Диссертация (1145138), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Во-первых, антропоцентризм не является открытием XXвека, основное положение антропоцентризма описывается известной формулойПротагора«Человекестьмеравсехвещей».ВовременаАнтичностиантропоцентризм противостоял космоцентризму; в эпоху Возрождения —теоцентризму; в XIX - XX веках антропоцентризм получил новое наполнение,связанное с противостоянием технологическому детерминизму. Во-вторых, всловаре философских терминов антропоцентризм характеризуется как воззрение,которое «оказывает влияние на космологические, эсхатологические, социальные,этические, правовые и другие концепции» [Словарь философских терминов 2010:28]. Антропоцентризм не коренится в какой-либо одной конкретной теории или“Text <...> ist dann Sprache in dem Zustand und in der form, wo sie Äußerung, Mitteilung und damitetwas Verstehbares ist bzw.
ist geworden”[Hartman 1972: 3].224однойконкретнойнаучнойпарадигме,онпредставляетсобойобщегуманистическое начало восприятия любой информации, построенное наобщих принципах объяснения человеком мироустройства. Относительно выбораназвания парадигмы представляется весьма точной позиция Е.С. Кубряковой,которая пишет о том, что необходимо различать парадигму (научные теории) идисциплинарную матрицу (методологические принципы). С её точки зренияантропоцентризм является одной из установок современной научной парадигмы,но не может именовать саму парадигму [Кубрякова 1995: 207-221].Несмотря на то, что в России, следом за Европейской наукой, произошёлповорот к постструктурализму, отечественные исследователи в большей мерелишь следовали общим тенденциям лингвофилософии3.
Структурализм былгенетически сходен с русским формализмом, усиленным и упрощённымматериалистической идеологией марксизма. Поэтому идеи М.М. Бахтина, а такжепозитивистов А.А. Потебни, Д.Н. Овсяннико-Куликовского и некоторых другихучёных были результатом всей предшествующей истории развития отечественнойнауки и оказали существенное влияние на европейский структурализм,американский прагматизм (Ч. Пирс) и неопозитивизм (Л. Витгенштейн, Дж.Остин, Дж.Серль и др.).Однако следствием того, что в СССР лингвистика в некоторой степениоказалась «отрезанной» от общемирового движения лингвофилософской мысли4,Несмотря на это, невозможно считать адекватно передающими реальное положение дел словао том, что «в советские времена не было и не могло быть философов.
Были толькопропагандисты философии марксизма» [Ойзерман 2004: 62]; что «теоретическое языкознание вСоветском Союзе перестало быть наукой и стало идеологией [Кривоносов 2012: 592]; что вСССР «единственным методом подлинного объяснения системы (языка) является методисторический, основывающийся на марксистско-ленинском понимании истории [Филин 1982:13] и т.д.4«Исследования лингвофилософской тематики — это не то же самое, что философия языка.Они осуществляются лингвистами и соединяют в себе философию языка и философиюязыкознания [Юрченко 1997:1]; “важно различать философию языка и лингвистическуюфилософию. Лингвистическая философия складывается из попыток решить философскиепроблемы путём анализа значений слов естественны языков и логических отношений междусловами.
<...> Философия языка складывается из попыток проанализировать самые общиеязыковые единицы и отношения, такие, как референция, истина, верификация, речевой акт илилогическая необходимость» [Серль 2011: 6].325синтез структурализма и феноменологии, заложенный в начале XX века в трудахП.А. Флоренского. С.Н. Булгакова, А. Ф. Лосева, Г.Г. Шпета и др. оказалсяотложен на несколько десятилетий5. Их труды должны были стать основаниемособой, русской траектории развития лингвофилософской мысли, глубиннойцельюкоторойбылодоказательстворациональностирелигиозно-феноменологической основы языковой системы6, в которой слово структурируетбытие и одновременно является его сущностью.
Но эта линия была прерванапроизошедшими геополитическими переменами.Только в конце 1970-х гг. – начале 1980-х гг. феноменологические категориипришли в отечественную лингвистику, но не «изнутри», а «извне», вместе стеорией неисчислимости и децентрированности текста. С позиций этой теорииязык — априорно данный человечеству иррациональный источник, в котором нетобъективных критериев для построения каких бы то ни было структур [Derrida1967].
Так, например, у Лакана законы языка конституируются не социумом, неколлективным сознанием, а прежде всего самим бессознательным, в которомобъективно существующее символическое создает человеческое сознание, а ненаоборот: «Вот почему если человек в состоянии помыслить символическийпорядок, то это потому, что он в него включен. Впечатление, что он выстраиваетего сознательно, возникает оттого, что человек сумел встроиться в этот порядок вкачестве субъекта лишь благодаря специфической данности собственнойК русским пра-феноменологам иногда относят И.А.
Бодуэна де Куртенэ, на основании егомнения о том, что «язык существует только в индивидуальных мозгах, только в душах, только впсихике индивидов или особей, составляющих данное языковое сообщество. Язык племенной инациональный являются чистою отвлечённостью, обобщающей конструкцией из целого рядареально существующих индивидуальных языков» [Бодуэн де Куртенэ 1963: 79].
Однако,вследствие того, что само происхождение языка учёный определял как социальное, относитьего к феноменологам не вполне правомерно, его философия занимает промежуточноеположение.6См., например: «наше мышление состоит из духовных явлений, называемых представлениями,в их различных сочетаниях и из чувства соотношения этих представлений. Представлением, какизвестным духовным явлением называют тот след ощущения, который сохраняется некотороевремя после того, как не действует уже причина, вызвавшая ощущение, и которыйвпоследствии может воспроизводиться по действию закона психической ассоциации»[Фортунатов 1956: 111].526воображаемой связи с себе подобными» [Lakan J. 1966: 46 цит.
по: Эко 2006:329]7.В данной теории наиболее существенной можно считать именно этуаприорно данную человеку «воображаемую связь», а не само существованиеДругого (как наблюдаемого объекта — ориентира). И с этих позиций становитсяпонятной мысль М.
Хайдеггера о том, что язык априорно дан, и не человекмыслит себя на языке, а язык мыслит себя через человека. Иначе выразил эту жеидею Ж. Деррида. Постулируемая им децентрация является не следствиемотсутствия каких бы то ни было структур, а результатом принципиальнойбесконечности их проявлений: «если <...> у целостности нет больше смысла, тоэто не потому, что поле безгранично и не может быть охвачено никаким конечнымдискурсом, но потому, что такова сама природа поля <...> которое убегает всякогообобщения, ведь на деле это поле оказывается полем игры, где в пределахзамкнутой системы осуществляется непрестанный процесс подмены» [цит. по:Эко 2006: 453]. Следовательно, любая структура в языке (и текст, и жанр) —одновременно и следствие транспозиции предыдущих форм и начало новойформы, основанное на «воображаемой связи" с предшествующими8.
ФактическиЖДерридапротивопоставилконструкциямто,чтоМ.Фуконазвалмножественностью силовых отношений [Faucault 1978].Несмотря на то, что в философии лингвистики трактовка текста и связанныхс ним формаций претерпела столь существенные изменения, смена позицийникогда не выводила объект исследования за рамки лингвистики. Представляется«C'est ainsi que si l'homme vient à penser l'ordre symbolique c'est qu'il y est d'abord pris dans sonêtre. L'iilusion qu'il l'ait forme par sa conscience, provient de ce que c'est par la voie d'une béancespécifique de sa relation imaginaire à son semblable, qu,'il a pu entrer dans cet ordre comme sujet» .8Деррида [Derrida 1973, Деррида 2007: 35] понятие difference (различение) пишет как differance(отсроченность), между знаком и мыслью вставляя "след" этой мысли в культуре, её бытие отмомента происхождения до момента использования, что свидетельствует о том, что человеку недано познавать мир феноменов непосредственно, только через языковой опытпредшественников.
И.П. Ильин по этому поводу замечает, что в таком случае "вся системаязыка предстает как платоновская "тень тени", как система следов, т.е.вторичных знаков, всвою очередь опосредованных конвенциональными схемами конъюнктурных культурныхкодов читателя"[Ильин 1983: 111]. С этих позиций и жанр, имеющий историю своегостановления, тоже относится к таким «теням теней».727возможным представить современную лингвистику текста в виде трёх уровней,соответствующих трём научным парадигмам XX века:1)уровень собственно лингвистический (структурная парадигма), для которогорелевантными являются фонетика, морфология, лексикология и синтаксис;2)психолингвистический (коммуникативно-прагматическая парадигма), врусле которой сформировались а) теория текста – область науки,исследующая процесс порождения текста и его восприятия и б) генристика(теория речевых актов);3)лингвокогнитивный (современная парадигма, когнитивно-дискурсивная9), стеорией речевых жанров и концептологией.Очевидно, что исследовательский интерес постепенно смещался отизучения наиболее мелких единиц системы к все более масштабным.
Образованиеединиц психолингвистического и лингвокогнитивного уровней осуществляется засчёт наличия избыточной валентности единиц собственно лингвистическогоуровня. Так, единицы фонетики обладают потенциальной связью с морфемами;единицы морфологии обладают потенциальной связью с лексемами. Лексикологиявбирает в себя и морфологию, и фонетику; её единицы потенциальносинтаксичны. Предложения потенциально готовы к объединению в текст.Возможностьобразованияподтекста,затекста,интертекстуальныхсвязейпроистекает в тексте именно из этой избыточной синтагматической валентности.Таким образом, появление теории текста, теории речевых жанров(жанроведения) и теория речевых актов (генристики [Дементьев 2010: 43])является следствием перехода лингвистики к системно-структурной парадигме(структурализм и постструктурализм), затем к коммуникативно-прагматической(породившей теорию номинации, теорию референции, теорию речевых актов) и,наконец, когнитивно-дискурсивной.