Диссертация (1100522), страница 19
Текст из файла (страница 19)
108. Курсив наш. — М. В.).Этим «немудреным» правилом, заключившим в себе, однако же, «весьсвод законов счастливой жизни» (там же. с. 160), руководствовался и самКирсанов, и его единомышленники в романе Н. Чернышевского. И они, какутверждает нам автор “Что делать?”, все по-настоящему гуманны и темсчастливы.Нам, современникам двадцать первого столетия, рецепт личного иодновременно всеобщего счастья людей, предложенный Чернышевским,кончено, представляется несбыточной утопией уже по той причине, что онзиждется только на человеческом разуме, а не его нравственном ипсихологическом самосовершенствовании, к которой в первую очередь звалилюдей Лев Толстой и Федор Достоевский.
Однако он не случайно так92заразительно воздействовал на молодых современников Чернышевского,которые искали и находили в его романе, по признанию А. М. Скабачевского,«программу для своей деятельности»77. Но ничего подобного не смогли бы ипри желании увидеть честные российские люди 1860-х годов из следующегорецепта того же всеобщего человеческого благодействия, который, со ссылкойна «науку и экономическую правду» предложил читателям “Преступления инаказания” такой его “гуманист”, как Петр Петрович Лужин. «Наука же, — спафосом декларировал он в вышеназванной сцене романа, — говорит: возлюби,прежде всех, одного себя, ибо все на свете на личном интересе основано.Возлюбишь одного себя, то и дело свои обделаешь как следует, и кафтан твойостанется цел. Экономическая же правда прибавляет, что чем более в обществечастных дел и, так сказать, целых кафтанов, тем более для него твердыхоснований и тем более устраивается в нем и общее дело.
Стало быть,приобретая единственно и исключительно себе, я именно тем самымприобретаю как бы и всем, и веду к тому, чтобы ближний получил несколькоболее рваного кафтана и уже не от частных единичных щедрой, и вследствиевсеобщего преуспевания» (с. 116. Курсив наш. — М. В.).Наука, к которой оперирует здесь Лужин, это, по всей очевидности, работыИеремии Бентама и Джона Стюарта Милля, философов, экономистов исоциологов,основателейанглийскойутилитаристскойэтики,которойпринадлежит и само понятие “разумный эгоизм”. Чрезвычайно показательно,что, если “новые люди” Чернышевского значительно гуманизируют его, токапиталист (помните: «имеет свой капитал») и адвокат, т. е. юрист, Лужин егодаже не упоминает и, думается, не по причине своего “небольшогообразования”.
Причина в том, что разумный эгоизм и в трактовке И. Бентама иДж. С. Милля предполагал какую-то филантропическую деятельностьсостоятельных верхов Англии в отношении к ее неимущим низам по крайнеймере для того (в этом и состояла бы разумность богатств), чтобы эти низы,77Скабичевский А. М. Литературные воспоминания.
Л., 1928. С. 248-249.93доведенныедообаяния,непопыталисьреволюционнымнасилиемэкспортировать в свою пользу экспроприаторов.Из учения английских утилитаристов Лужин берет единственный тезис«возлюби, прежде всех, одного себя, доводя его до степени не просто эгоизма, аэгоизма зоологического, звериного. Само это учение тем самым из способарегулирования общественных отношений и сохранения социального статуспревращается у Лужина в преднамеренный обман доверчивых народных масс ижульническое средство их гражданского усыпления. На это-то и указываетЛужину прямодушный Дмитрий Разумихин, говоря Петру Петровичу: «Вы,разумеется, спешили отрекомендоваться в своих познаниях, это оченьпростительно, и я не осуждаю.
Я же хотел только узнать теперь, кто вы такой,потому что видите ли, к общему-то делу в последнее время прицепилось,столько разных промышленников, и до того исказили они все, к чему ниприкоснулись, в свой интерес, что решительно дело испакостили» (с. 116.Курсив наш. — М.
В.).Теоретик устройства “общего дела” посредством приобретательства“единственно для себя” понял, что с него сняли личину “гуманности”:«Милостивый государь, — начал было Лужин, коробясь с чрезвычайнымдостоинством, — не хотите ли вы, столь бесцеремонно, изъяснить, что и я...»(там же).Еще бесцеремоннее и точнее охарактеризовал этическую “теорию”Лужина Раскольников. В ответ на недоумение Петра Петровича, отчего это, «впоследниелетпять»резкоувеличилоськоличествопреступлений,совершаемых «и в высших классах общества» на почве желания быстроразбогатеть, Раскольников отвечает: «Да об чем вы хлопочете? — <...> Повашей же вышло теории! <...> А доведите до последствий, что вы давечапроповедовали, и выйдет, что людей можно резать...» (с.
118).Не укрылась от Раскольникова, и прямая связь между стремлениемЛужина приобретать «единственно и исключительно себе» и его замыслом94жениться на девушке честной, но, «без приданого», о котором Петр Петрович,«очевидно, проговорившись», сообщил матери Авдотьи Романовны. «А правдаль, что вы, — спрашивает его Раскольников, — что вы сказали своей невесте<...>, что всего больше рады потому... что она нищая... потому что выгоднеебрать жену из нищеты, чтоб потом над ней властвовать... и попрекать тем, чтоона вами облагодетельствована?» (с. 118. Курсив наш. — М.
В.).В ответ Лужин, как известно, попытался в очередной раз изобразить себяоскорбленным и обвинить в “извращении” его слов Пульхерию Александровнупо причине ее «восторженного и романтического оттенка в мыслях» (с. 118).Однако на этот раз Петра Петровича следующим позднейшим комментариемразоблачит сам автор “Преступления и наказания”: «Давно уже <...> со сластиюмечтал он (Лужин.
— М. В.) о женитьбе, но все прикапливал денег и ждал. Он супоением помышлял, в глубочайшем секрете, о девице благонравной и бедной(непременно бедной), очень молоденькой, очень хорошенькой, благородной иобразованной, очень запуганной, чрезвычайно много испытавшей несчастий ивполне перед ним приникшей, такой, которая бы всю жизнь считала егоспасением своим, благоговела перед ним, подчинялась, удивилась ему, и толькоему одному. <...> И вот мечта стольких лет почти уже осуществлялась: красотаи образование Авдотьи Романовны поразили его; беспомощное положение еераззадорило его до крайности. Тут являлось даже несколько более того, о чемон мечтал: явилась девушка гордая, характерная, добродетельная, воспитаниеми развитием выше его <...>, и такое-то существо будет рабски благодарно емувсю жизнь <...>, а он-то будет безгранично и всецело владычествовать!..» (с.235.
Курсив наш. — М. В.).Желание Лужина взять в жены именно бедную, но очаровательнуюАвдотью Раскольникову подогревалось и его намерением «окончательнопеременить карьеру, перейти и в более высшее общество», «попробоватьПетербурга» (с. 235). А он «знал, что женщинами можно “весьма и весьма”много выиграть. Обаяние прелестной, добродетельной и образованной95женщины могло удивительно скрасить его дорогу, привлечь к нему, создатьореол...» (с. 235. Курсив наш.
— М. В.).Итак, и в своем матримониальном замысле Лужин руководствовался темже главным началом своего существа, что побудило Петра Петровича нанестивизит его будущему шурину, в нищенскую комнату которого «он вошел счувством благодетеля, готовящегося пожать плоды и выслушать весьмасладкие комплименты» (с.
235). Это не сочувствие к чистой, но оклеветаннойдевушке и не эстетическая и нравственная отзывчивость на ее красоту иблагородство, побуждающие порядочного человека оказать всемерную помощьи даже не, казалось бы, естественное увлечение ее красотой и обаянием. Помнению самого автора “Преступления и наказания”, это начало «лучше всегоназвать самовлюбленностью» (с. 234) Лужина как художественного типа сотени тысяч его реальных прототипов, народившихся в России по мере ееускоренногостановлениянапутьбуржуазно-капиталистическогопредпринимательства и соответствующей ему этики и морали.Ведь не только главным, но и все и всё охватывающим принципом первойи второй становится тот самый расчет, особая приверженность которому уПетра Петровича Лужина (“он человек очень расчетливый”) была отмечена ещематерью Раскольникова. Быстро уловив, в отличие от доверчивой ПульхерииАлександровны,лживостьизоологическийэгоцентризмЛужина,распространяемый им даже на отношение с будущей женой, Раскольниковугрозой спустить этого “родственника” «с лестницы кувырком» кладет конецсвоему дальнейшему общению с ним.К иному стремится Лужин, которому, подчёркивает романист, АвдотьяРомановна «уже была <...> просто необходима; отказаться от нее для него былонемыслимо» (с.
235). Но сохранить “невесту” Лужин рассчитывает непримирением с любимым ею братом, а попыткой клеветой на него поссорить еес ним. Вместо обещанной встречи с Пульхерией Александровной и Дуней онпосылает им записку, в которой утверждает, что Раскольников якобы «выдал96вчера до двадцати пяти рублей» «девице отъявленного поведения», прибавив,что «зная, при каких хлопотах собирали вы сию сумму», он был весьма этимудивлен (с.
168).В дни сватовства Лужина к Авдотье Романовне в ее родном городе онанашла, что он «человек хотя и небольшого образования, но умный и, кажется,добрый» (с. 31. Курсив наш. — М. В.). Однако тот же Лужин при первойвстрече с Раскольниковым реагирует на его вопрос о его желании «брать женуиз нищеты» «злобно и раздражительно» (с. 118). Отнюдь не добротойпродиктовано обещание этого господина посетить Авдотью Романовну и еемать лишь при том условии, «чтобы при общем свидании <...> РодионРоманович не присутствовал» (с. 118). А также и лужинская угроза,обращенная к двум доверившимся ему женщинам: в противном случае«принужден будет немедленно удалиться, и тогда пеняйте уже на себя» (с.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
