Диссертация (1098466), страница 7
Текст из файла (страница 7)
поставил вопрос о каноне Священного Писания114. Как образованнейший человек своего времени и превосходный грамматик, Ориген знал, что необходимым предварительным условием для толкования является наличие точного текста. Он предпринял попытку сопоставить, в виде таблицы из шести столбцов, получившей название Hexapla – еврейский текст Ветхого Завета, его греческую транслитерацию, Септуагинту, а также новые переводы с иврита, сделанные в течение II – начала III в. тремя эллинизированными иудеями: Аквилой, Симмахом и Феодотионом. Свои собственные выводы он облек в форму схолий к тексту Септуагинты.
Ориген стал первым христианским экзегетом, который попытался создать целостную герменевтическую теорию115. Его главная предпосылка заключалась в том, что все Писания боговдохновенны, а потому связны и гармонично согласованы между собой, это «единый совершенный инструмент в руках Бога» 116. В Библии нет ничего незначительного, и все подлежит тщательному исследованию. Затемненный смысл и трудная форма изложения Писания являются постоянным топосом у Оригена: толковать Библию непросто, но совершенно необходимо, поскольку она является Словом Божиим.
Теоретическим фундаментом разработанного Оригеном метода экзегезы Священного Писания послужило сформулированное в 2-м Послании к Коринфянам117 учение апостола Павла о «букве и духе» Библии и о том «покрывале», которое не позволяет иудеям проникнуть в подлинный (т.е. «духовный» и «истинный») смысл сказанного в Библии. Из-за сложности понимания священного текста экзегету необходимо иметь «ключ
114 Carleton Paget J.N.B. Christian Exegesis in the Alexandrian Tradition… P. 502.
115 Simonetti M. Lettera e/o allegoria: un contributo alla stori dell`esegesi patristica. Roma, 1985. P. 74.
116 Ориген. Комментарии на Матфея. 2.
117 2 Кор. 3:6-17.
к знанию» 118, чтобы не совершить ошибку в толковании. Этот «ключ» Ориген находит в стихе «Не писал ли я тебе трижды в советах и наставлении» 119. Согласно Оригену, этот стих означает, что Писание имеет три уровня смыслов, которые александрийский богослов связывает со строением человека – буквальный (σŏματικών), духовный (πνευματικών) и моральный (φυσικών). «Простой верующий должен назидаться как бы плотью Писания […], cколько-нибудь совершенный как бы его душою, а еще более совершенный […] должен назидаться духовным законом, содержащим в себе тень будущих благ» 120.
Главная отличительная особенность разработанного Оригеном
экзегетического метода заключалась в том, что он предполагал возможность выявления всех трех типов «смысла» в одном и том же тексте Писания. Ориген считал, что духовное толкование Священного Писания не отменяет буквальное, а дополняет его. Таким образом, дифференциация смыслов не подразумевала различение текстов, содержащих какой-то один из искомых
«смыслов». Любую фигуру Ветхого Завета следует рассматривать как «тень» или «отображение» некой духовной тайны и как моральную аллегорию121. Ориген воспринял христианское учение о единомыслии (συμφωνία, concordantia) Библии, утверждая, что Ветхий Завет «прообразовательно» (типологически) согласуется с Новым: «Оmnia in figura contingebant illis» 122. Он выделяет четыре рода ветхозаветных «типов»: пророчества о пришествии Христа, пророчества о Церкви и ее таинствах, пророчества о Царствии Небесном (эсхатологический уровень интерпретации) и фигуры,
118 Ориген. О началах. 4.2.4. Самара, 1993. С. 123.
119 Притчи 22:20.
120 Ориген. «О началах» 4.10. С. 124.
121 Нестерова О.Е. Allegoria pro Typologia. Ориген и судьба иносказательных методов интерпретации Священного Писания в раннепатристическую эпоху. М., 2006. С. 251.
122 Origenes secundum translationem Rufini. In Leuiticum homiliae. Homilia 15. 3 // CPL
0198.3 (A). P. 490.
обозначающие взаимоотношения души и Бога, которые можно обнаружить в истории избранного народа (мистический или нравственный уровень толкования)123. При этом, по утверждению Оригена, все Писания имеют иносказательный смысл, но не все имеют буквальный124, что вело порой к
очень субъективным интерпретациям125. Этим, прежде всего, и было
обусловлено недоверие экзегетов антиохийской школы к практике аллегорического толкования Библии. Антиохийцы утверждали, что самое применение техники аллегорического толкования к текстам исторического характера подразумевает, что эти тексты воспринимаются именно как
«мифологические» (поскольку в противном случае не возникало бы надобности в их аллегорической интерпретации)126. Обращение к методу интерпретации Писания, основанному на развитии аллегорической техники толкования текстов, имело немаловажные преимущества: этот метод открывал необычайно широкие возможности для для разработки универсальной доктрины, подкрепленной непререкаемым авторитетом Писания127. Актуальность решения задачи, для обеспечения последующего развития христианской религии к III в. становилась все более очевидной.
-
Рецепция Оригена на Западе. Формирование принципов латинской экзегетики128
123 Danielou J. Les sources biblique de la mystique d`Origène // Revue d`ascétique et de mystique. Vol. XXIII. 1947. P. 126-141.
124 Ориген. О началах. 4.3.5.
125 Lubac H de. Exégèse médiévale. P. 131-135.
126 Guinot J.-N. L’école exégétique d’Antioche et ses relations avec Origène // Origeaniana octava. P. 1164.
127 Нестерова О.Е. Allegoria pro Typologia... С. 262-263.
128 Автор не ставит перед собой цель написать историю латинской патристики или латинской экзегетики, а лишь прослеживает основные линии развития принципов толкования экзегетики, знакомство с которыми необходимо для понимания тех текстов, на которых построено исследование, а именно, экзегетических сочинений XII в.
Александрийский метод иносказательного толкования Библии не получил значительного распространения на христианском Востоке, где у Оригена нашлось гораздо больше непримиримых противников, нежели сочувствующих и верных последователей. На латинском Западе судьба этого метода сложилась иначе: к моменту знакомства западных христианских богословов с экзегетическим наследием Оригена еще не успела возникнуть самостоятельная – то есть собственно латинская – традиция толкования Священного Писания, поэтому почти все сколько-нибудь заметные западные экзегеты конца III – начала V вв. не просто испытали на себе влияние Оригена, труды которого были переведены на латынь129, и александрийского метода, но и широко использовали материал оригеновских комментариев и гомилий в своих собственных толкованиях. Классическим примером практического применения оригеновского метода выявления трех смыслов Писания может служить пространный комментарий на книгу Иова папы Григория Великого130, где последовательно рассматриваются «буквальный»,
«аллегорический» и «моральный» уровни текста Библии.
Наиболее важным и значительным результатом усвоения оригеновского метода стала дальнейшая разработка учения о множественности «смыслов» Писания, что привело к созданию теории четырех смыслов. В средневековую эпоху она рассматривалась уже как школьная норма и общеобязательный метод интерпретации библейского текста.
129 Например, сделанные Руфином переводы гомилий Оригена использовалиcь создателями Glossa ordinaria. При этом средневековые теологи осознавали, что некоторые взгляды Оригена были осуждены как еретические. См., например: Gilson E. La théologie mystique de Saint Bernard. Paris, 1934. P. 27-28.
130 Gregorius Magnus. Moralia in Iob // Ed. M. Adriaen. CCSL 143. Turnhaut, 1979.
На практике метод изъяснения «трех смыслов» Писания впервые начал систематически применять Амвросий Медиоланский131, ориентировавшийся при этом на экзегетические труды Оригена, в первую очередь – на гомилии. Амвросий строил свои собственные экзегетические трактаты на различении
«буквального», «морального» и «мистического» смыслов Писания. Амвросианская аллегория – это метод толкования Писания, который адаптирует Писание к такой ситуации, которая не была описана буквально, но ориентируется на современный автору опыт христианской церкви132.
Базовая характеристика аллегорического подхода, который применял
Амвросий, – открытость ко многим интерпретациям. Несколько христологических или экклезиологических концепций одной и той же истории уживаются вместе, не создавая догматических проблем: они не заставляют экзегета принимать обязательно только какую-то одну из них. Также не возникало вопроса, какой перевод Библии должен рассматриваться как правильный: это давало повод для еще одной аллегорической интерпретации. Например, в своем трактате «Об Исааке или о душе» Амвросий ссылается и на Септуагинту, и на перевод Аквилы133. Используя иносказательный метод толкования Священного Писания, он разрешал и этические проблемы, которые создавали для образованного римского ритора
«грубость» литературного стиля библейского текста и тривиальность изложения ветхозаветных событий. О трудностях, с которыми сталкивалась образованная римская молодежь при знакомстве с текстом Библии, свидетельствует Августин в своей «Исповеди». Он рассказывал, как
131 Амвросий, епископ Медиоланский (ок. 339, Августа Треверов (Трир) – 4 апреля 397, Медиолан (Милан)).
132 Jacob Ch. The Reception of Origenist Tradition in Latin Exegesis // Hebrew Bible / Old
Testament. The History of its Interpretation. Ed. by M. Saebce. Vol. I. Göttingen, 1996. P. 694.
133 Ambrosius. De Isaac vel anima. 7.63. Turnhaut, 2003. P. 130: «Quod autem Aquila ait: Sonans sicut sol, videtur illa axis coelestis conversio, solisque et lunae et stellarum cursus, concentusque globorum exprimi».
проповеди Амвросия, которые он слышал в Милане в 384-386 гг., открыли ему глаза на возможность небуквального толкования Писания: «Особенно подействовало на меня неоднократное разрешение загадочных мест Ветхого Завета. Их буквальное понимание меня убивало. Услышав объяснение многих текстов из этих книг в духовном смысле, я стал укорять себя за то отчаяние, в которое пришел когда-то, уверовав, что тем, кто презирает закон и пророков, противостоять вообще нельзя» 134.
Литературное наследие Амвросия Медиоланского внесло свой вклад в
создание духовного мира Средневековья, который был библейским по своему внешнему выражению и экклезиологическим по своей сути. Cаму формулу учения о трех смыслах Писания и о соотношении этих смыслов в латиноязычный обиход ввел только Иероним. В письме к Гебидии он говорит о последовательности исторического, или буквального, тропологического и духовного смыслов, поясняя, что тропологическое толкование надстраивается над буквальным (т.е. должно рассматриваться как иносказательное, или, во всяком случае, небуквальное) и служит нравственному назиданию паствы. Духовный же смысл порождается в акте духовного созерцания (theoria), направленного на тайны божественного мира и будущего блаженства135.
Комментируя Послание Павла к Галатам, Иероним подчеркивает, что
евангельская весть заключается не в словах Писания, а в их смысле136.
При этом Иероним не всегда последовательно придерживался трехчастной схемы толкования. Часто встречается у него и двучастная схема
134 Augustinus. Confessiones. 5. XIV. 24 // PL Vol. 32. Col. 659.
135 Hieronymus. Epistola 120.12 // PL Vol. 22. Col. 1005: «Legimus in Proverbiis: Tu autem describe ea tripliciter, ut respondeas sermones veritatis qui proponuntur tibi,et jubetur nobis ut eloquia veritatis, id est scripturas sanctas, intelligamus tripliciter: primum, juxta litteram, secundo, medie, per tropologiam, tertio, sublimius, ut mystica, quaeque congnoscamus».