Раймон Арон - Этапы развития социологической мысли (1158956), страница 37

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 37)

j либо капиталистами, либо специалистами.

ί . 198

Поэтому уподобление восхождения пролетариата восхож­дению буржуазии с точки зрения социологии ложно. Чтобы доказать правомерность параллели между восхождением бур­жуазии и восхождением пролетариата, марксисты пустили в оборот средство, которое сами осуждали, когда другие им пользовались, — миф. Чтобы уподобить восхождение пролета­риата восхождению буржуазии, нужно в самом деле смешать меньшинство, которое руководит политической партией и вы­ступает от имени пролетариата, с самим пролетариатом.

Иначе говоря, в конечном счете для правомерности парал­лели между восхождением - буржуазии и восхождением про­летариата нужно, чтобы пролетариями последовательно были Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев и Косыгин.

Когда идет речь о буржуазии, привилегированными оказы­ваются буржуа, это они руководят торговлей и промышленно­стью, правят. Когда же осуществляет свою революцию проле­тариат, то руководят торговыми и промышленными предприя­тиями и осуществляют власть люди, выступающие от имени пролетариата.

Буржуазия является привилегированным меньшинством, которое переходит из социально доминирующего состояния к политическому осуществлению власти; пролетариат выступает огромной непривилегированной массой, которая как таковая не может стать привилегированным и господствующим мень­шинством.

Я здесь никак не касаюсь достоинств, присущих строю, вы­ступающему от имени буржуазии, и строю, выступающему от имени пролетариата. Все, что я хочу выяснить (так как, по-мо­ему, это непреложные факты), — следующее: восхождение пролетариата нельзя уподобить (не в мифологическом смысле) восхождению буржуазии, и здесь основная, бросающаяся в глаза, ошибка всего марксистского видения истории, послед­ствия которой неизмеримы.

Маркс стремился однозначно определить экономический, политический и социальный строй с точки зрения класса, осу­ществляющего власть. Однако это определение строя недоста­точно, потому что оно предполагает, по-видимому, сведение политики к экономике или государства к отношению между общественными группами.

5. Социология и экономика

Маркс стремился сочетать анализ функционирования и ста­новления капиталистической экономики. Этот синтез теории и истории уязвим дважды: в начале и в конце.

199

Капиталистический строй в описании Маркса может функ­ционировать лишь при условии существования группы людей, распоряжающихся капиталом, а следовательно, и имеющих возможность купить рабочую силу тех, кто обладает лишь ею. Как исторически образовалась эта группа? Каков процесс пер­воначального накопления капитала, необходимого для само­стоятельного функционирования последнего? Насилие, при­нуждение, коварство, воровство и другие классические спосо­бы в политической истории как пути возникновения группы капиталистов понять легко. Гораздо сложнее объяснить фор­мирование этой группы экономическими причинами. Анализ функционирования капиталистического общества допускает наличие в самом начале внеэкономических феноменов, необ­ходимых для создания условий, обеспечивающих его функци­онирование.

Такого же порядка трудность возникает и в конце анализа. В «Капитале» нет никаких убедительных данных ни о том мо­менте, когда капитализм перестанет функционировать, ни да­же о том, что в данный конкретный момент он должен пере­стать функционировать. Для того чтобы экономически дока­зать саморазрушение капитализма, нужно, чтобы экономист мог сказать: капитализм не может функционировать при нор­ме прибыли ниже определенного процента; и кроме того: рас­пределение доходов таково, что, начиная с определенного мо­мента, режим не в состоянии овладеть собственным производ­ством. Но на самом деле ни к одной из этих ситуаций «Капи­тал» не подводит. Маркс представил определенное число доводов, позволяющих считать, что капиталистический строй будет все хуже и хуже функционировать, однако он не дока­зал экономически, что внутренние противоречия капитализма разрушат его. Таким образом, в конце анализа, как и в начале > его, требуется вводить политический фактор, являющийся внешним по отношению к капиталистической экономике.

Аналогичным образом вызывает существенное возражение и чисто экономическая теория капитализма как экономики эксплуатации. Эта теория зиждется на понятии прибавочной стоимости, неотделимой в свою очередь от теории зарплаты. А ведь любая современная экономика поступательна в том смысле, что предполагает накопление части ежегодной про­дукции с целью развития производительных сил. Поэтому, ес­ли капиталистическая экономика определяется как экономика эксплуатации, следует показать, в каком смысле и в какой степени капиталистический механизм накопления и инвести­рования отличается от механизма накопления, который суще­ствует или будет существовать в рамках современной эконо­мики иного типа.

200

По мнению Маркса, отличительная черта капиталистиче­ской экономики — высокая норма накопления капитала. «На­копляйте, накопляйте! В этом Моисей и пророки» (Соч., т. 23, с. 608³⁴). Однако в экономике советского типа долгие годы считалось составной частью доктрины накопление в размере 25 процентов ежегодного национального дохода. Одно из до­стоинств, которым апологеты советской экономики наделяют последнюю, — это высокий процент формирования капитала. Столетие спустя после Маркса целью идеологического сопер­ничества между двумя режимами служит норма накопления, используемая обоими режимами в той мере, в какой она опре­деляет процент роста. В таком случае остается узнать, являет­ся ли капиталистический механизм накопления лучше или ху­же механизма накопления другого режима (лучше или хуже для кого?).

В своем анализе капитализма Маркс рассмотрел одновре­менно характеристики любой экономики и характеристики со­временной ему экономики капиталистического типа, потому что иной он не знал. Век спустя настоящей проблемой для экономиста подлинно марксистского толка станет анализ осо­бенностей современной экономики другого типа.

Теория зарплаты, теория прибавочной стоимости, теория накопления перестают быть всецело удовлетворительными те­ориями. Они являют собой скорее постановку проблем или ис­ходные моменты анализа, позволяющие отличить то, что мож­но было бы назвать капиталистической эксплуатацией, от экс­плуатации советской, или, если выражаться более нейтрально, капиталистическую прибавочную стоимость от прибавочной стоимости при советском режиме. Ни при каком режиме нельзя отдавать трудящимся всю производимую ими сто­имость, поскольку надо оставлять часть стоимости для коллек­тивного накопления. Впрочем, это не исключает существенных различий между двумя механизмами. При капитализме накоп­ление происходит посредством прибылей индивидов и рынка; неодинаково при обоих режимах и распределение доходов.

Эти замечания, представляющиеся несложными век спустя после Маркса, не содержат в себе никакого намека на пре­восходство над ним — это было бы смешно. Я только хочу по­казать, что Маркс, наблюдая начальный период капитализма, не мог легко различать, с одной стороны, то, что несет с собой режим частной собственности вообще, с другой — то, чем ха­рактеризуется период развития экономики, переживаемый Англией, когда он ее изучал, и что, в конце концов, составляет суть любой индустриальной экономики.

Сегодня задачей социологического анализа экономики яв­ляется как раз различение трех элементов: признаков, прису-

201

щих любой современной экономике; признаков, присущих от­дельному режиму в контексте современной экономики; и на­конец, признаков, присущих периоду роста экономики.

Это различение — не простое дело, ибо все эти признаки
всегда в реальности перемешаны друг с другом. Но если мы
хотим вынести критическое, политическое или моральное
суждение об определенном строе, то, очевидно, следует не
принимать во внимание того, что приписывается другим детер­
минантам. . \

Теория накопления и прибавочной стоимости служит об­разцом путаницы этих разных элементов. Любая современная экономика предполагает накопление. В зависимости от перио­да роста, а также в зависимости от намерений правительства данной страны норма накопления более или менее высока. Варьируется в противоположность ей экономико-социальный механизм прибавочной стоимости и, кроме того, способ обо­рота накоплений. Плановая экономика отличается относитель­но простой оборачиваемостью накопления, между тем как экономика, основанная на частной собственности на средства производства, допускает более сложный механизм: свободный рынок вперемежку с отчислениями, налагаемыми насильствен­ным путем. Она не мирится легко с властным установлением суммы накоплений и нормы образования капитала относитель­но национального продукта.

Связи между экономическим и социологическим анализом в конечном счете выводят на проблему отношений между поли­тическим и экономическим строем. На мой' взгляд, именно в этом пункте социология Маркса наиболее уязвима для критики.

В «Капитале», как и в других работах Маркса, по этому ре­шающему вопросу мы в самом деле находим немного идей, причем постоянно повторяющихся. Государство в основном рассматривается как инструмент классового господства. Из этого следует, что политический строй определяется классом, осуществляющим власть. Буржуазные демократии приравни­ваются к режимам, при которых власть осуществляет класс капиталистов, поддерживая видимость свободных институтов. Как противопоставление общественно-экономическому строю, основанному на существовании антагонистических классов и господстве одного класса над другими, Маркс рисует картину общественно-экономического строя, при котором больше не будет классового господства. В силу этого и, если можно так выразиться, благодаря самой своей сути государство должно будет исчезнуть, поскольку оно существует единственно пото­му, что какой-то класс нуждается в нем для эксплуатации дру­гих. Между антагонистическим обществом и неантагонистиче­ским обществом будущего вклинивается то, что названо дикта-

202

турой пролетариата (выражение, встречающееся, в частности, в знаменитой работе, написанной в 1875 г. — «Замечания к программе Германской рабочей партии», или «Критика Гот­ской программы» ³⁵). Диктатура пролетариата есть крайнее усиление государства накануне критического момента его ос­лабления. Прежде чем исчезнуть, государство достигает свое­го расцвета.

Диктатура пролетариата не совсем ясно определена в рабо­тах Маркса, где сосуществуют фактически два ее образа. Один из них отвечает якобинской традиции и уподобляет дик­татуру пролетариата абсолютной власти партии, апеллирую­щей к народным массам; другой, почти противоположный, был навеян Марксу опытом Парижской Коммуны, в которой обоз­начилась тенденция к исчезновению централизованного госу­дарства.

Эта концепция политики и исчезновения государства в не­антагонистическом обществе представляется мне наиболее уязвимой социологической концепцией во всем творчестве Маркса. Никто не отрицает, что любому, и в особенности со­временному, обществу, свойствены общие функции управле­ния и власти. Нельзя, не погрешив против здравого смысла, рассуждать о том, что столь сложное индустриальное обще­ство, как наше, сможет обойтись без администрации, причем в некоторых отношениях централизованной.

Более того, если допустить планирование экономики, то оно немыслимо без центральных органов, принимающих основные решения, заложенные в самой идее планирования. А ведь эти решения предполагают наличие функций, обычно именуемых государственными. Поэтому режим плановой экономики требу­ет усиления административных, управленческих функций, осу­ществляемых центральной властью, если только не представ­лять себе стадию абсолютного изобилия, на которой не возни­кает больше проблемы координации производства.

: В этом смысле обе идеи — планирования экономики и ис­чезновения государства — противоречивы относительно пред­видимого будущего настолько, насколько важно будет произ­водить возможно больше, производить в соответствии с ди­рективами плана и распределять продукцию между обще­ственными классами в соответствии с представлениями власть имущих.

Государство — пусть им назовут систему административ­ных и направляющих функций коллектива — не может исчез­нуть ни в одном индустриальном обществе, а тем более в ин­дустриальном планируемом обществе, поскольку центральное планирование по своей природе предполагает, что правитель­ством будет приниматься гораздо больше решений, чем в ус-

203

ловиях капиталистической экономики, которая частично опре­деляется децентрализацией принятия решений.

Исчезновение государства может иметь лишь символиче­ское значение. Исчезает только классовая природа данного го­сударства. В самом деле, можно полагать, что с того момента, когда не будет классового соперничества, административные и направляющие функции, вместо того чтобы выражать эгоисти­ческие замыслы отдельной группы, станут выражением намере­ний всего общества. В этом смысле можно действительно пред­ставить себе исчезновение классового характера общества, от­ношений господства и эксплуатации, самого государства.

Но может ли государство в условиях капитализма опреде­ляться, по сути дела, властью данного класса?

Главная идея Маркса заключается в том, что капиталисти­ческое общество — антагонистическое, отсюда вытекают все-основные его черты. Как можно прийти к обществу без анта­гонизмов? Вся аргументация целиком строится на различии природы класса буржуазии, осуществляющего власть, когда он владеет средствами производства, и пролетариата, рассмат­риваемого как класс, который сменит буржуазию.

Заявление о том, что пролетариат представляет собой уни­версальный класс, берущий власть, может, однако, иметь только символическое значение, т.к. массу заводских рабочих нельзя смешивать с господствующим меньшинством, осущест­вляющим власть. Формула «пролетариат у власти» есть лишь символическая формула, подразумевающая партию или группу людей, ссылающихся на народные массы.

Характеристики

Список файлов книги