Актуальные аспекты изучения биографии А.Н. Островского (1100507), страница 3
Текст из файла (страница 3)
Рассмотренные письма относятся, очевидно, кконцу работы Островского над текстом пьесы. Более того, известно, что уже вфеврале 1849 г. в Самаре, куда Островский приезжал вместе с Е.Н. Эдельсоном,поверенным по другому делу, драматург уже читал некий текст, который принято считать ранней версией «Своих людей». Однако ни то, как выглядели«Свои люди» в начале 1849 г., ни то, когда именно началось это коробовскоедело, не известно.Во всяком случае, если допустить, что долговая тяжба Коробова и Брызгаловой — дело не одного года (а основания к этому есть) и что в данном случаемы сталкиваемся лишь с ее финальной фазой, коробовское дело явно претенду8ет на роль одного из источников сюжета «Своих людей».
По крайней мере, намне известно ни одного другого дела о злонамеренном банкротстве, в которомОстровский участвовал бы не как сотрудник Коммерческого суда, а как заинтересованное лицо, выступающее посредником между своим знакомым и егодолжником.Третий раздел посвящен истории первой постановки комедии «Бедность непорок» на петербургской сцене.
Исследователями проигнорирован тот факт,что премьера спектакля в Александринском театре состоялась только в следующем сезоне после постановки в Малом театре в Москве. Между тем, в одной из небольших заметок в «Москвитянине»6 задержка прямо связывалась стем, что для спектакля не была вовремя написана музыка. Оставляя в стороневопрос о том, почему в Петербурге нельзя было использовать уже готовую музыку А.И. Дюбюка, мы обратились к фигуре капельмейстера Александринскоготеатра и автора музыки в петербургском спектакле В.М. Кажинского. Неправильно прочитав фамилию Кажинского в письме М.Н.
Островского от11 сентября 1854 г., И.С. Фридкина не прокомментировала данное место, а между тем автор письма сравнивает музыку Дюбюка и Кажинского, явно заранеепредчувствуя вопрос драматурга. Анализ переписки Островского с актерами(Ф.А. Бурдиным, И.Е. Климовским) и братом показал, что и в собственно художественном отношении музыка к спектаклю более всего беспокоила драматурга. Лейтмотивом этих писем стал вопрос о том, может ли польский композитор передать специфический «русский дух» песен и романсов «Бедности непорок».
Особенно острой эта проблема оказывается в связи с тем, что, вопервых, Кажинский пользовался репутацией талантливого автора полек, то естьмузыки национально специфичной, а во-вторых, сама полька оказывается вранних произведениях Островского атрибутом пошлости, разгула и прожиганияжизни. В частности, в рассказе о своей бурной молодости Любим Торцов упоминает в том числе и польку («Шпилен зи полька, дайте еще бутылочку похо-6Петербургский вестник // Москвитянин. 1854.
№1. Отд. 7. С. 67–73.9лоднее»), а в самом конце «Своих людей» Подхалюзин обещает Липочке научиться польку танцевать.Четвертый раздел первой главы также связан с исправлением неточностив первой подборке писем М.Н. Островского. Перечисляя цензурные вырезки изкомедии «Семейная картина», разрешения которой к собственному бенефису вэто время добился Ф.А. Бурдин, М.Н. Островский, по версии И.С.
Фридкиной,писал: «В бенефис Бурдина давали твою пьесу «Сцены семейного счастья», которая была разыграна довольно удовлетворительно и понравилась публике.Изменена она была цензурой немного: вместо «поездки в Симонов монастырь»фигурировала поездка «к тетушке»; хвать похвать и фраза «насчет телесногосложения» выброшена». В действительности это место письма читается не как«хвать похвать и фраза «насчет телесного сложения» выброшена», а как «хватьпохвать, ан дыра в горсти» и фраза «насчет телесного сложения» выброшена».При этом выражение «хвать похвать, ан дыра в горсти» заключено в кавычки,то есть имеется в виду некая цитата из текста «Семейной картины». Это существенное уточнение, однако, не облегчает понимание ситуации, а напротив,вводит новую проблему, ведь смысл цензурных претензий к поговорке «хватьпохвать, ан дыра в горсти» не ясен.Допустив, что при известной степени изобретательности в этом выраженииможно увидеть обсценное содержание, мы задались вопросом о том, что моглопослужить поводом для столь сложного интерпретационного маневра.
Вероятно, речь в данном случае шла не о недопустимости конкретно этого выражения,а о некоторой более общей претензии ко всему монологу, содержащему этуфразу. В нем речь идет о промотавшемся дворянине, вынужденном искать выгодного брака с богатой купеческой дочерью. Из мемуарных свидетельств барона Н.В. Дризена, равно как и из многих других источников, известно, что врассматриваемый период театральная цензура была гораздо жестче литературной и не пропускала обличения дворянского сословия, в целом возможного впечатном тексте.Более того, исключительное внимание цензора к этому эпизоду могло бытьинспирировано лично начальником третьего отделения Л.В. Дубельтом.
Из10воспоминаний Бурдина о предпринимавшихся им попытках проведения пьесына сцену известно, что при личной встрече с актером Дубельт интересовался,нет ли в пьесе «политического», чего-либо «против религии» и «против общества». На наш взгляд, именно опасения, связанные с тем, что в пьесе увидятчто-либо «против общества», привели к изъятию или смягчению эпизода, содержащего фразу «хвать похвать, ан дыра в горсти».В пятом разделе речь идет о многократно обсуждавшемся в науке вопросео переходе А.Н. Островского в «Современник» в 1856 г.
На наш взгляд, этотпереход был обусловлен не изменением идеологических установок Островского, как принято было считать, а поиском журнала, в наибольшей мере отвечавшего авторитетному статусу самого Островского после распада молодой редакции «Москвитянина». С этой точки зрения рассматривается письмо Островского Некрасову от 1 августа 1856 г., в котором автор, обманывая адресата, сообщал, что уже отдал «Доходное место» в славянофильский журнал «Русская беседа», хотя на самом деле в это время даже не приступал еще к его написанию.Этот маневр интерпретируется нами как попытка избежать финансовых санкций, предусматривавшихся одним из пунктов «обязательного соглашения», заключенного в начале 1856 г. редакцией «Современника» с группой литераторов, в том числе и Островским.
Будучи оторван от петербургской литературнойжизни (в отличие от других участников соглашения), Островский понимал «условия» как действительный финансовый документ, а не джентльменское соглашение. С другой стороны, то обстоятельство, что, имея в январе 1857 г. наруках две законченные пьесы (вторая — «Праздничный сон — до обеда»),лучшую из них Островский отдает в журнал своего приятеля по «Москвитянину» Тертия Филиппова, позволяет считать, что обязательства перед старымидрузьями и в это время были для драматурга важнее, чем обещания (даже формально закрепленные, нарушение которых теоретически угрожало потерей денег) Некрасову.
В то же время и для старых сотрудников «Современника» Островский, похоже, еще не был своим человеком. Так, в том же 1857 г. в «Современнике» был опубликован «физиологический очерк» еще одного участникасоглашения, Д.В. Григоровича, «Скучные люди» (1857, №11), содержащий11памфлет на Островского и его москвитянинское окружение. Сам драматургизображен здесь как «опиумный господин»7, навевающий на всех скуку, но водном доме приводящий всех в благоговение и энтузиазм. Важно, что намекиГригоровича наверняка были понятны Некрасову, не воспрепятствовавшемутем не менее их появлению на страницах «Современника».Шестой раздел первой главы посвящен вопросу о времени знакомства Островского и историка И.Е.
Забелина, консультировавшего драматурга в ходе работы над комедией «Комик XVII столетия». Традиционной считалась точказрения, согласно которой оно произошло 27 октября 1872 г., когда, как сообщает «Летопись», Н.А. Дубровский привел Островского в гости к Забелину «знакомиться и благодарить». Некритическое отношение к тексту «Летописи» отразилось в известных биографических работах А.И. Ревякина и М.П. Лобанова.Оспаривая эту версию, А.А. Формозов заключил, что знакомство Островского иЗабелина должно было состояться ранее и относится ко времени их совместнойработы в «Москвитянине»8.
При этом очевидно, что достоверность данных«Летописи» не подвергалась исследователем сомнению. Между тем, слова«знакомиться и благодарить» вовсе не являются цитатой из дневника Дубровского, на который в данном случае ссылается Л.Р. Коган. Знакомство с этим неопубликованным источником, хранящимся в ОР РГБ9, убеждает в том, что речьидет не о первом вообще свидании драматурга и историка, но лишь о первойвстрече, состоявшейся в присутствии Дубровского.
Более того, дневниковая запись никак не датирована, тогда как составитель «Летописи», предположив, чтоближайшая из приведенных выше дат (28 сентября) относится и к описаниювстречи Островского и Забелина, заключил, что речь идет об описке, а встречасостоялась 27 октября (28 октября — суббота, а из других источников известно,что встреча произошла во вторник или в пятницу).
В действительности данноесвидание случилось 24 октября 1872 г. (то есть во вторник), об этом стало известно из недавно опубликованного дневника самого Забелина. В целом же, на7Современник. 1857. № 11. Отд. I. С. 57.8Формозов А.А. И.Е. Забелин и А.Н. Островский // Московский журнал. 1992, № 3. С. 57–59.9НИОР РГБ, ф. 94, оп. 3, ед. хр. 28, л. 10–10 об.12основании имеющихся свидетельств нельзя однозначно утверждать ни того, чтознакомство Забелина и Островского случилось в 1872 г., ни того, что оно относится к первой половине 1850-х гг. Однако вторая версия представляется намболее вероятной.Вторая глава — «Финансовые аспекты взаимоотношений А.Н. Островскогос издателями его сочинений в 1860-х – первой половине 1870-х годов».
В первых трех разделах речь идет об обстоятельствах издания второго и третьего собрания сочинений драматурга. История выхода в свет первого собрания 1859 г.(издатель — А.Г. Кушелев-Безбородко) затронута лишь отчасти, так как финансовое положение Кушелева-Безбородко позволило ему подготовить и выпустить двухтомник, фактически не вовлекая Островского в технические деталипредприятия.Не так дело обстояло с издателями Д.Е. Кожанчиковым и С.В. Звонаревым,в гораздо большей степени зависимыми от экономического успеха сделки исобственного кредитного статуса.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
