Диссертация (1154422), страница 14
Текст из файла (страница 14)
Осмысление исторического пути города114.113Там же. С.240.Анциферов Н.П. Проблемы урбанизма в русской художественной литературе.Опыт построения образа города — Петербурга Достоевского — на основе анализа11473При этом город возможен и осмыслим только в противопоставлениине-городу–природе,неокультуренномупространству:«Городмывоспринимаем в связи с природой, которая кладет на него свой отпечаток,город доступен нам не только в частях, во фрагментах, как каждыйисторический памятник, но во всей своей цельности; наконец, он не толькопрошлое, он живет с нами своей современной жизнью, будет жить и посленас, служа приютом и поприщем деятельности наших потомков. Город – дляизучения самый конкретный культурно-исторический организм»115.В основе «городского текста», как указывает М.В.
Селеменева, лежиттекстопорождающий миф. «В первой половине XIX века формируются такиеразновидностилокальныхтекстов,как«московский»,«крымский»,«итальянский» («венецианский» и «флорентийский»), «лондонский» тексты.Восновекаждоголокальноготексталежитмиф,обладающийтекстопорождающими свойствами, – миф о миражном городе на воде(венецианский текст), миф о третьем Риме (московский текст), миф Тавриды(крымский текст), миф о городе туманов – столице островного государства(лондонский текст), причем из этого ряда периферийных локальных текстовдостаточно быстро выделяется «московский текст» как потенциальноравнозначный «петербургскому тексту»116.Миф становится осью нанизывания мыслей и идей, он создает основудля канвы произведения.
Следует отметить, что в начале ХХ века влитературе возник активный интерес к мифу как к источнику различных идейи мнений. Более того, не только произведения, но и сама жизнь их творцовстала осмысливаться в мифологическом измерении. «Московский текст»литературных традиций / составление, подготовка текста, Д.С. Московской. М., 2009.
– С.87.115Анциферов Н.П. «Непостижимый город». Душа Петербурга. – СПб., 1991. – С.98.116Селеменева М.В. Художественный мир Ю.В. Трифонова в контексте городскойпрозы второй половины ХХ века: Дис. д. ф. н. / М. В. Селеменева. – М., 2009. – С. 13.74осмысливается через призму мифологемы Москвы: «Мифопоэтическуюоснову «московского текста» составляют такие мифологемы, как Москва –город на крови, Москва – сакральный город на семи холмах, новыйИерусалим, Москва – третий Рим, Москва – жертва огненной стихии, Москва– воплощение женского начала, мать городов русских. К числу ключевыххудожественных приемов формирующегося локального текста можноотнести прием панорамы, фольклорные зачины и эпитеты, олицетворение(Москва – матушка, старшая сестра), использование архаичной лексики длявоссоздания мироощущения московского жителя, ориентированного натрадиционные ценности, систему сакральных локусов (Иван Великий,Сухарева башня, Симонов монастырь).
В первой половине XIX века в рамках«московского текста» начинается перевод совокупности топографических,пейзажно-климатических и этнографических характеристик Москвы назнаково-символьный уровень, дающий основание для выделения локальноготекста»117.В русской литературе ключевые, основополагающие мифы есть у двухгородов: Москвы и Санкт-Петербурга. Сравнивая эти два города в мемуарах«Поезд на третьем пути» поэт Дон-Аминадо (Аминад ПейсаховичШполянский) пишет:«Санкт-Петербург пошел от Невского Проспекта, от циркуля, отшахматной доски.Москва возникла на холмах: не строилась по плану, а лепилась.Питер — в длину, а она — в ширину.Росла, упрямилась, квадратов знать не знала, ведать не ведала.Посад к посаду, то вкривь, то вкось, и всё в развалку, медленно,степенно.117Селеменева М.В.
Художественный мир Ю.В. Трифонова в контексте городскойпрозы второй половины ХХ века: Дис. д. ф. н. / М. В. Селеменева. – М., 2009. – С. 18.75От заставы до другой, причудою, зигзагом, кривизной, из переулка впереулок, с заходом в тупички, которых ни в сказке сказать, ни перомописать»118.Москва мыслится как город «слепленный», выросший естественнымпутем, нараставший кругами, кольцами, а Петербург – город «сделанный»,геометрически правильный, представляющийся насилием над природой, надестественным ростом.Ю.М. Лотман, описывая противопоставление различных типов городовв статье «Символика Петербурга и проблемы семиотики города», выделяетконцентрическийиэксцентрическийтипгорода:«Концентрическоеположение города в семиотическом пространстве, как правило, связано собразом города на горе (или на горах).
Такой город выступает как посредникмежду землей и небом, вокруг него концентрируются мифы генетическогоплана (в основании его, как правило, участвуют боги), он имеет начало, но неимеет конца - это "вечный город". Эксцентрический город расположен "накраю" культурного пространства: на берегу моря, в устье реки. Здесьактуализируетсянеантитеза"земля/небо",аоппозиция"естественное/искусственное". Это город, созданный вопреки Природе инаходящийся в борьбе с нею, что дает двойную возможность интерпретациигорода: как победы разума над стихиями, с одной стороны, и какизвращенности естественного порядка, с другой. Вокруг имени такого городабудут концентрироваться эсхатологические мифы, предсказания гибели, идеяобреченности и торжества стихий будет неотделима от этого циклагородской мифологии.
Как правило, это потоп, погружение на дно моря»119.З. Копельман вводит также противопоставление горнего и дольнего,земного и небесного города, исследуя эту оппозицию на примере Иерусалима118Дон-АминадоПоезднатретьемпути//Эл.ресурс:http://www.history.vuzlib.net/book_o125_page_16.html119Лотман Ю.М.
Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Лотман Ю.М.Избранные статьи: В 3 т. Таллин, 1992. Т. 2. С.10.76в литературных произведениях. «Понятие горнего Иерусалима уходит вглубину религиозных представлений. В Танахе его нет, зато оноконкретизировано и детализировано в христианском источнике библейскогопериода Откровении Иоанна Богослова, в главе 21. Я приведу выдержки изэтого описания, тем более что у древних иудеев была своя богатаялитература Апокалипсиса, то есть конца света, которая по неизвестным мнепричинам цензурного свойства осталась вне еврейского религиозногоканона»120.
Разбирая различные произведения, посвященные этому городу,исследовательница отмечает, что оппозиция горнего и дольнего Иерусалима,небесного и земного, восходящая к библейским текстам, проявляется как вдревнерусских текстах «хожений», так и в произведениях современныхавторов, посвященных Иерусалиму.Как указывает Зоя Копельман, «Слово «Иерусалим» на иврите имеетмножество трактовок, но израильский поэт Иеуда Амихай простымграмматическим наблюдением показал, что этот топоним просто обязандвоиться: ивритское название «Ерушалаим» имеет окончание двойственногочисла -аим, как привычные парные органы: эйнаим – глаза, ядаим – руки»121.Она выделяет несколько оппозиций, представляющих парадигму пониманияобраза Иерусалима в современной литературе: это оппозиция Иерусалимаземного и небесного, восходящая к религиозным представлениям о городе;противопоставление Иерусалима древнего и современного и Иерусалимаразрушенного и отстроенного.Зоя Копельман указывает, что в восприятии Иерусалима, особенно впонимании современных писателей, часто упоминаются мотивы созидания иразрушения.
«Поколения приходят и уходят. Дольше людей живут камни гори зданий, но и они постепенно превращаются в обломки. В литературе оИерусалиме особое место отведено развалинам – и тем, что оставлены120Копельман З. Иерусалим в литературе // ЛЕХАИМ, ноябрь 2007 // Электронныйресурс http://www.rjews.net/zoya-kopelman/articles/jerusalem2.html121Там же.77завоевателями древности, и тем, что сотворила природа во времена не стольотдаленные. Но начиная со второй половины ХХ века главнымиразрушителями города выступают не пришельцы и не стихии, а самижители»122.
Противопоставление града земного и града небесного вхристианской традиции восходит также к произведению АвгустинаБлаженного «О Граде Божьем»: «Создали две любви, два Града: Град земной– любовь к себе до презрения к Богу, и Град же небесный – любовь к Богу допрезрения к себе»123Понимание Иерусалима как противопоставления града земного и граданебесного не противоречит его персонификации: «Завершить нашу беседу отом, как отражается двоящийся образ Вечного города в художественномслове, мне хочется еще одним архетипом.
Его поэтичность особенно внятнатому, кто знает, что на иврите слово «город», а потому и любой городскойтопоним – женского рода. То есть на иврите Иерусалим – всегда «она». И неслучайно богослов Иоанн «увидел святый город Иерусалим, новый,сходящий от Б-га с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужасвоего»124.ПерсонификацияАпокалипсиса,былагородакакхарактернаблудницы,длявосходящаяэсхатологическихктекступроизведенийсимволистов. К примеру, «Сам город — апокалипсическая Вавилонскаяблудница:… Вмешалась в безумную давкуС расплеснутой чашей винаНа Звере Багряном — Жена…122Копельман З. Иерусалим в литературе // ЛЕХАИМ, ноябрь 2007 //http://www.rjews.net/zoya-kopelman/articles/jerusalem3.html123Шестов Л.И.
Лекции по истории греческой философии. – М.: Русский путь,2001. – С. 206.124Копельман З. Иерусалим в литературе // ЛЕХАИМ, ноябрь 2007 //http://www.rjews.net/zoya-kopelman/articles/jerusalem1.html78последний предел земного падения «Души мира». Хаос в этом«перевернутом» царстве «антитезы» парадоксально принимает формы«переорганизованного» (машинного, автоматически мертвого) мира, акосмические начала всеединства выступают как хаос природных стихий,мстящих городу»125.В.Н. Топоров также упоминал о персонификации города в образеженщины126. Коррелирует с этим восприятие города как «матери» (ср. «Киев– мать городов русских» и более позднее «Одесса – мама» и «Ростов – папа»,“mamma Roma” в итальянской культуре и пр.). В целом, город влитературном пространстве (и, шире, вообще в художественном мире) – этонекое структурирование, освоение, очеловечивание пространства.