А.Н. Чанышев - Философия Древнего мира (1999) (1116266), страница 59

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 59)

Не значит ли это, что пространспю атомарно? Во втором рассуждении против движения быстрое (Ахиллес) не настигнет медленное (черепаху). Ведь когда оно придет в ту точку, которую занимало в момент старта как быстрого, так и медленного медленное, то медленное отойдет от своего исходного положения на такую часть первоначального расстояния между быстрым и медленным, на сколько скорость медленного меньше скорости быстрого. И эта ситуация будет повторяться бесконечно. Математически это выразимо так: пусть Б — расстояние между исходной точкой быстрого и той точкой, где более быстрое настигнет более медленное, тогда 5 = 1ип а ~~ + — + —, + ...

+ — „~ . ь ь' " ь~' Этот сходящийся ряд величин предел, поэтому расстояние 8 всегда можно вычислить, зная «а» — исходное расстояние между быстрым и медленным, и «Ь» — отношение скоростей быстрого и медленного. Последний член ряда при Ь > 1 стремится к нулю. Вся трудность состоит, однако, в выявлении физического смысла бесконечно убывающего, но в то же время не исчезающего интервала. Смысл обеих апорий в том, что если пространство бесконечно делимо„то движение не может ни начаться, ни кончиться. Смысл третьей апории в том, что движение невозможно и при допущении прерывности пространства.

Третья апория гласит, что летящая стрела покоится, ибо движущийся предмет всегда занимает 223 равное себе место, но «помещается каждый момент времени в равном ему месте» вЂ” что означает, покоится в нем. Если же летящая стрела в каждый момент времени покоится в своем месте, то это означает, что она неподвижна'. Ведь из суммы состояний покоя движение никак не может сложиться. Аналогична этому и четвертая апория. Смысл этих обеих апорий в том, что движение невозможно и при допущении прерывности пространства. Поэтому две первые апории образуют как бы тезис, а две вторые — антитезис, в целом же выходит, что движение невозможно ни при допущении прерывности пространства, ни при допущении его непрерывности. Зенон верно подметил диалектику в понятии движения, но разорвал это понятие на две части и противопоставил их друг другу.

На самом деле пространство и время и прерывны, и непрерывны, и движение есть разрешение противоречия между прерывностью и непрерывностью как пространства, так и времени. Апории Зенона вызвали большое замешательство. Первым оппонентом Зенона был некий философ, который решил опровергнуть философа-парадоксалиста эмпирически: он тут же стал ходить перед Зеноном, но Зенон пояснил, что он доказывает вовсе не то, что движения нет, а лишь то, что оно немыслимо, что, однако, в соответствии с тезисом элеатов о тождестве мышления и бытия все же должно было означать, что движения нет, но не в чувственном, а в мыслимом мире.

Первым, кто подверг апории Зенона серьезному анализу, был Аристотель, о чем скажем позднее. Сейчас же лишь заметим, что из критики Аристотеля следует, что у самого Зенона его апории были выражены весьма неуклюже, иначе Аристотель в «Физике» не сказал бы, что «Зенон применяет ложную посылку, будто невозможно в конечное время пройти бесконечное» (У), 2). Это означает, что Зенон не сознавал, что время аналогично пространству делится на бесконечное количество бесконечно малых частей и так же, как и пространспю, прерывно и непрерывно, конечно и бесконечно.

Поэтому надо различать ту проблематику, которую Зенон подметил в своих апориях, и ту исторически несовершенную форму, которую он придал згой проблематике. Зенон и Парменид. Доказывая, что бытие едино и неподвижно, Зенон идет путем, обратным парменидовскому. Если Парменид шел от истинного в его понимании мира и начинал сразу с анализа бытия как такового„а потом уже переходил к миру кажущемуся, то Зенон в соответствии со своим методом доказательства от противного шел от кажущегося в его понимании мира к миру истинному.

Он доказывает, что физический мир противоречив, а потому не может быть истинным, а раз так, то истинным является сверхчувственный мир. Парадокс места. Свою апорию «Стрела», согласно которой движущийся предмет покоится, потому что он в каждый момент движения 224 совпадает со своим местом, а значит, покоится в нем (другой вариант этой апории у Диогена Лаэртского: «Движущееся тело не движется ни в том месте, где оно есть, ни в том, где его нет» [1Х, 72[), Зенон подкреплял рассуждениями о месте.

Возражая тем, кто говорил, что предмет не тождествен своему месту, что место существует независимо от движущегося в нем предмета, что место самостоятельно, а потому нельзя сказать, что предмет совпадает с местом и покоится в нем, Зенон спрашивал: «Где же тогда находится зто самостоятельное место?» Аристотель эту мысль Зенона выразил так: «Если место есть нечто [существующее независимо) от находящегося (в нем предмета. — А. Ч.), то в чем оно будет находиться?» Или: «Апория Зенона исследует некоторое понятие, ибо если все сущее [находится[ в пространстве, то очевидно, что будет пространство пространства, и это пойдет в бесконечность».

Медими ишеиицы. Зенон увидел проблему и в чувственном восприятии. Должно ли падение медимна (52 с лишним литра) пшеницы издавать шум, если падение одного зерна не слышно? Зенон подошел здесь к тому, что позднее было названо «порогом ощущения». Конечно, и падение одного зерна вызывает вибрацию, а тем самым и звук, но человеческое ухо улавливает лишь те звуки, которые переходят через порог возможной слышимости органа слуха. Рассуждения Зенона сыграли громадную роль в развитии предметного мышления.

Поставленные им проблемы единства и множества, движения и покоя окончательно не разрешены и поныне. Зенон первый после Парменида стал доказывать. Н. Бурбаки отмечает, что если греческие философы ЧП вЂ” Ч1 вв. до н.э. еще только утверждают и прорицают, то «начиная с Парменида и особенно Зенона, они уже аргументируют, пытаясь выделить общие положения, чтобы положить их в основу своей диалектики; именно у Парменида мы впервые находим формулировку принципа исключенного третьего, а доказательства Зенона Элейского пугем приведения к абсурду знамениты и сейчас» (Бурбаки Н.

Очерки по истории математики. М., 1963. С. 1 !.). Мелисс Мелисс — последний предсгавитель школы элеатов. Сформулированное Парменидом учение элеатов нашло в первой половине Ч в. до н.э. своего выдающегося защитника в лице ученика Парменида Зенона. Другим последователем Парменида был Мелисс, который, оставаясь в общем верным учению Парменида, изменил его в двух принципиальных пунктах.

В Ч в. до нэк учение элеатов стало уже не «великогреческим», а общегреческим явлением, и Мелисс был вовсе не италийцем, а ионийцем. Он жил на острове Самосе, будучи таким образом земляком Пифагора. Акмэ Мелисса приходится на 84-ю олимпиаду фк кофи лрови»о иир 225 (444 — 441 гг. до н.э.). Мелисс был не только философом, но и крупным государственным деятелем. Будучи современником Перикла, Мелисс был его противником. Он противился гегемонистским устремлениям Афин, превратившим антиперсидский Афинский морской союз в Афинский Архэ. К этому времени в результате греко-персидских войн Самос был освобожден от персов, и Мелисс командовал там флотом.

Плутарх рассказывает о том, что Мелисс одержал в 44! г. до н.э. морскую победу над афинянами. Однако вскоре Перикл высадил на острове морской десант. Подвергнув город девятимесячной осаде и разрушив его стены, Перикл вынудил город к сдаче, отобрал у самосцев весь их флот и наложил на них громадную контрибуцию. О судьбе Мелисса Плутарх ничего не сообщает.

Мелисс — автор труда «О природе», отрывки из которого мы находим у Симпликия. О Мелиссе говорится и у Аристотеля. Аристотель невысокого мнения о Мелиссе. Он противопоставляет Мелисса вместе с Ксенофаном как людей грубо мыслящих Пармениду, уму более тонкому и проницательному (Метаф.

1, 5). Упрекая и Парменида, и Мелисса в эристике, т. е. в страсти к спору ради самого спора, когда допускаются и ложные посылки, и нелогичные рассуждения, Арисготель считает, что все же «более грубо [рассуждение[ Мелисса» (Физ. 1, 3).

Это 'отношение Аристотеля к Мелиссу оказало влияние на последующую субьективную историю философии, в которой Мелиссу почти не уделялось внимания. Однако Мелисс такого внимания заслуживает. Во-первых, он дал ясное и четкое, без всяких поэтических метафор, 'как это было у Парменида, прозаическое изложение учения элеатов. Ему принадлежит формулировка «закона сохранения бытия» — главного пункта учения элеатов. Этот закон известен в его латинской формулировке: ех пИц[о п[И йг — «из ничего не бывает ничего». Но мало кто знает, что впервые этот закон сохранения бытия сформулировал Мелисс в словах: «из ничего никогда не может возникнуть нечто» [ДК 30(20); В 1). Этот закон был принят всеми античными философами независимо от того, признавали они наличие небытия в мире или нет.

Характеристики

Список файлов книги