Диссертация (1145195), страница 7
Текст из файла (страница 7)
М. К дискуссиям о феномене «культура»: культура как переживание. // Вестник Ленинградского государственного университета им. А. С. Пушкина. 2015. Т. 2. №1. С. 205—214.6532Известная герметичность медицинского сообщества во все времена делалаврача в глазах пациента своего рода всемогущим «небожителем», который обладает большой властью над его здоровьем и жизнью. Отстраненное отношениеврача к личности пациента, за которым кроется бесстрастное, неэмоциональное,профессиональное исполнение своих обязанностей, не означает, что сам медиклишен естественного страха из перед таким «вершителем судеб», превратившисьв беззащитного пациента. Именно фигура пациента зачастую характеризуетсянервозностью, повышенной требовательностью к врачу, подозрительностью и неблагодарностью.
Все эти качества оказываются обратной стороной сакрализацииврача и, как следствие, страха перед ним. Собственную болезнь пациент считает ввысшей степени несправедливым явлением (возникает чисто психологическийвопрос, граничащий с неприятием «почему я?»), а потому, помимо прочего, онтребует от лечащего врача и «восстановления справедливости».
Эта «справедливость» пациентом интуитивно понимается в полном соответствии с одним из положений, высказанных Полем Рикёром: справедливость есть воздаяние, возвращение мне «должного статуса» (в данном случае: статуса здорового человека) итребование относиться ко мне как к равному (другими словами, как к одном измножества здоровых людей).66 Пациент обращается с просьбой, а иногда и требованием вернуть ему прежнее привычное состояние.
При этом он имеет в виду, чтосам готов претерпевать что угодно со стороны врача, если только этот Другойвсегда будет иметь в виду его человеческое достоинство, его заслуги, занимаемоеим общественное положение и тому подобное. Зачастую исполнение обоих этихпожеланий (просьб, требований) не представляется возможным: врач оказываетсяпросто не состоянии обеспечить «особый подход» к лечению пациента «в соответствии» с его регалиями или заслугами. «Несправедливость» болезни заключается и в том, что для нее не существует заслуг, социальных и иных различий.Здесь имеет место парадокс, ведь многим людям такое свойство болезни, напро-66См.: Рикер П.
Справедливое. М., 2005.33тив, представляется удачным примером довода за возможность абсолютного равенства и высшей справедливости.Полемика, развернувшаяся между гуманизмом и трансгуманизма, на делеявляется противостоянием идеи о человеке, который был рожден, и человеке, который был создан искусственно и сохраняется при помощи специального отбораили новейших технологий. В свете этой дискуссии процесс коммуникации врача ипациента осложняется тем, что существует возможность непосредственного вмешательства медицины и высоких технологий не только в процесс естественногоотбора, но и в саму человеческую природу.Одним из следствий того, что внутренние изменения с использованием биогентических технологий возможны, оказывается не только потеря человеком приставки «сверх» (как антропологического концепта), но и грубое низведение его доуровня обезличенного и лишенного свободы воли генетического материала.
Такова, с нашей сточки зрения, главная интенция работы «The Future of Human Nature»Ю. Хабермаса, который предостерегает ученых от контроля над естественнымипроцессами. Это такого рода контроль, который «расчеловечивает» нашу природу. Если мы рассматриваем вмешательство в генотип как совершенно необратимый, целиком предопределяющий всю последующую жизнь акт, то, значит, мы неоставляем ни единого шанса влиянию среды и личному выбору человека: «Вместес вмешательством в геном человека господство над природой оборачивается актом покорения человеком самого себя, способным изменить наше самопониманиес позиции этики вида и затронуть необходимые для автономной жизни и универсалистского понимания морали условия».67 Не происходит ли здесь с нашей стороны редукции человека до механизма, который действует по созданному для него предписанному генетическому алгоритму? Однако, вместе с тем и техника неявляется настолько предсказуемой как бы нам того хотелось.
Следовательно,трансгуманизм в своих стремлениях не просто избавить человека от неизлечимых67Хабермас Ю. Будущее человеческой природы. С. 59.34генетически обусловленных заболеваний, но и усовершенствовать его природу, насамом деле лишает человека человеческого статуса, нивелируя ценность его жизни и природы.Трансгуманизм узурпирует право на постулировании ценности человеческой жизни как безусловной и абсолютной, формально ее провозглашая. Расширяя и в итоге размывая границы понятия «человеческого», врач-трансгуманистстановится ответственным не только за жизнь, здоровье и смерть пациента, но иза его человеческую сущность и сущность человеческого в целом.Возвращаясь, однако, к проблеме коммуникации пациента и врача, необходимо сказать о том, что отношения врача и его пациента делают каждого из них«Другим» по отношению друг к другу.
Кроме того, «Другим» по отношению ккаждому из них оказывается и болезнь, которая изменяет саму структуру личности и отношение к переживанию человеком самого себя в новом для него качестве. Все вышесказанное позволяет нам поставить следующие вопросы:1. каковы роли врача и пациента в их взаимоотношениях с культурологической, этической и исторической точки зрения?2.
как меняется дистанция между этими тремя взаимосвязанными «Другими»по мере того, как изменяется их статус в обществе и культуре?3. чем определяется личность пациента и врача для каждого из них и друг длядруга?На эти вопросы мы постараемся дать ответы, изучив предпосылки их возникновения, по мере продвижения нашего исследования.35Глава 2. Врач2.1.Образ врача и больного2.1.1 Образ больного в истории культуры68В настоящее время общим местом является представление о том, что человек, болезнь и врач образуют такое единство, внутри которого пациент утрачиваетхарактеристики человеческого существа, и становится пускай сложным, любопытным, специальным или штатный, однако «случаем», одним из эпизодов врачебной практики. Герой романа Мариам Петросян приходит к подобному же выводу, рассуждая о том, что стоит за понятием «пациент»: «Пациент не может бытьчеловеком.
Это два совершенно разных понятия. Делаясь пациентом, человекутрачивает свое “я”. Стирается личность, остается животная оболочка, смесьстраха и надежды, боли и сна. Человеком там и не пахнет. Человек где-то за пределами пациента дожидается возможного воскрешения. А для духа нет страшнее,чем стать просто телом».69Обращаясь к истории, мы видим, что древние лекари имели обыкновениеперсонифицировать болезнь — иначе говоря, относились к ней как к обладающему особыми свойствами субъекту. Например, в трудах Гиппократа и, позже, Парацельса и Авиценны мы упоминается о том, что в некоторых племенах к боль68См.
также: Марков Б.В. Хубулава Г.Г. Трансформация образов врача и больного в истории культуры//Медицинская антропология и биоэтика. 2012. С. 6—24.69Петросян М.С. Дом, в котором… М., 2009. С. 6736ному, претерпевающему тяжкий недуг, соплеменники относились как к одержимому демоном. С этим «злокозненным божеством», возможно было справитьсятолько в том случае, когда удавалось заставить его устами пациента, в страданияхкоторого оно было повинно, назвать себя по имени в присутствии лекаря.70 Такаяпроцедура в точности повторяет средневековый обряд экзорцизма — изгнания беса. После того, как демон представился, лекарь пробивал темя больного при помощи особого инструмента, и через проделанное отверстие злой дух выходил изстрадальца вон. Крики, издаваемые пациентом в процессе такой процедуры, служили для лекаря свидетельством удачного завершения всей операции и залогомисцеления.
Интересно, что и современная врачебная практика обнаруживаетопределенное сходство с этими ритуальными манипуляциями: так, ставя диагноз,врач, метафорически говоря, как бы вызывает духа болезни на откровенный разговор, после которого следует хирургическое вмешательство. Хотя уже античныеавторы и медики периода раннего Средневековья зачастую признавали подобныеманипуляции опасными и губительными для организма пациента, именно с этого,как нам представляется, следует начинать исследование истоков поднятого намивопроса.С точки зрения медика, первая задача которого — исцеление или облегчение страданий больного, носитель болезни в данном ритуале не присутствует всвоем личностном аспекте, то есть не ручается за свои произносимые им слова ине может отвечать за совершаемое им. Любое стремление воспротивиться действиям врача трактуются как козни того самого демона как «Другого», которыйзаставляет одержимого им (пациента) страдать.
Вот с этим-то «Другим» и сталкивается врач: именно против «Другого», а вовсе не пациента направляет он своюжестокость и насилие, которые, в свою очередь, должны помочь изгнать недуг изтела больного.70О духах у Парацельса и понимании мистического и естественного в болезни в эпоху Возрождения см.: ГундольфФ. Парацельс. СПб., 2014.37Известно, что у инков, ацтеков, племен доколумбовой Америки, аборигеновАляски и у эвенков именно шаман выполнял также функции врача, для чего ондолжен был пройти особый обряд посвящения землей или огнем.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
