Раймон Арон - Этапы развития социологической мысли (1158956), страница 59
Текст из файла (страница 59)
При противоположной форме солидарности, называемой органической, консенсус, т.е. сплоченность коллектива, рождается вследствие дифференциации или объясняется ею. Индивиды здесь не походят друг на друга; они различны, и в определенной мере именно потому, что они различны, достигается консенсус. Солидарность, основанную на дифференциации индивидов, Дюркгейм называет органической по аналогии с органами живого существа, каждый из которых выполняет свои функции и не походит на другие органы, а между тем все они одинаково необходимы для жизни.
Две формы солидарности соответствуют, по Дюркгейму, двум противоположным формам общественной организации. Общества, которые полвека тому назад называли примитивными, а сегодня называют скорее архаическими, или обществами без письменности (изменение терминологии, знаменующее к тому же иное отношение к этим обществам), характеризуются преобладанием механической солидарности. Индивиды одного племени, так сказать, взаимозаменяемы. Из этого следует (и это одна из важнейших идей в творчестве Дюркгейма), что индивид не есть исторически первичное. Осознание индивидуальности следует из самого исторического развития. В примитивных обществах каждый представляет собой то же самое, что и другие; в осознании каждого господствуют сходные для всех — как по количеству, так и по интенсивности — чувства, или коллективные чувства.
Контраст между этими двумя формами солидарности сочетается с контрастом между сегментарными обществами и обществами, в которых возникает современное разделение труда. В известном смысле общество с механической солидарностью является также и сегментарным обществом. Но полностью содержание этих двух понятий не совпадает.
316
В словаре Дюркгейма сегмент означает общественную группу, в которой индивиды тесно связаны друг с другом. Однако сегмент — это также локализованная группа, относительно изолированная от других, ведущая собственную жизнь. Он предполагает механическую солидарность вследствие сходства, но он также допускает и разрыв с внешним миром. Сегмент самодостаточен, его связи с внешней средой невелики. Сегментарная организация, следовательно, по своей природе несовместима с основными процессами дифференциации, обозначаемыми термином «органическая солидарность». Впрочем, возможно, добавляет Дюркгейм, что в некоторых обществах, где возникают уже достаточно высокоразвитые формы экономического разделения труда, частично продолжает существовать сегментарная структура.
Эта идея излагается в любопытном пассаже, где Дюркгейм пишет, что Англия при очень развитой современной промышленности и, следовательно, экономическом разделении труда сохранила тем не менее сегментарный тип и ячеистую систему в большей степени, чем другие общества, в которых, однако, экономическое разделение труда менее развито. Свидетельство преемственности сегментарной структуры Дюркгейм видит в сохранении локальных автономий и в прочности традиций. «Но вполне может статься, что в некоем обществе весьма развито, в частности, разделение труда, особенно экономического, хотя сегментарный тип в нем еще довольно резко выражен. Представляется, что так оно и есть в случае с Англией. Крупная промышленность и торговля, по-видимому, здесь так же развиты, как и на континенте, хотя ячеистая система здесь еще весьма заметна, о чем свидетельствует и локальная автономия, и авторитет, который здесь сохраняет традиция». «Дело в том, что разделение труда, будучи, как мы видели, феноменом производным и вторичным, затрагивает поверхность общественной жизни, и это особенно верно в отношении разделения экономического труда. Оно неглубокое. А ведь во всяком организме поверхностные феномены по самому своему положению доступнее действию внешних причин, даже тогда, когда внутренние причины, от которых они обычно зависят, не изменились. Так, стоит какому-нибудь обстоятельству возбудить в людях более сильную потребность в материальном благосостоянии, как без заметного изменения социальной структуры разовьется разделение экономического труда, К такому результату могут привести дух подражания, общение с более высокой цивилизацией. Ведь интеллект, будучи высшей и, следовательно, находящейся на самой поверхности частью сознания, может довольно легко изменяться под влиянием внешних факторов, например воспитания, причем основы психической
317
жизни не будут затронуты. Так порождаются способности, вполне достаточные для обеспечения успеха, но не имеющие глубоких корней. Поэтому такого рода талант не передается по наследству.
Это сравнение показывает, что не нужно судить о месте, занимаемом обществом на социальной лестнице, по степени его цивилизации, особенно экономической, ибо последняя может быть только подражанием, копией и скрывать социальную структуру низшего вида. По правде говоря, случай этот исключительный, но такое бывает» (De la Division du travail Social, p. 266—267).
Понятие сегментарной структуры не совпадает с солидарностью вследствие сходства. Оно подразумевает относительную разобщенность, самодостаточность различных элементов. Можно представить себе глобальное общество, простирающееся на огромном пространстве, которое не будет представлять собой ничего иного, кроме рядоположенности сегментов, схожих друг с другом и автаркических.
Можно представить себе множество кланов, или племен, или регионально автономных групп, живущих рядом друг с другом, может быть, даже подчиняющихся центральной власти без нарушения сплоченности сегмента, вызываемой подобием, без дифференциации в масштабе глобального общества функций, характерных для органической солидарности.
Разделение труда, которое Дюркгейм пытается постичь и определить, не совпадает с тем, что рассматривают экономисты. Дифференциация профессий, увеличение разновидностей деятельности в промышленности — все это выражения той общественной дифференциации, какую Дюркгейм имеет в виду в первую очередь. Первопричина последней — дезинтеграция механической солидарности и сегментарной структуры. Исходя из этих основных тем, можно попытаться выявить определенные идеи, вытекающие из анализа творчества нашего автора и составляющие часть его общей теории.
Первая относится к понятию коллективного сознания, с некоторого времени выходящему на передний план в творчестве Дюркгейма.
Коллективное, или общее, сознание, как оно определяется в книге «О разделении общественного труда», есть просто «совокупность общих верований и чувств, свойственных в среднем членам какого-либо общества». Эта совокупность, уточняет Дюркгейм, «образует определенную систему, имеющую свою собственную жизнь» (ibid., р. 46). Коллективное сознание существует лишь в виде чувств и верований, представленных в индивидуальных сознаниях, но все-таки оно отличается, по крайней мере аналитически, от индивидуальных, т.к.
318
развивается пр своим законам и оказывается не только выражением или результатом индивидуальных сознаний.
«Без сомнения, его субстратом является не один орган; оно по своему существу рассеяно во всем обществе. Но тем не менее ему присущи особенные черты, выделяющие его как отдельную реальность. В самом деле, оно независимо от частных условий, в которых находятся индивиды; они минуют, а оно остается. Оно одно и то же на севере и на юге, в больших городах и маленьких, у представителей разных профессий. Точно так же оно не изменяется с каждым поколением, а, наоборот, связывает следующие друг за другом поколения. Таким образом, оно нечто совсем иное, нежели отдельные сознания, хотя и реализуется только индивидами. Оно есть психический тип общества, тип, обладающий своими свойствами, имеющий свои условия существования, свой способ развития — все свое как у индивидуальных типов, хотя и по-иному» (ibid., р. 46).
Это коллективное сознание в зависимости от характера общества отличается большей или меньшей распространенностью или могуществом. В обществах, где господствует механическая солидарность, коллективное сознание покрывает наибольшую часть индивидуальных сознаний. В архаических об-'Ществах доля индивидов, подверженных общим чувствам, почти целиком совпадает со всем обществом,
В обществах, где складывается дифференциация индивидов, в большинстве случаев каждый волен думать, желать и действовать по своим предпочтениям. Наоборот, в обществах с механической солидарностью наибольшая часть общественной жизни управляется социальными императивами и запретами. В данном случае прилагательное «социальный» означает у Дюркгейма просто то, что эти запреты и императивы навязываются в среднем большинству членов группы, что их первопричина — группа, а не индивид и что индивид подчиняется этим императивам и запретам как высшей силе.
Могущество коллективного сознания напрямую связано с его распространенностью. В первобытных обществах не только коллективное сознание покрывает наибольшую часть индивидуального бытия, но особенно важное значение имеют общие чувства, проявляющееся в строгости наказания, налагаемого на тех, кто нарушает запреты. Чем сильнее коллективное сознание, тем сильнее возмущение преступлением, то есть нарушением общественного императива. Словом, коллективное сознание тоже обращает на себя внимание. Каждый акт общественной жизни, в особенности каждый религиозный обряд, точно определен. Подробности того, что следует делать и во что надо верить, предписаны коллективным сознанием.
319
Наоборот, при господстве органической солидарности, полагает Дюркгейм, наблюдается одновременно сокращение сферы бытия, покрываемой коллективным сознанием, ослабление коллективных реакций на нарушение запретов и в особенности расширение зоны индивидуальной интерпретации социальных императивов.
Возьмем простой пример: в первобытном обществе требование справедливости будет с особой тщательностью зафиксировано коллективными чувствами. Наоборот, в обществах, где получило развитие разделение труда, то же самое требование будет сформулировано лишь в абстрактной форме и, если можно так выразиться, универсально. В одном случае справедливость — это признание таким-то индивидом такой-то определенной санкции, в другом ·— это своего рода равенство при заключении договоров и признание каждым своего долга, определяемого многими способами, из которых поистине ни один не бесспорен и не зафиксирован однозначно.
Из этого анализа Дюркгейм выводит идею, которой придерживался всю жизнь и которая, таким образом, находится в центре всей его социологии; согласно этой идее, индивид возникает из общества, а не общество из индивидов.
В таком виде формула выглядит парадоксальной, но сам Дюркгейм часто ее выражает именно так. Если бы я стремился воспроизвести ход мысли Дюркгейма, я бы отметил, что первичность общества по отношению к индивиду имеет по крайней мере два смысла, которые, в сущности, отнюдь не парадоксальны.
Первый смысл — это исторический приоритет обществ, где индивиды схожи друг с другом и, так сказать, растворены в целом, перед обществами, где индивиды осознают одновременно свою ответственность и способность ее нести. Коллективистские общества, в которых каждый похож на всех, исторически первичны.
Из этого исторического приоритета проистекает логический приоритет объяснения социальных феноменов. Если механическая солидарность предшествовала солидарности органической, то нельзя, в самом деле, объяснить процессы социальной дифференциации и органической солидарности, исходя из индивидов. Экономисты, объясняющие разделение труда интересом, который индивиды усматривают в распределении работы, увеличивающем ее продуктивность, ошибаются. Такое рациональное объяснение индивидуального поведения представляется Дюркгейму переворачиванием порядка вещей. Сказать, что люди распределили работу и закрепили за каждым его дело, чтобы повысить эффективность коллективной выработки, — значит предположить, что индивиды отличаются друг
320
от друга и осознают это отличие до возникновения социальной дифференциации. В действительности же не могло быть осознания индивидуальности до появления органической солидарности и разделения труда. Рациональным исследованием возросшей производительности нельзя объяснить социальную дифференциацию, т.к. это исследование предполагает именно социальную дифференциацию1.
Здесь Дюркгейм намечает то, что станет во всем его творчестве одной из главных идей, с помощью которой он определяет социологию, — приоритет целого перед частями и вдобавок несводимость социальной системы к сложению элементов, и объясняет элементы целым. В исследовании разделения труда Дюркгейм раскрыл две важные мысли: об исторической первичности обществ, в которых индивидуальное сознание целиком находится «вне Я», и о необходимости объяснения индивидуальных феноменов состоянием коллективности, а не состояния коллективности индивидуальными феноменами.
Феномен разделения труда, который стремится объяснить социолог, отличается, таким образом, от того, что под этим феноменом понимают экономисты. Разделение труда — это определенная структура всего общества, а техническое или экономическое разделение труда есть лишь ее проявление.
Научное определение разделения труда дано, остается его исследовать.
На вопрос о методе Дюркгейм дает следующий ответ. Чтобы научно исследовать общественный феномен, его надо изучать объективно, т.е. извне, находя окольный путь, чтобы определить и понять состояния сознания, непосредственно не-схватываемые. Эти симптомы, или проявления, состояний сознания оказываются, как об этом говорится в книге «О разделении общественного труда», юридическими феноменами. Дюркгейм суггестивно и, может быть, несколько упрощенно различает два вида права, каждый из которых характеризует один из· типов солидарности: репрессивное право, карающее ошибки и преступления, и реститутивное, или кооперативное, право, суть которого не в преследовании нарушений общественных правил, à в возвращении предметов в состояние, при каком была совершена ошибка, или в организации кооперации между индивидами.
Репрессивное право есть форма проявления коллективного сознания в обществах с механической солидарностью, поскольку самим фактором умножения санкций оно демонстрирует силу общих чувств, их распространенность и обособление. Чем шире распространено коллективное сознание, чем оно мощнее и обособленнее, тем больше будет актов, считающихся
11 Зак. № 4 321