Диссертация (1102180), страница 14
Текст из файла (страница 14)
после 1439 года, а в 1573 г. чешский язык был объявлен73князем Вацлавом Адамом официальным языком делопроизводства (językurzędowy) [Greń 2000: 97]. Как замечает по поводу языковой ситуации втешинских землях Б. Полочкова, «необходимо признать, что основным,повсеместно применявшимся – как в княжеской канцелярии, так и в городах и вдеревнях – письменным языком был до конца XVIII в. чешский язык»[Poloczkowa 2003: 39]10.Практика создания официальной документации в Тешинском княжествевплоть до конца XVIII в.
отражала существующие отношения в многоязычномлатинско-чешско-немецком пространстве земель Чешской короны [Kubok 2011:72]. Так, в деловой письменности Тешинского княжества на протяжении XIIIXVII вв. присутствовали различные языки – латинский, немецкий, чешский и внекоторой степени также польский язык.
Как отмечает Б. Полочкова,использование в силезской деловой корреспонденции XV-XVII вв. того илииного языка в целом никак не санкционировалось и зависело лишь от языковойкомпетенции адресата, адресанта и писца грамоты (если адресант и создательграмоты не являлись одним лицом, как, например, в случае князя ФридрихаКазимира, создававшего грамоты собственноручно [Jeņ 2007: 130]). Писцы вкняжеской канцелярии были способны создавать грамоты на всех четырехязыках, а также по необходимости осуществлять переводы с одного на другойязык [Poloczkowa 2003: 35-37]. Впрочем, в отношении чешского и польскогоэто вряд ли требовалось – так, известны случаи ―чешско-польской‖ переписки,когда княжеская канцелярия отправляла адресату грамоту на чешском, а ответполучала на польском [Greń 2008: 253].
Однако подобное языковоеразнообразие характеризовало лишь язык княжеской канцелярии, в то времякак на более низких ступенях социальной иерархии грамоты создавалисьпреимущественнопо-чешски,причемсозначительнымпривнесениемполонизмов [Poloczkowa 2003: 36]. Очевидно, что из-под пера человека, хотя и10Долговременное сосуществование на территории Верхней Силезии различных языковых кодов(употреблявшихся, естественно, в различных функциях) приводило к их взаимным контактам, что, в своюочередь, отражалось на характере местных диалектов, проблема смешанного характера которых неоднократнообсуждалась как в богемистике, так и в полонистике. Ср.
[Dejna 1955; Bělič 1975].74находившегося в контакте с чешским языком как с языком администрации,однако в обиходе использовавшего свой местный силезский говор, не могвыйти чистый с точки зрения чешского узуса текст. Я. Малицкий полагает, чтоблагодаря высокому уровню своего развития, сознательному использованию вфункции официального, «государственного» языка (а также, добавим,относительной близости к местным говорам), чешский литературный язык вСилезиистановилсяконтактнымязыком,обеспечивавшимуспешнуюкоммуникацию в сфере общественной жизни, чем поддерживался его высокийстатус в глазах местного населения, постоянно находившегося в контакте сэтим престижным кодом и прекрасно осознававшего его структурные ифункциональные отличия от местного диалекта [Malicki 2007: 308].Отдельного рассмотрения заслуживает вопрос о характере местногодиалекта (диалектов), непосредственно связанный со спецификой культурнойистории такой мультиэтничной области, как Силезия.
В свое время Я. Беличсправедливо указывал на то, что вопрос о границах польского и чешскогодиалектных континуумов в тешинской области непосредственно связан спроблемой этнического самосознания местного населения, поскольку зачастуюв силезских диалектах большинство изоглосс польского и чешского типанаслаивается друг на друга. В своем «Очерке чешской диалектологии» Я.
Беличоднозначно характеризует диалекты, область распространения которыхпримерно совпадает с границами бывшего Тешинского княжества, как «говорыпольско-чешского переходного пояса» [Bělič 1972: карта №1]. В свою очередь,этническое самосознание современного типа, довольно четко разделившеесилезскоенаселениепонациональномупризнаку,по-видимому,сформировалось не ранее чем в последних десятилетиях XVIII в., в эпохускладывания национальных литературных языков – польского и чешского.Осознание связи между собственным говором и польским либо чешскимлитературным языком становилось в ту эпоху сильнейшим факторомэтнического самосознания [Bělič 1975]. Таким образом, характеризовать75говоры, распространенные в XV-XVII вв. на территории Верхней Силезии, какговоры польского либо чешского языка, не представляется возможным.
В связис этим в данной работе будут использоваться обозначения «ляшский диалект»,«местный силезский диалект», «местные силезские говоры» без обязательногоотнесения их к диалектному континууму чешского либо польского языков.Каким же был родной язык образованных слоев силезского населения,группировавшихся вокруг княжеского двора, тех людей, которые могли назватьсебя полномочными представителями Чешской короны в Силезии? Вопрос остандарте устной формы языка образованных слоев населения Тешинскогокняжества также остается открытым [Kubok 2011: 75-76]. На протяжении трех споловиной веков (1290-1653) эти земли управлялись представителями польскойдинастии Пястов, уже со второй половины XIV в.
вступившей в тесныеполитические контакты с чешскими землями и чешской короной [Ņáček 2005:54, 93-94; Kubok 2011: 62]. Пясты в той или иной мере владели несколькимиязыками либо даже были билингвиальны [Jeņ 2007: 130]. Так, Б. Кубокпредполагает, что для первых Пястов «силезский вариант польского языка»(местный силезский диалект) был первичным кодом (język prymarny), в товремя как для последних Пястов (конец XVI – первая половина XVII в.) этотидиом становится кодом вторичным (język sekundarny), а место первичногоязыка занимают другие идиомы [Kubok 2011: 64].
В зависимости от судьбы ивоспитания отдельных представителей династии это могли быть чешский либонемецкий языки. Аналогичным образом дело, по-видимому, обстояло и сязыковой компетенцией представителей шляхты, многие из которых постоянноконтактировали с чешскими и немецкими феодалами, очень часто будучи сними связаны семейными узами.В какой мере описанная специфика влияла на языковой обликдокументов, создававшихся в Тешинском княжестве на чешском литературномязыке, и каким образом местное население воспринимало язык администрации76(чешский язык) – вопросы, которые только предстоит разрешить.
Вопрос ороли и функции чешского литературного языка в Силезииставился вславистике неоднократно [Rospond 1962, 1975; Dziewulski 1974; Greń 2000;Malicki 2006, 2009, Kubok 2011]. Несмотря на значительное число работ осилезской письменности, среди которых присутствуют и монографическиеисследования, языковой облик документов силезского происхождения досегодняшнего дня систематически не сопоставлялся с узусом текстов начешском литературном языке, происходящих из иных регионов.
Подавляющеебольшинстворабот,историческойпосвященныхперспективе,исследователями,которыхязыковойсоздавалосьзакономернымситуацииивсоздаетсяобразомСилезиивпольскимиинтересуетисторияпольского языка в Силезии. Исследовались и исследуются преимущественнопольские тексты силезского происхождения, число которых до XVIII в. оченьневелико (ср. в этой связи хотя бы [Małysz 2009]). При характеристикеязыковой ситуации в Силезии польские лингвисты упоминают и о чешскомязыковом присутствии в этом регионе, однако в отношении особенностейчешских текстов, естественно, ограничиваются лишь отдельными замечаниямилибо общими наблюдениями (ср.
[Poloczkowa 2003: 35-44; Machej 2004: 99102]).В свою очередь, как мы уже отмечали во введении к диссертации,богемистику проблематика регионализма в истории чешского литературногоязыка традиционно интересует лишь в очень незначительной мере. КаксправедливозамечаетЯ. Малицкий,исследованиесвязеймеждуформированием национального чешского языка и историей чешского языка вотдельных регионах либо историей иных языков на территории чешскогогосударства до сих пор не получило достойного места в чешском историческомязыкознании [Malicki 2007: 295]. К сожалению, в рамках богемистики кактаковой мы располагаем лишь небольшим количеством работ, посвященныхисследованию следов чешского языкового присутствия в Силезии. Среди них77необходимо отметить обзорный труд А. Кнопа, А. Лампрехта и Л. Палласа«История чешского языка в Силезии и остравском регионе» [Knop, Lamprecht,Pallas 1967], а также упомянутую ранее монографию А.
Кнопа «Литературныйчешский язык в Силезии в XVI веке», один из редких опытов систематическогоописания языка целого корпуса силезских памятников [Knop 1965].На основании проведенного исследования А. Кноп утверждает, чтоуровень практического владения чешским литературным языком в Силезии былдостаточно высок, что проявилось в том, что диалектизмы представлены всилезских текстах в довольно малой мере и очень непоследовательно. Чешскийязык в Силезии, по мнению исследователя, представлял собой стабильноеязыковое образование (jazykový útvar), в общих чертах соответствующеенормам и законам развития литературного чешского языка, употреблявшегося всоответствующую эпоху в Чехии и Моравии.
С другой стороны, по мнениюавтора, структурное различие между системами литературного наддиалектногоязыка и местных силезских диалектов, приводило в Силезии к формированию«разговорногостиля»,эквивалентного«разговорномуязыку»,формировавшемуся в ту эпоху в чешских и моравских землях (язык, на которомобщались священники, учителя, писцы, дворяне и образованные горожане).Согласно А. Кнопу, этот «разговорный стиль» чешского литературного языка вСилезии заимствовал из системы литературного языка некоторые сниженные,разговорные варианты, соединяя их с чертами местных диалектов – так, вчастности, в нем отражался ряд явлений диалектного происхождения(краткость гласных, ударение на предпоследнем слоге, некоторые отступленияв области морфологии имени) [Knop 1965: 137, 142-143]. Интереснопроисхождение последней идеи А.