Раймон Арон - Этапы развития социологической мысли (1158956), страница 24
Текст из файла (страница 24)
James Burnham. The Managerial Revolution. N.Y., 1941.
Характер и предмет политической экономии Конт рассматривает в 47-й лекции «Курса позитивной философии» (Cours de philosophie positive, IV, p. 138). Конт знал и изучал политическую экономию своего времени, т. е. классическую и либеральную политэкономию, когда был секретарем Сен-Симона, и в своей критике он не касается «в высшей степени исключительных обстоятельств, связанных с известным и здравомыслящим философом Адамом Смитом». Его полемика главным образом направлена против последователей Смита: «Если наши экономисты действительно суть научные последователи Адама Смита, то пусть они продемонстрируют нам, в чем же они на деле улучшили и дополнили учение этого бессмертного мастера, какие подлинно новые открытия они добавили к его удачным первоначальным суждениям, а которые они, напротив, в сущности, исказили тщеславным и ребяческим хвастовством научных построений. Беспристрастно рассматривая разделяющие их бесплодные споры о самых простых понятиях стоимости, полезности, производства и т.д., начинаешь думать, что как бы присутствуешь на странных дебатах средневековых схоластов, посвященных основным свойствам их чисто метафизических сущностей, к которым все более приближаются экономические понятия, по мере того как их делают все более догматичными и неуловимыми» (Cours de philosophie positive, p. 141). Однако основной упрек Конта по адресу экономистов касается их стремления создать автономную науку, «изолированную от всей общественной философии». «Потому что в социальных исследованиях, как и во всех исследованиях, относящихся к живым организмам, в силу самой природы субъекта различные общие аспекты неизбежно тесно взаимозависимы и неразделимы рационально до такой степени, что одни из них нельзя надлежащим образом объяснить через другие... Когда мы оставляем мир сущностей и приступаем к построению реальных теорий, становится очевидно, что экономический или производственный анализ общества не может быть позитивно осуществлен, если не учитывать интеллектуального, морального и политического анализа либо прошлого, либо настоящего общества: так что это иррациональное разделение есть неопровержимый признак по существу метафизического характера учений, которые на нем базируются» (ibid, p. 142).
134
j
Морис Алле—профессор экономики Горного института, автор, в частности, следующих работ: Économie et intérêt. Paris, Imprimerie Nationale, 1947, 2 vol.; Traité d'économie pure. Paris, Imprimerie Nationale, 1952; Économie pure et rendement social. Paris, Sirey, 1945; L'Europe unie route de la prospérité. Paris, Calmann-Lévy, 1960; Le Tiers Monde au carrefour. Bruxelles, Les Cahiers Africains, 2 vol., 1963.
о '
Альфред Сови, профессор Коллеж де Франс, помимо других работ, написал следующие: Théorie générale de la population. Paris, P.U.F., t. I, 1963; t. II, 1959; La Nature sociale. Paris, Armand Colin, 1957; De Mal thus à Mao Tsé- toung. Paris, Denoël, 1958; La Montée des Jeunes. Paris, Calmann-Lévy, 1953; Le Plan Sauvy. Paris, Calmann-Lévy, 1960; Mythologie de notre temps. Paris, Payot, 1965; Histoire économique de la France entre les deux guerres, t. 1. De l'armistice à la dévaluation de la livre. Paris, Fayard, 1965.
Конт пишет так: «Объяснив естественные законы, которые в системе современного общества должны определять необходимую концентрацию богатств у руководителей промышленности, позитивная философия даст почувствовать, что с точки зрения интересов народа неважно, в чьих руках обычно находятся капиталы, лишь бы их нормальное употребление было полезным массе населения. Однако это важное условие зависит, по существу, скорее от моральных, нежели от политических средств. Как ни потворствуют на законном основании ограниченным взглядам и злобным страстям, препятствующим самопроизвольному накоплению капиталов, рискуя прямо парализовать всякую общественную деятельность, ясно, что эти тиранические приемы принесут гораздо меньшие результаты, чем всеобщее осуждение средствами позитивной морали всякого слишком эгоистического употребления богатств; осуждение тем более неотразимое, что те, кто должен будет ему подвергаться, не смогут не признать его принципов, внушенных всей системой фундаментального образования, как это продемонстрировал католицизм во времена его преобладающего влияния... Причем, подавая людям сигналы о моральной, по сути дела, природе своих наиболее серьезных требований, эта же самая философия, кроме того, неизбежно даст почувствовать высшим классам значительность такой оценки, энергично предписывая им во имя принципов, переставших быть предметом открытых споров, великие моральные обязанности, неотделимые от их положения. Таким образом, если говорить о собственности, то люди богатые в моральном отношении будут ощущать себя необходимыми хранителями общественных капиталов, эффективное использование которых никогда не может повлечь за собой никакой политической ответственности — разве что в отдельных случаях чрезмерного отклонения от нормы — и тем не менее должно всегда оставаться предметом скрупулезного морального обсуждения, непременно доступного всем в надлежащих условиях и духовный авторитет которого впоследствии конституирует нормальный орган. Соответственно углубленному исследованию современной эволюции позитивная философия покажет, что со времени уничтожения личной зависимости массы пролетариев все еще не включены в общественную систему, если не считать всякого рода анархические заявления, будто могущество капитала, сначала естественного средства эмансипации, а затем и независимости, отныне стало чрезмерным в повседневных сделках; это почти справедливый перевес, которым капитал обязательно должен обладать, учитывая его всеобщность и высшую ответственность, согласно разумной теории иерархии. Словом, эта философия даст понять, что промышленные отношения вместо того, чтобы оставаться под воздействием опасного эмпиризма или гнетущего антагонизма, должны быть систематизиро-
135
ваны в соответствии с моральными законами всеобщей гармонии» (Cours de philosophie positive, VI, p. 357 — 358).
Морра, в частности, написал очерк о Конте, опубликованный вместе с другими очерками (Charles Maurras. Le Romantisme féminin, Mademoiselle Monk) вслед за работой «Будущее разума» (Charles Mannas. L'Avenir de l'intelligence. Paris, Nouvelle Librairie Nationale, 1918). Морра писал о Конте: «Если верно, что существовали мастера своего дела, если неверно, что небо и земля и возможность их интерпретации пришли в мир лишь с нами, то я не знал никого на свете, чье имя следовало бы произносить с чувством более горячей признательности. Его образ не может не вызывать эмоций... Некоторые из нас были ходячей анархией. Таким он вернул порядок или, что равнозначно этому, надежду на порядок. Он им открыл прекрасное лицо Единства, улыбающееся с неба, которое не показалось слишком далеким».
Ссылки на Конта постоянны в работах Алена. См. в особенности: Propos sur le christianisme, P. Rieder, 1924; Idées. Paris, Hartmann, 1932, réédité dans la collection 10/18. Paris. Union Générale d'Editions, 1964 (последняя книга содержит исследование, посвященное Кошу). Политическое учение Алена изложено в двух его книгах: Éléements d'une doctrine radicole. Paris, Gallimard, 1925; Le Citoyen contre les pouvoirs. Paris, S. Kra, 1926.
1 2
Тему войны в творчестве Конта я рассмотрел в моей книге «Индустриальное общество и война» (R. Aron. La société industrielle et la guerre. Paris, Pion, 1959). См. в особенности первый очерк, представляющий собой текст выступления в Лондонской школе экономических и политических наук, — «Лекция, посвященная памяти Огюста Конта» («Auguste Comte Mémorial Lecture»).
ΙΟ
Несколько лет тому назад я был членом комиссии, рассматривавшей диссертацию, посвященную Алену. Диссертацию написал человек, ставший позитивистом под влиянием творчества Алена. Он едва не отверг учение и Алена и Конта, когда разразилась война в 1939 г. . Лжепророк тот, кто возвестил о мире в век войны!
Конт писал в переломную эпоху истории колониализма, когда завершался процесс распада империй, созданных XVI — XVIII вв., и в преддверии создания империй XIX в. Завершилось освобождение американских колоний Испании. Великобритания потеряла свои основные колонии в Северной Америке, а Франция — в Индии, Канаде, Сан-Доминго. Между тем Великобритания сохранила владычество в Азии и в Канаде. С 1829 по 1842 г., когда Конт пишет «Курс позитивной философии», Франция начинает создавать cbqk> вторую колониальную империю, завоевывая Алжир и приобретая опорные пункты на берегах Африки и в Океании. Так же действует и Великобритания, вступив во владение Новой Зеландией в 1840 г.
Вот как судит Конт о колониальной системе XVII и XVIII вв.: «Не возвращаясь, конечно, к высокопарным рассуждениям последнего периода о выгодах или конечной опасности этой масштабной операции для всего человечества — что представляет собой проблему столь же бесполезную, сколь и неразрешимую, — было бы интересно выяснить: каков окончательный результат этой операции, способствовала ли она ускорению или задержке общего развития (одновременно негативного и позитивного) современных обществ? В этом отношении прежде всего бросается в глаза то, что новый опыт, столь возбуждающий боевой дух на земле и на море, и равным образом религиозный дух, как нельзя лучше приспособленный для цивилизации отсталых народов, непосредственно способствовал консервации военного и те-
136
ологического режима, -а следовательно, отсрочке окончательной реорганизации общества. Но, во-первых, с тех пор мало-помалу повсеместно распространялась система человеческих отношений, что способствовало лучшему пониманию подлинно философского характера такого перерождения, представляя его в качестве предназначенного в конечном счете для всего человечества, и это должно было подчеркивать коренную ошибку тогдашней политики, бессильной ассимилировать человеческие расы и столь часто приводившей к их истреблению. Во-вторых, непосредственно оказывая влияние на промышленность в качестве нового стимулятора, это грандиозное европейское дело, конечно, приобрело еще больше общественное и даже политическое значение, так что современное развитие, будучи полностью сбалансированным, как мне представляется, ощутило реальное ускорение, о чем обычно складывается слишком утрированное представление)» (Cours de philosophie positive, VI, p. 68).
Колониальные завоевания XIX в. Конт оценивает следующим образом: «Верно, что мы... отметили самопроизвольное введение опасного софизма, который сегодня стремятся закрепить и который будет всегда защищать военную деятельность, приписывая последовательным вторжениям благовидную цель непосредственного установления в интересах всеобщей цивилизации физического преобладания более развитого общества над менее развитым. При нынешнем жалком состоянии политической философии, приписывающей недолговечный авторитет любому извращению, такая тенденция, несомненно, имеет большую значимость как источник всеобщего потрясения: логически продолженная, она неизбежно приведет, путем обоснования взаимного притеснения народов, к необходимости столкновения разных населенных пунктов друг с другом в соответствии с их неравномерным общественным продвижением вперед. И даже не доходя до этой суровой экспансии, которая должна, конечно, оставаться в области теории, в самом деле, именно под этим предлогом стремились найти гнусное оправдание колониального рабства сообразно бесспорному превосходству белой расы. Но подобный софизм в настоящее время может вызвать лишь некоторые серьезные беспорядки. Инстинкт, свойственный современным формам общения, должен обязательно развеять всякое иррациональное беспокойство, могущее здесь проявиться только в ближайшем будущем как новый источник всеобщих войн, совершенно несовместимых с постоянными настроениями всех цивилизованных народов. Впрочем, еще до создания и развития здравой политической философии, несомненно, по достоинству будет оценена общедоступная справедливость, хотя в соответствии с запутанным эмпиризмом наблюдается грубая реакционная имитация великой римской политики, которая, как мы знаем, имела противоположную направленность и была нацелена главным образом (при обстоятельствах, совершенно отличающихся от современных) на повсеместное подавление — исключая единственный народ — неизбежной военной деятельности. Эта жалкая пародия, наоборот, будет стимулировать развитие военизированной жизни у народов, долгое время предававшихся исключительно мирным занятиям» (ibid., р. 237 — 238).
Конт предлагает множество формул, в которых утверждается анахронизм войн, подчеркиваются противоречия между современным обществом и военным, воинственным феноменом: «Все подлинно философские умы должны легко, с большим интеллектуальным и одновременно моральным удовольствием признать, что наконец наступила эпоха, когда серьезные и продолжительные войны должны полностью исчезнуть у лучшей части человечества» (Cours de philosophie positive, VI, p. 239). Или еще: «Многие основные средства рацио-
137
нального исследования, применимые в сфере политики, спонтанно и решительно содействовали установлению того, что неизбежная первоначальная тенденция развития человечества — это тенденция развития главным образом военизированной жизни, а конечная, непременная цель человечества — по существу, жизнь индустриальная. Поэтому никакой сколь-нибудь прогрессивный ум отныне не отказывается признать более или менее определенно непрерывное снижение военного духа и постепенный рост влияния духа индустриального, как вдвойне необходимое следствие прогрессивной эволюции/которая в наше время была довольно разумно оценена большинством тех, кто надлежащим образом занимается политической философией. К тому же в то время, когда непрерывно проявляется даже в армейской среде в разных формах и с постоянно нарастающей энергией характерное для современных обществ отвращение к воинственной жизни; когда, например, повсюду все более теряется интерес к военной службе, о чем свидетельствует растущая необходимость принудительного призыва, повседневный опыт, несомненно, избавляет от необходимости доказывать то, что имеет отношение к понятию, постепенно попавшему в общественную сферу. Несмотря на громадный размах военной деятельности, вызванный сейчас, в начале века, неизбежной военной подготовкой, которая должна была последовать за непреодолимыми анормальными обстоятельствами, наш индустриальный и миролюбивый инстинкт не замедлил принять форму упорядоченного развития, чтобы реально обеспечить в этом отношении фундаментальное спокойствие цивилизованного мира, хотя европейской гармонии, по-видимому, часто угрожает опасность вследствие временного повреждения всей системы международных отношений; и этого, однако, достаточно, чтобы нередко внушать беспокойство, не доводя, правда, дело до войны... В то время как индустриальная деятельность сама по себе имеет замечательное свойство — ее развитие поощряют одновременно все индивиды и все народы, причем быстрое развитие одних совмещается со взлетом других, — напротив, полнота военизированной жизни у значительной части человечества предполагает и определяет, в конечном счете, неизбежное ее сокращение как основной общественный долг, если иметь в виду все цивилизованное человечество. Следовательно, между тем как индустриальная эпоха не предполагает иного общего срока, чем тот, еще неопределенный, отпущенный существованию нашего рода системой естественных законов, военная эпоха не может не быть ограничена временем, необходимым для достаточно постепенного осуществления предварительных условий, которые она была предназначена реализовать» (ibid., IV, р. 375 et 379).