, основанные на родственных связях, и что к этому периоду вполне применима характеристика, данная Н. Коллманн московской элите XVI–XVII вв.