Актуальные аспекты изучения биографии А.Н. Островского (1100507), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Однако своевременное извещение Звонаревым Островского о том, что права на издание были переданы Некрасову, должны былиеще сократить сумму штрафа. Была ли реально взыскана неустойка, неизвестно.Таким образом, реальные финансовые претензии Островского к Звонареву немогли быть существенными.Уже в декабре 1873 г. Некрасов вновь поменял свое решение и предложилОстровскому совместный с Краевским договор об издании восьмитомного собрания. Об этом предприятии речь идет в третьем разделе второй главы.17По существу новое «условие» дублировало основные положения контрактаОстровского со Звонаревым, перенося лишь сроки платежей на более поздние.Кроме того, из разницы в итоговой стоимости контрактов следует, что собранный к этому времени восьмой том Островский продал за 1500 руб. В записке кКраевскому от 19 декабря Некрасов сообщил, что в ответ на увеличение гонорара он попросит у Островского увеличения и тиража.
Как показывает текст«условия», предложенный Некрасовым «размен» удовлетворил Островского.Совершенно очевидна ошибка комментаторов ПСС Некрасова, предположивших, что под «прежним условием» имеется в виду «устная договоренность» обиздании 7-томного собрания Островского. Речь в записке Некрасова, разумеется, идет о договоре Островского со Звонаревым.Все восемь томов вышли в 1874 г.
В этом отношении издание Некрасова иКраевского было наименее проблемным из всех прижизненных собраний Островского. Деньги автору также выплачивались регулярно. Поэтому юридическая передача самого договора и вскоре подписанного дополнения к нему, предусматривавшего равное участие Некрасова и Краевского в издержках и доходах издания, И.И. Глазунову в мае 1877 г. заключалась собственно в переходе кнему преимущественного права на продолжение собрания следующими томамипри условии обеспечения авторского гонорара в 2000 рублей и тиража в4100 экземпляров, а также в переходе в собственность Глазунова не распроданных к тому моменту экземпляров собрания.Проблемы пришли с той стороны, с которой их не ждали ни драматург, ниего новые издатели. Оказалось, что у Кожанчикова, книготорговое дело которого в это время терпело бедствие, остались нераспроданными экземпляры 3 –5 томов его издания.
Напомним, что согласно сохранившемуся соглашению попятому тому, а также предположительно по условию, регулировавшему издание третьего и четвертого томов, Островский не имел права начинать новогособрания до полной распродажи кожанчиковского. В случае нарушения этогопункта «условия» Островский обязан был уплатить Кожанчикову наличнымиденьгами за все остающиеся непроданными экземпляры по продажной их ценеза уступкою двадцати процентов. О претензиях Кожанчикова известно из его18ранее не опубликованного письма к драматургу. Суммарный ущерб оценивалсяКожанчиковым в 2000 рублей, однако после переговоров с Некрасовым, которые подробно восстанавливаются в диссертации, он согласился на 700 рублей.Юридически же вновь прав был издатель.
С этим согласился и сам Некрасов, утверждавший при этом, что Кожанчиков при переговорах о несостоявшемся издании Звонарева заранее отказывался от всех претензий. Некрасов вданном случае не учел статус Звонарева как друга и партнера Кожанчикова: то,что последний позволил бы (возможно, с выгодой для себя) Звонареву, он несобирался позволять Некрасову с Краевским. Присоединяясь к мнению Краевского, Некрасов также писал Островскому, что, если дело дойдет до суда, которым угрожал Кожанчиков, платить все равно придется.Рассмотренная нами история издания прижизненных собраний сочиненийОстровского, как кажется, позволяет не только описать совершенно особуюсферу повседневной жизни драматурга и окунуться в литературный или окололитературный быт эпохи.
Как нам хотелось показать, сама роль издателя наидеологической (в широком смысле) карте эпохи нуждается в пересмотре. Издатель в подавляющем большинстве случаев не был паразитом, стремившимсяк наживе за счет гениев и талантов, а напротив, оказывался самым рисковымигроком в книгоиздательском предприятии.Заключительный четвертый раздел второй главы посвящен известномусюжету о ссоре Некрасова и Островского весной 1873 г.
из-за цены, предложенной редактором «Отечественных записок» за пьесу «Снегурочка». Тысячарублей действительно могла показаться Островскому слишком малым гонораром за крупную пьесу с учетом, что за комедию «Комик XVII столетия» драматург получил в 1872 г. 1700 рублей, а М.М. Стасюлевич в конечном итоге запубликацию «Снегурочки» в «Вестнике Европы» заплатил Островскому 1800рублей. В отличие от традиционного способа интерпретации этой ссоры, основанного на полном доверии к аргументам Некрасова (большой объем издержекна первые книги «Отечественных записок» 1873 г. и опасность «выйти из бюджета»), мы предлагаем считать цену Некрасова способом вежливо отказатьОстровскому в помещении пьесы, не отвечающей направлению журнала, и со19хранить при этом важного сотрудника.
В качестве дополнительного аргументамы использовали критику Писаревым «Воеводы» в 1865 г., наверняка памятную самому Некрасову, ведь направлена она была не столько против драматурга, в котором Писарев к этому времени уже не видит большого таланта, сколькопротив журнала, допустившего на свои страницы явно фантастическое произведение, не отвечавшее запросам демократической публики.Сами аргументы Некрасова, выдвинутые им в ходе переписки с Островскимвесной 1873 г., представляются нам вынужденными, связанными с необходимостью «оправдаться» перед слишком бурно защищавшим свою пьесу драматургом.
Разделяя экономическую и эстетическую стоимость текста, Некрасовуказывает на полную зависимость первой от текущих финансовых обстоятельств журнала и даже высказывает радикальную идею полного игнорирования большего или меньшего художественного достоинства литературного произведения.Проанализировав саму риторику писем Некрасова, мы приходим к выводу,что она построена на действительно имевших место в конце 1840-х гг. утопических проектах перестройки журнального хозяйства в сторону более справедливого распределения прибыли между участниками литературного проекта.
Желая лишить имя автора его спекулятивного свойства, в ранних альманахах Некрасов прибегал к новаторским схемам, согласно которым либо гонорар рассчитывался уже после получения прибыли от реализации сборников, либо доход вовсе распределялся между наиболее нуждавшимися участниками. Так илииначе, эти схемы неизбежно отводили вопрос о сравнительном эстетическомдостоинстве произведений на второй план. В 1873 г. эти проекты для самогоНекрасова были уже пройденным этапом.Несмотря на бурное проявление недовольства предложением Некрасова, какнам кажется, Островский понял ситуацию совершенно верно. Кроме продолжения активного сотрудничества драматурга в «Отечественных записках» об этомсвидетельствует тот факт, что еще по ходу ссоры с Некрасовым он через своихпетербургских друзей занимался поиском более щедрого покупателя «Снегурочки» (и нашел его в итоге в лице Стасюлевича).20В результате проделанной работы мы пришли к следующим выводам, изложенным в заключении.Биография Островского раннего периода обычно описывается на основе изограниченного списка мемуарных и эпистолярных источников, при этом сложилась некая презумпция того, что этими источниками и исчерпывается документальная база; между тем, эта база может быть расширена, в том числе засчет материалов, известных и отчасти использованных, но не в полном объемеиневсегдадолжнымобразом.Так,ранние(1848 –1855)письмаМ.Н.
Островского содержат множество ценных сведений о биографииА.Н. Островского, которые еще нуждаются в осмыслении и систематизации, втом числе о разделе наследниками Н.Ф. Островского его имущества, об отношениях между братьями Островскими и судебной практике А.Н. Островского вКоммерческом и Совестном судах; о начале работы А.Н.
Островского в погодинском «Москвитянине» и неосуществившемся сотрудничестве самогоМ.Н. Островского в этом журнале. База источников сюжета первой крупнойкомедии А.Н. Островского «Свои люди – сочтемся!» изучена далеко не полнымобразом: помимо собственно литературных источников, о которых уже говорилось в научной литературе, возможно обнаружить источники другого типа. Какнам кажется, их следует искать в деловой практике молодого Островского, втом числе, например, в деле купца И.И. Коробова, о котором известно из симбирской части писем М.Н. Островского.Чрезвычайно ценный и богатый подробностями о Москве времен Островского дневник Н.А. Дубровского, приятеля драматурга, нуждается если не вполной публикации, то как минимум в гораздо более пристальном внимании,чем то, которое было проявлено к нему до сих пор; в частности, те сведения,которые из него уже извлечены и использованы в науке об Островском, должны быть перепроверены.