А.Н. Чанышев - Философия Древнего мира (1999) (1116266), страница 109

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 109)

Поэтому «природою в цервом и основном смысле является сущность — а именно сущность вещей, имеющих начало движения в самих себе как таковых» (У, 4). Проблема природы рассматривается Аристотелем и в его «Физике», к которой мы теперь и переходим. Ее автор и здесь стремится по вполне понятной причине отличить природу как естественное от искусственного, говоря, что «природа есть известное начало и причина движения и покоя, для того, чему она присуща первично, по себе, а не по совпадению» (Физика П, 1). На первый взгляд, такая трактовка природы противоречит вышеназванной физической догме Аристотеля, согласно которой, напомним, все, что движется, имеет источник движения вне себя, а в конечном итоге— в неподвижном перводвигателе. В каком-то смысле противоречие действительно есть.

Но все же здесь, по-видимому, Аристотель делает акцент на отличии естественных сущностей, имеющих независимую от человека причину своего возникновения и существования, от искусственных, причина которых заключена в деятельности человека. Кроме того, Аристотель и в физической сущности отдает приоритет форме, а она относительно активна (хотя в своих истоках зависима от активности бога-перводвигателя).

Правда, в «Физике» Аристотель колеблется в трактовке проблемы природы: ведь, с одной стороны, «она есть первая материя, лежащая в основе каждого из тел, имеющих в себе самом начало движения и изменения», но, с другой стороны, «она есть форма и вид согласно понятию» (11, 1). В своих колебаниях Аристотель занимает промежуточную позицию дуализма, говоря, что «природа двояка: она есть форма и материя» (П, 2), однако и в «Физике» в Аристотеле побеждает идеалист, который сначала с оттенком нерешительности замечает, что все же «скорее форма является природой, чем материя» (П, 1), а затем уже решительно провозглашает, что «форма есть природа» (там же). Идеалистическое истолкование природы Аристотелем еше более отчетливо сказывается в его учении о природной целесообразности.

Телеолопгя в природе. Формальная причина связана, как мы видели, с причиной целевой. Цель — это форма, которая еше должна стать внутренне присущей вещи, а форма — это цель, которая уже стала внутренне присущей вещи. Аристотель рассматривает природу органицистски: это как бы единый живой организм, где «одно возникает ради другого» (П, 8). Он оптимистически утверждает, что «трудно решить, что препятствует природе производить не «ради чего» и не потому, что 397 «так лучше» (П, 8).

Для Аристотеля очевидно, что «имеется причина» рали чего и «в том, что возникает и существует по природе» (П, 8). Итак, в природе господствует целевая причина. Правда, приводимые Аристотелем примеры целесообразности касаются в основном лишь живой природы (флора и фауна) и относятся скорее к целесообразности в строении и деятельности особи (соотношение резцов и коренных зубов, листьев и плодов), чем к целесообразности взаимоотношения между особями одного и того же вида, а тем более к межвидовой целесообразности. Но в принципе допускается целесообразность даже в отношении между живой и неживой природой: дождь идет для того, чтобы рос хлеб. Полемизируя с теми, кто думает, что связь здесь случайная, самопроизвольная, по совпадению, т.

е. внешняя, Аристотель сами понятия случайности и самопроизвольности подчиняет целевой причине. Случайность как непреднамеренность н самонронзвольносзь клк самодвижение. Назвав в «Физике» четыре первоначала, Аристотель озабочен тем, не упустил ли он чего-либо, ведь «наэывают также в числе причин случай (тюхэ) и самопроиэвольность (аутаматон) и говорят, что многое и существует, и возникает случайно и самопроизвольно (само собой)» (П, 4). Аристотелю известны философы, «которые причиной и нашего неба, и всех миров считают самопроизвольность», философы, у которых «сами собой возникают вихрь и движение, разделяющие и приводящие в данный порядок Вселенную» (П, 4), т.

е., по-видимому, Левкипп и Демокрит. Ему известны, с другой стороны, и мнения, отрицающие случайность. Об этом сказано в некоем «древнем изречении», об этом же говорят и другие, утверждающие, что ничто не происходит случайно, но что для всего, возникновение чего мы приписываем самопроизвольности и случаю, имеется определенная причина (здесь опять-таки имеются в виду атомисты). Необходимо отметить, что Аристотель совершенно неправомерно отождествляет здесь самопроизвольность и случайность (а если он их различает, то по-своему, о чем ниже), тогда как это не одно и то же. Ведь то, что возникает самопроизвольно, само собой, иэ себя, не обязательно бывает случайным. Возможна ведь и внугренняя необходимость. Но пока что отметим объективность случайности по Аристотелю.

Он ссылается при этом на само обыденное сознание: «Все говорят, что одно возникает случайно, другое — не случайно» (П, 4). В «Метафизике» Аристотель выступает против того, что позднее было названо фатализмом (Х1, 8). Он там определяет случайное как то, «что сушествует не всегда и не в большинстве случаев» (У1, 2), или как то, «что, правда, бывает не всегда и не необходимым образом, а также не в большинстве случаев» (Х1, 8). Аристотель пытается различить два вида причин. Он согласен с теми, кто утверждает, что все имеет причину (это опять-таки атомисты). 398 Но причина причине рознь.

Есть «причина сама по себе» и есть «причина по совпадению» (П, 5), «причина побочным образом» (П, 5). Причинность второго вида возможна потому, что предмет сложен, что в нем «может совпадать бесконечно многое» (П, 5). В такой форме это пока верно: во всяком предмете и процессе есть ствол и ветви, и эти ветви касаются ветвей другого ствола, а потому все время образуются необязательные, случайные связи и взаимодействия, которых могло бы и не быть. Однако ограниченность Аристотеля связана здесь с сужением возможностей его теории двойной причинности в силу подчинения этого деления целевой причине. Поэтому случайность и самопроизвольность оборачиваются у него непреднамеренностью и оказываются разновидностью целевой причины, тем, что сопровождает осуществление цели, энтелехию.

Хотя сами по себе случайность и самопроизвольность никем не запрограммированы, не задуманы и их нет ни в чьем намерении, они все же происходят и осуществляются не в вакууме, а в сложной среде. Человек задумал пойти на рынок и купить овощи — он пришел и купил (это не случайно), но человек этот не только покупатель,но и кредитор, в нем совпали эти два качества, и он, встретив на рынке должника, получил с него долг, хотя шел он туда не для этого. Встреча с должником и взыскание долга случайно, это то, что произошло по совпадению, совпало с намеренным действием. Происходящее по совпадению с явлениями, возникающими ради чего-нибудь, и называют самопроизвольными и случайными.

Итак, случайное и самопроизвольное, будучи подчинены у Аристотеля целевой причине, лишаются права на самостоятельное существование, они не могуг быть пятой причиной, и Аристотель остается при своих четырех причинах: «Самопроизвольное и случай есть нечто более второстепенное, чем разум и природа» (11, б). Различие самоироизвольиости (самодвижения) и случайности (иеиредиамереииости). Это различие представляет собой пример схоластической тонкости у Аристотеля. Вместо того чтобы различить самопроизвольность и случайность принципиально, Аристотель их, как мы видели раньше, отождествляет, а если и различает, то как род и вид.

Все случайное самопроизвольно, но не все самопроизвольное случайно. Именно случайное в собственном смысле непреднамеренно. Аристотель связывает случайность исключительно с деятельностью человека как сознательного существа, имеющего возможность выбирать и принимать решения, ставя перед собой сознательные цели и осуществляя их. Только в этом контексте и возможна случайность в собственном смысле слова.

Самопроизвольность же свойственна и неодушевленным предметам, и живым существам, например детям, т. е. всему тому, что совершает целенаправленные действия, не имея способности выбора. Узкое понимание случайности, свойственное Аристотелю, не привилось в науке. 399 Необходимость. В аристотелевском словаре философских терминов о необходимости говорится в трех значениях: 1) условие, без которого невозможны жизнь или благо; 2) насильственное принуждение, происходящее вопреки естественному влечению; 3) то, что не может быть иначе. Третье включает в себя два первых значения.

Характеристики

Список файлов книги