Диссертация (1145159), страница 8
Текст из файла (страница 8)
Сократ как пифагореец и анамнезис в диалоге Платона «Федон». Пер. с нем. А. А. Россиуса. СПб.: Изд-воС-Петерб. ун-та, 2005. С. 103.2137посмертная участь, в одеждах, указывающих на благородство и достойнопрожитую жизнь, пряча под ней свои пороки и совершенные преступления.Чтобы восстановить справедливость, Зевс лишает их знания будущего и велитсудить отныне не по одежде и не по внешнему облику тела, а по тем следам,которые «человек положил на душу каждым из своих занятий» (523с-524е).Именно память души определяет меру ответственности человека переднеизвестным ему часом расплаты, но хотя она собирает прошлое и настоящее взнании, которым каждый обладает о себе, это знание по существу остается меройнесоразмерного ей, потому что, всматриваясь в будущее, в страхе либо вспокойной уверенности, человек все же ничего не знает об ожидающем егоприговоре.Возражение Кебета вынуждает Сократа искать доказательство бессмертиядуши в рассуждении о причинах (96а-101е) и в отождествлении души с эйдосомжизни (105с-106е), и хотя в этом рассуждении Сократ больше не нуждается впомощи припоминания, очевидно, нерешенным остается один важный вопрос,который уже переносит нас к концепции бессмертия и памяти, известной нам по«Федру».
Дэвид Босток пишет, что в «Федоне» нет доказательства личногобессмертия и более того нет никакого ясного понимания, что такое «я», то естьиндивидуальная, личная душа в отличие от чистой мыслящей души философа,отделенной от тела и от всего, отмеченного печатью индивидуальности.Фактически диалогсодержит два совершенно различных взгляда на жизнь после смерти. Один, в большейстепени взгляд философа, и в применении к смерти философа он предполагает, что в смертиотпадут все те аспекты активности сознания, которые зависят от осознания тела, и в итогебестелесная душа будет способна к чистому мышлению и более ни к чему.
Другой, в большеймере религиозный взгляд, примененный к иным смертям, предполагает, что и вся в целомсознательная активность обычных людей сохранится в бестелесном состоянии 22.Эти два представления о бессмертии Платон примиряет благодаря мифу озагробной жизни, о суде и воздаянии, но остается вопрос, насколько22Bostock David. Plato’s Phaedo. Clarendon Press, 1986. P.
29.38разработанная им философская аргументация применима к той единичной формедуши, о которой повествуется в мифе? Благодаря памяти душа сохраняет личнуюидентичность лишь отчасти, поскольку рождение разрушает непрерывностьвоспоминаний и нет оснований рассчитывать на сохранение воспоминаний вбудущей жизни, поскольку душа обладает бессмертием лишь в той мере, в какойсовпадает с самим эйдосом жизни.
В этом месте стоит напомнить, что о какойлибо непрерывности в отношении памяти можно говорить лишь с учетомзабвения, то есть как раз-таки прерывания, долгого или краткого, связностивоспоминаний, и поэтому свидетельством индивидуальной идентичностиявляется не припоминание определенных периодов прошлой жизни, а самаспособность соотнесения с себя с забытым, иначе говоря, установление себя вкачестве меры утраченного, что собственно и делает возможным исследование ипознание.
Таким образом, вопрос должен ставиться о бессмертии самой этоймеры единичного, формой существования и способом выявления которой как раз иявляется припоминание.Свой аргумент об идее жизни как причине бессмертия души Платон предваряетрассуждением о том, что помимо идей, составляющих неизменнуюпротивоположность друг другу (например, великое и малое, четное и нечетное), ивещей, которые могут приобщаться одновременно или поочередно к каждой изпротивоположностей (являясь большими в отношении меньших и меньшими вотношении больших), существует так же и то, что не является идеей, но сохраняетза собой имя лишь одной противоположности, поскольку исключает приобщениек другой, как, например, тройка, не являясь самой нечетностью, всегда остаетсянечетным числом, исключая приобщения к четности (103е-105а).
Вдействительности, нам не нужно каждый раз говорить, что число нечетно в силунечетности или четно в силу четности, но нам достаточно заметить, что кромеобщей причины есть еще и единичная причина, то есть, собственно, единица,которая способна придать числу нечетность (105с). Такой же единичнойпричиной жизни в теле и является душа (105d). Речь, следовательно, идет не онеизменной сущности жизни, наподобие сущностей прекрасного, доброго, или39справедливого самих по себе, о которых Платон говорит как о предметеприпоминания, эпистеме, но об особой вещи, идеальной и вместе с темвовлеченной в порядок других вещей как единица вовлечена в построение всегочислового ряда.
В подобном смысле можно понимать слова из «Менона» ородстве всех вещей, которое делает возможным припоминание по однойизвестной вещи всего остального. Пусть память не доказывает бессмертия души,но именно она обнаруживает тот порядок единичного, в котором каждая душаесть некое «достояние божества» и потому обладает правом быть причинойжизни в самой себе, быть началом движения, или вечнодвижущимся (ἀείκινητον),как о ней будет сказано во второй сократовской речи в «Федре».Как и «Федон», «Федр» начинается с припоминания, настраивающего на то, чторечь пойдет о вещах прошлых, а значит и неявных, скрытых от обычного взгляда.Мы видим, что Сократ вопреки своему обыкновению покидает Афины, как быпредваряя тем самым иное путешествие, неистовое движение вне себя, которогопотребует от него речь о божественном Эроте. Роща и источник, где Сократрасполагается с Федром и вспоминает о похищении Бореем юной Орифии, – всеэто по существу место памяти, которое находится за пределами привычной жизнии тем самым открывает душу самого Сократа особого рода, ораторскому,восхищению23.
Греческое μέμνημαι «я помню» имеет тот же корень, что и μένος«сила», и не случайно в поэмах Гомера память может пониматься какбожественное участие в человеческих делах, как знание прорицателей иумудренных старцев, готовых дать наставление владыке или герою24. И хотя речьЛисия и вторящая ей речь Сократа являются лишь слабым отражением иискажением этой силы, совершенно иначе обстоит дело со второй речью Сократа,Уход из шумного города в тихое место, в котором человек обращен к себе и потому открыт собственной памяти,представляет собой искусный прием мнемоники, уместный именно в диалоге об ораторском искусстве.
Впрочем,как показывает Юрий Михайлович Лотман, оратор должен тонко ощущать и культурный контекст, а потому уходСократа за городскую стену должен «продемонстрировать читателям связь урочищ, рощ, холмов и водныхисточников с воплощенной в мифах коллективной памятью». Лотман Ю. М. Семиосфера. С.-Петербург:«Искусство-СПБ», 2000. С. 370.24Болак Жан. Пам̓ ять/Забуття// Європейський словник філософій: Лексикон неперекладностей. Т.
І. Пiдкервiництвом Барбари Кассен. Київ: Дух і літера, 2009. С. 352.2340которая начинается с похвалы неистовству (244а-245b), представляя саму памятькак неотъемлемую часть эротической одержимости и неистовства.Неистовство души не только в божественной силе, которая овладевает ею, но ив ней самой, поскольку она бессмертна и близка богам. Сократ полагает в основусвоей второй речи доказательство бессмертия (245с-е), которое можно считатьпродолжением аргументов сократовского последнего дня, своего родадоказательством post mortem: душа есть начало собственного движения, причинажизни в себе, и поэтому она есть то, что движет, и то, что приводится в движение,непрерывно рождается в одном и умирает в другом, действует и подчиняется,возрождая забытое и забывая порожденное. Поскольку движение души не зависитот внешней причины, оно не останавливается, а продолжает свое существованиевечно, но поскольку душа движет себя, она также и движима собой, иподчиняется себе, и почти так же сильна и активна, сколь пассивна и слаба,способна как собираться в себе, так и рассеиваться во внешнем, поддаваясьискушению тела.
Доказательство бессмертия завершается знаменитымуподоблением души крылатой парной упряжке, управляемой возничим: онаследует движению небес и богов, и на самой вершине небесного свода ейоткрывается занебесная область – подлинная пища уму и знанию, но слабостьчеловеческих душ такова, что им не совладать с собственным движением, несправиться с норовом коней, один из которых дик и не воспитан и предпочитаетчувственные удовольствия блаженству знания, так что душа рывками движется товниз, то вверх, нарушая общий строй, и вслед за ней другие души также «носятсяпо кругу в глубине, топчут друг друга, напирают, пытаясь опередить однадругую» (248а, пер. А.Н.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
