Автореферат (1102102), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Первая сцена,первое представление и описание персонажей обусловлены определеннойсоциально заданной моделью. Повествователь словно следует нормамповедения, свойственным его персонажам. Устойчивость этой перспективывидна при сравнении сцены новоселья с изображением праздниковРождества и столетнего юбилея фирмы. Все три сцены представляют собойключевые событиясемейной истории, и, следовательно, романногоповествования.
Однозначность первой сцены, омраченной лишь тревожнымипредзнаменованиями, сменяется более сложными и нюансированнымиситуациями, когда неблагополучие увеличивает дистанцию по отношению кобщественному императиву и у протагонистов романа, и у повествователя.Повествователь, сочувствующий своим героям и сосредоточенный в первуюочередь на их личной истории, а не социальной жизни, с одной стороны,21оказывается выше требований городского бюргерства и семейной чести; сдругой стороны, не выходит за рамки бюргерского габитуса.Подтверждением этой особенности перспективы повествования вромане также выступают умолчания, природа которых в «Будденброках» вомногом согласуется с запретами бюргерской среды на определенные темы(прежде всего, интимная жизнь персонажей).
Кроме того, повествователь в«Будденброках» зачастую использует перспективу персонажей при созданиитой или иной сюжетной линии. Особенно интересна в этом отношениифигура Тони с ее фанатичной преданностью интересам семьи. Точка зренияТони – о чем часто забывают исследователи – определяет образ семьиХагенштрем как в оценочном, так и в эмоциональном плане. При этомхарактеристика самой Тони в немалой степени создается при помощи того жеприема: ее оценка продиктована перспективой консула и Томаса.Повествователь с самого начала своего рассказа переживает гибельописываемого им мира и испытывает к нему глубокую симпатию. Она звучитв первой сцене романа и в самом его конце: странная нежность,непозволительная в бюргерском мире, слышится в рассказе о последнейвстрече Ганно и Кая.
Симпатия к персонажам приводит к тому, чтоповествование постепенно становится все более личным, а значит, теряетсвязь с бюргерской «нормой», переставшей в определенный моментопределять жизнь семьи Будденброк. Особенно это заметно в описанияхпредчувствий смерти Томаса и переживаний Ганно. Повествователь, тем неменее, не позволяет себе до конца поддаться миметическому порыву, онвсякий раз возвращается на позицию стороннего наблюдателя.Иронияповествователя,вниманиекобразуГанно,упадокБудденброков не сказываются с ожидаемой непосредственностью нароманномповествовании.Такжеиразрушениеповествовательнойструктуры семейной хроники не означало, что роман остановится на22полуслове.
В этом отношении можно говорить об отставании формывыражения от смысла, который она призвана выразить. Подспудное влияниебюргерской картины мира на уровне повествования оказывается сильнее«распада».Во второй главе «Игра в бюргера: феномен бюргерства иповествовательный метод в „Признаниях авантюриста Феликса Круля“ и„Волшебной горе“» «бюргерские» черты повествователя в «Будденброках»сравниваются с другим повествователем, играющим «бюргерским» слогом:Феликсом Крулем. После этого анализируется роль бюргерского мира вструктуре обоих романов и исследуется роль бюргерского начала на уровнеповествования в «Волшебной горе».2.1. Роль бюргерского начала в структуре романов «Признанияавантюриста Феликса Круля» и «Волшебная гора». Трактовка темыбюргерского на уровне повествования в обоих романах с одной стороны,продолжает наметившиеся уже в «Будденброках» тенденции. С другойстороны, повторение и изменившаяся дистанция являются свидетельствомвсе возрастающего отстранения и в то же время необходимости постоянноговозвращения к собственному происхождению.Естественность«бюргерского»повествованияв«Будденброках»особенно очевидна в сравнении с игровым повествованием в «Признанияхавантюриста Феликса Круля».
Этот пикарескный роман, сопровождавший Т.Манна на протяжении почти пятидесяти лет, развивает тему бюргерскогосуществования после «гражданской / бюргерской смерти (bürgerlicher Tod)»(VI, 327). Тем не менее, главный герой и вместе с тем рассказчик ФеликсКруль не переходит в иное сословие; освободившись от серьезностибюргерских правил и взяв на вооружение обман и видимость, он попрежнему всеми силами стремится в сердцевину жизни богатого бюргерства:«Отныне я намерен еще с большим тщанием следить за чистотой стиля и23благоприличием оборотов, дабы вышедшее из-под моего пера могло читатьсяи в самых лучших домах» (VI, 320). В этом отношении Феликс Крульнаследует Бенедиксу Грюнлиху.
Мастерство Т. Манна состоит в способностипередать неоднозначность свободы Круля, творческий потенциал егоположения посредством языка, через повествование.Фигура рассказчика Круля, исходя их этой перспективы, оказываетсяпреломлением фигуры повествователя в «Будденброках». «Бюргерскаясмерть» становится залогом свободы, условием творческого существования.Круль, создающий свою автобиографию, и повествователь «Будденброков»,пытающийся рассказать, а значит, интерпретировать падение ганзейскогобюргерства, не отторгают бюргерский мир, поскольку он является условиемих творчества, своеобразным материалом. Тем не менее, появлениерассказчика говорит о произошедшей перемене отношения повествователя кописываемому миру и смене модуса повествования.Роман о Феликсе Круле и «Волшебную гору объединяет один и тот жесюжетный ход: выход героя за пределы родного ему мира; в случае Т.
Манна– это бюргерский мир. Бинарная семантическая оппозиция33 пролегает вобоих романах между бюргерским миром и неким неизвестным миром за егопределами. Ганс Касторп и Феликс Круль выходят за рамки не простопривычного мира, но за пределы его требований к индивиду. Тем не менее,Касторп, как и Круль, живет за счет бюргерского капитала своих предков.По сравнению с «Будденброками» меняется условие событийности:теперь это выход за пределы родительского мира. Этот мир теряетсобственную безотносительную значимость и становится важен как четкая,знакомая и потому вполне определимая предпосылка, необходимая для33См.: Лотман, Ю. М. Структура художественного текста // Лотман, Ю.
М. Об искусстве. – СПб.: «Искусство –СПб», 1998. – С. 14–288.24развертыванияповествования.Противопоставлениебюргерскогоинебюргерского переносится на уровень повествовательной структуры. Такимобразом бинарная оппозиция, лежавшая в основе первых изображенных Т.Манном характеров (прежде всего, образа художника-бюргера), такжепереносится на иной уровень, не теряя при этом своей значимости, ноосвобождая и героя, и повествователя от сковывающих и упрощающих рамокбинарного противопоставления.Отличие«Признаний авантюриста Феликса Круля» и «Волшебнойгоры» от романа «Будденброки» иллюстрирует все большее подчинениетемы бюргерского и ее раскрытия на уровне повествования в произведенияхТ. Манна не конкретным социально детерминируемым реалиям,авнутренней логике творческого процесса и литературной традиции.2.2.
Особенности изображения бюргерского мира в «Волшебнойгоре» и отношение к нему повествователя. Разрыв времен, декларируемыйво вступлении в «Волшебной горе», приводит к тому, что размышление обюргерском осуществляется в романе на разных уровнях повествования. Это,с одной стороны, изображение «нижнего мира», предыстории Ганса, с другойстороны, своеобразный анализ бюргерского начала, проведенный в рамкахповествования о «верхнем мире».Изображение вынесенного за пределы романного действия «нижнего»мира,какиизображениедетстваФеликсаКруля,воспроизводит знакомые по «Будденброкам» структурупрактическии приемыповествования, но в ироническом или комическом преломлении.
Совпадаетпрежде всего отбор элементов, составляющих бюргерскую сферу. Особенноважны эти параллели между «Будденброками» и «Волшебной горой». Впозднем романе снова появляется образ северонемецкого самоуправляемогогорода-порта, а герои принадлежат к среде городского патрициата. Как и в«Будденброках» развитие действия сосредоточено в доме. Особую роль в25этом мире играет фигура деда, хранителя семейной реликвии (наследнаякупель), вызывающая пиетет не только персонажей, но и повествователя.Фигура Ганса Лоренца Касторпа, в отличие от старого Будденброка,принадлежит скорее мифу, чем реальности. Это значимое изменение,обоснованное Т. Манном в эссеистике. Привлекают внимание в изображениипредыстории Ганса Касторпа умолчания (мотив эротического, звучащий уженачиная с третьей главы). Подобная ограниченность вступает в явноепротиворечие с заявлениями повествователя о собственном стремлении кобъективности, хотя вполне согласуется со знакомой по «Будденброкам»бюргерской перспективой повествования.Бюргерский мир в полный голос заявляет о себе в «Волшебной горе»еще раз – в шестой главе в сцене визита консула Тинапеля, котораявыстроена параллельно первой главе романа, но обладает гораздо меньшейдраматичностью.
Благодаря подобному повествовательному решению образ«нижнего мира» оказывается окончательно связанным с фигурой повтора.2.3. Бюргерское начало на уровне повествования в «Волшебнойгоре»:поведениеперсонажей,перспективаповествования,стилистические особенности воспроизведения. Помимо изображения«нижнего» мира, тема бюргерского поднимается в психоаналитическихлекциях доктора Кроковского и в спорах Сеттембрини и Нафты. Характерно,что и психоанализ, и гражданская мысль Просвещения, и своеобразнаяинтерпретация коммунизма Нафты звучат в романе как чужое слово идовольно четко связаны с определенной языковой ситуацией, а именнолекции или спора.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
