В.В. Васильев, А.А. Кротова, Д.В. Бугая - История философии (1116247), страница 106
Текст из файла (страница 106)
Равно неспособен он увидетьнебытие, из которого извлечен, и бесконечность, которая его поглощает» (там же). Дляусиления впечатления о двух крайних285пределах Паскаль вводит образ «бездны» в ее двух «пиках» — «бездныбесконечности» и «бездны небытия», между которыми трагически «распят» человек.Отсюда некоторые паскалеведы неверно оценивают его гносеологическую позицию как«скептическую» (Кузен, М. Филиппов) или даже как «агностическую» (в духе Канта) (А.Д. Гуляев, Л. Голдман). Но более прав М. Легерн, который находит нечто общее уДекарта и Паскаля в их борьбе против скептицизма.
Недаром Паскаль высоко ценил«гносеологический оптимизм» Декарта и сам резко выступал против «коварногопирронизма», резонно отмечая, что если мы не можем знать «всего», то это не значит, чтомы не знаем «ничего». Он тонко чувствует диалектику абсолютной и относительнойистины, признавая «достоверность» на уровне внешних чувств, разума, «интуицийсердца», а кроме того, как создатель теории вероятностей, он убежден в объективности идостоверности «вероятностного знания».
В итоге, говорил Паскаль, «мы носим в себеидею истины, непреодолимую ни для какого пирронизма».История философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.227Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ruДля обретения достоверного знания он разрабатывает аксиоматико-дедуктивный«геометрический метод». «При изучении истины, полагает он, можно поставить триглавные цели: открыть истину, когда ее ищут; доказать, когда ее нашли; наконец,отличить ее от лжи, когда ее исследуют» (3: 434). Поскольку для эвристики нет общихправил, постольку Паскаль уделяет особое внимание методу «Науки доказательства»истины. Идея «совершенного метода» очень проста: определять все термины, доказыватьвсе положения и располагать их в надлежащем порядке. Но определить и доказать «все»невозможно (вследствие «регресса в бесконечность»), значит, надо поступать, какгеометры, которые не определяют «первичные термины» и не доказывают аксиомы,определяя и доказывая «все остальное».
А «то, что превышает геометрию, превосходит инас» (3: 435) — этот знаменитый афоризм Паскаля был очень популярен в «век разума».Для «совершенных» дефиниций, аксиом и доказательств он разработал свои правила.Для дефиниций.Не определять никаких совершенно известных терминов. Не водить темных илидвусмысленных терминов без дефиниций.
Использовать в дефинициях только известныеили уже объясненные термины.Для аксиом.Не принимать без исследования никаких необходимых принципов, какими бы яснымиони ни казались.Фиксировать в аксиомах только совершенно очевидные положения.Для доказательств.Не доказывать положений, очевидных из них самих.Доказывать все не вполне ясные положения, используя лишь очевидные аксиомы илиуже доказанные положения.В ходе доказательства не злоупотреблять двусмысленностью терминов, подставляямысленно дефиниции на место определяемых терминов (см.
3:453 — 455).Соблюдение первых правил во всех трех подразделениях не столь обязательно (это неприведет к грубым ошибкам), как всех остальных, абсолютно296необходимых для строгих доказательств. Паскаль разъясняет, что у него речь идет не о«дефинициях сущности», а только о «номинальных определениях» для «ясности икраткости речи». Он любит предвосхищать возражения своих оппонентов (этот метод ненов, тривиален и применим только в геометрии) и заранее отвечает: «Нет ничего болеенеизвестного, более трудного на практике и более полезного и универсального» (3: 357).Да, схоласты знали множество правил, но не смогли выделить из них главные, как«драгоценные камни среди простых камней».
Универсальность метода проистекает изкраткости математической речи, ее «содержательной емкости», которые полезны во всехнауках и культуре в целом. Сам Паскаль реализовал это достоинство метода в своихблестящих афоризмах. Его метод полностью вошел в «Логику, или искусство мыслить»Пор-Рояля.«Наука доказательства» истины дополняется у него «искусством убеждения» в ней,ибо познающий человек не есть «абстракция гносеологического субъекта», «духовныйавтомат» (Спиноза), а живой, конкретный человек, «экзистенциальный субъект»,который «переживает» истину, любит или ненавидит ее, принимает ее волей и «сердцем»или отвергает ее, а у «сердца свои законы, которых разум не знает» (5: 552, fr.
423).Чтобы «достучаться до сердца» человека, необходимо «искусство убеждения», или«искусство агреман» («быть приятным»), которое является более трудным, тонким,«восхитительным», нежели «наука доказательства». Оно трудно потому, сетует Паскаль,что «принципы сердца и воли» варьируются от субъекта к субъекту, и сформулироватьобщезначимые правила он не в состоянии. Возможно, кто-нибудь другой, надеется он,сумеет это сделать. Однако сам Паскаль использовал если не общие правила, тонекоторые приемы «искусства убеждения», которые придали его речи яркость,выразительность, эмоциональность, страстную убежденность, «доходчивость до сердца»читателей.
Из них можно отметить следующие: 1) обилие впечатляющих образов икартин («мыслящий тростник», бесконечность-бездна, жизнь перед лицом смерти какИстория философии: Учебник для вузов / Под ред. В.В. Васильева, А.А. Кротова и Д.В. Бугая. —М.: Академический Проект: 2005. — 680 с.228Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru«шествие узников на казнь» и др.); 2) искренность его как автора; 3) простота иестественность, отсутствие фальши, ложной патетики, аффектации: «самые лучшие книгисуть те, при чтении которых люди верили бы в то, что сами могли бы их написать» (5:356); 4) эмоциональная открытость Паскаля людям. Он не только одобряет тех, кто «ищетистину со вздохом», но и сам «ищет ее, стеная». Лев Толстой считал, что Паскаль писал«кровью своего сердца», чем и подкупал «сердца» читателей; 5) использование вписьменной речи приемов «доброй устной беседы» с ее задушевностью и доверием; 6)умение видеть правоту своих идейных противников, терпимость к инакомыслию; 7)выражение истины через противоречия в форме парадоксов, которые, «как занозы»,застревают в сознании.
«Искусство убеждения» — это своеобразная «психологияпознания», а субъектом ее является экзистенциальная личность.Философская антропология.Философская антропология. Человек — исходная точка и конечная цельфилософских устремлений Паскаля. Если его «первой мыслью» была наука, то «втораямысль» — человек и только «третья мысль» — Бог, ибо в религии он увидел«универсальный ключ» для решения человеческих проблем. Приступив к изучению«удела человеческого» (под влиянием чтения «Опытов» Монтеня, книг К.
Янсения,особенно «О внутреннем человеке»), он обнаружил поразительную неразвитость науки очеловеке и резюмировал: «Неумение изучать человека заставляет изучать все остальное».Между тем «при моем нравственном невежестве, — убежден Паскаль, — наука овнешних вещах297не утешит меня в момент скорби, тогда как наука о нравственности всегда утешитменя в незнании вещей внешних» (5: 503, fr. 23). Итак, «надо познать самого себя, еслиэто не поможет найти истину, то по крайней мере поможет хорошо направить жизнь, а вэтом и заключается вся справедливость» (5: 508, fr.
72). Но при изучении человекаоказывается бессильным строгий «геометрический метод», ибо здесь невозможно датьоднозначных дефиниций (у философов, к примеру, имеется 288 разных мнений оВысшем благе и та же «разноголосица» мнений о счастье, добре и зле, смысле жизни и т.д.), ни расположить все в аксиоматико-дедуктивном порядке. Тогда Паскаль решилисходить из опытных наблюдений за жизнью человеческой, и первое, что его поразило,— «бездна противоречий» в человеке, как будто у него «не одна душа» а «много душ»,борющихся друг с другом. «Человек бесконечно превосходит человека». Он фиксируетглавную антиномию — «величие» и «ничтожество» человека.
«Все величие человекасостоит в его мысли», — многократно повторяет Паскаль в «Мыслях». Вот егознаменитый фрагмент: «Человек — самый слабый тростник в природе, но тростникмыслящий. Незачем восставать всей Вселенной, чтобы раздавить его: пара, капли водыдостаточно, чтобы его убить; но если бы Вселенная погубила его, то все равно человекблагороднее того, что его убивает, ибо он знает, что умирает, знает и о томпревосходстве, которое она имеет над ним, Вселенная же ничего об этом не знает.
Итак,все наше достоинство состоит в мысли. Только она возвышает нас, а не пространство ивремя, которых нам не заполнить. Будем же стремиться хорошо мыслить: вот основаморали» (5: 528, fr. 200).И все же эта «картезианская нота» в его мировоззрении не доминирует, ибо есть«доброе сердце», чувствующее Бога и полное любви к людям, которое выше, благороднеехорошо рассуждающего разума. Именно «сердце» составляет глубинную основуличности, духовное ядро «внутреннего человека» (искреннего, нелицемерного,«подлинного») в отличие от «внешнего человека», которым управляет «разум-флюгер»,исходящий не из любви и милосердия, а из «холодных» аргументов и доказательств.Потому «сердце» является «субъектом нравственного порядка» как самого высокого изтрех порядков бытия, не сводимых друг к другу: как из всех тел в природе, вместевзятых, не получить ни «крупицы ума», так из всех умов, вместе взятых, не получить ни«крупицы любви», ибо это — «другой порядок» (см.
5: 540, fr. 308). «Нравственныйпорядок бытия» настолько превосходит «интеллектуальный», а тем более —«физический», что Паскаль считает его «сверхъестественным», восходящим к самомуБогу. Так что зрелый Паскаль преодолел свой юношеский рационализм и «поставилразум на место», не абсолютизируя его, как Декарт, но и не уничижая его. Да, «всевеличие человека — в мысли», повторяет Паскаль и грустно вздыхает: «Но как онаглупа!» Иногда он иронически говорит о «ничтожестве» разума: Какой смешной герой!История философии: Учебник для вузов / Под ред.