Фукуяма конец истории (1063652), страница 60

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 60)

абсолютным обязательством. Семья составляет самый нижний уровень

общественной жизни, но во многих отношениях и самый важный. Очевидно,

Токвиль не считал семью особенным барьером на пути демократического общества

к социальной атомизации --быть может, потому, что рассматривал ее как

расширение личности и считал естественной для общества любого вида. Но для

многих американцев семья, уже не в широком смысле, а в очень узком

("ядерная" семья), является практически единственной знакомой формой

общественной жизни или единственной общиной. Столь презираемая пригородная

американская семья пятидесятых годов была на самом деле средоточием некой

моральной жизни, потому что американцы, не желая бороться, жертвовать собой

или терпеть трудности ради своей страны или великого международного дела,

часто готовы на это ради своих детей.

Но семья не бывает действенной, если построена на либеральных принципах

-- то есть когда члены семьи относятся к ней как к акционерному обществу,

созданному ради их пользы, а не как к семье, основанной на долге и любви.

Воспитание детей или сохранение брака на всю жизнь требует личных жертв,

которые выглядят иррациональными с точки зрения расчета затрат и выгод,

поскольку истинные плоды прочной семейной жизни зачастую пожинаются не теми,

кто берет на себя самые трудные обязанности, а только последующими

поколениями. Многие проблемы современной американской семьи -- высокий

процент разводов, отсутствие родительского авторитета, отчужденность детей и

так далее -- возникают именно из того факта, что отношение семьи к своим

членам строится на строго либеральной почве. То есть когда семейные

обязанности выходят за те рамки, на которые подписывался участник контракта,

он пытается условия этого контракта отменить.

На уровне самой большой ассоциации, самой страны, либеральные принципы

могут оказаться деструктивными для высших форм патриотизма, необходимых для

самого выживания общества. Ибо в англосаксонской либеральной теории есть

широко признаваемый дефект: люди ни за что не станут погибать ради страны,

основанной только на принципе рационального самосохранения. Аргумент, что

люди будут рисковать жизнью ради защиты своей собственности или семьи,

оказывается в конечном счете несостоятельным, поскольку по либеральной

теории собственность существует ради самосохранения, но не наоборот. И

всегда будет возможно покинуть страну, увезя с собой семью и деньги, чтобы

уклониться от призыва. И тот факт, что жители либеральных стран не псе

пытаются уклониться от военной службы, отражает другой факт. ими движут

такие мотивы, как гордость и честь. А гордость, как мы знаем, есть именно то

качество, которому надлежит быть подавленным мощным левиафаном либерального

государства.

Возможность активной общественной жизни также подвергается серьезному

давлению капиталистического рынка. Принципы либеральной экономики не

обеспечивают никакой поддержки традиционным общественным объединениям;

наоборот, они стремятся разъединять и атомизировать людей. Требования

образованности и подвижности рабочей силы означают, что люди современного

общества все меньше связаны с общинами, в которых они выросли или где жили

до того их семьи.⁴⁷⁵ Их жизнь и социальные связи менее стабильны,

потому что динамизм капиталистической экономики требует постоянного

изменения места и характера производства, а потому -- и работы. В этих

условиях людям труднее пустить корни в общине или установить постоянные

связи с товарищами по работе или соседями. Личность должна постоянно

готовить себя к новой карьере в новом городе. Чувство идентичности, которое

давал региональный и местный патриотизм, слабеет, и человек вновь

оказывается в микроскопическом мире своей семьи, которую возит с собой с

места на место, как садовую мебель.

В отличие от либерального общества община, имеющая общий "язык добра и

зла", может соединять людей более сильным клеем, чем та, что основана только

на общем интересе. Те группы и общины в Юго-Восточной Азии, которые кажутся

столь важными для внутренней дисциплины и экономического успеха, основаны не

на контракте между сторонами, преследующими свой интерес. Ориентированность

на общину в азиатских культурах имеет корни в религии или в таких учениях,

как конфуционизм, приобретший в многосотлетней традиции статус религии.

Аналогично наиболее сильные формы общественной жизни в Соединенных Штатах

имеют корни в общих религиозных ценностях, а не в рациональном эгоистическом

интересе. Общины пилигримов и других пуритан, основавшие Новую Англию, были

связаны общей заинтересованностью не в материальном благосостоянии, но в

прославлении Бога. Американцы любят возводить свою любовь к свободе именно к

этим нонконформистским сектам, бежавшим от религиозных преследований из

Европы семнадцатого века. Но хотя эти религиозные общины были весьма

независимы по своему нраву, они никак не были либеральными в том смысле, в

котором понимало либерализм поколение, осуществившее Революцию. Они искали

свободу исповедовать свою религию, а не свободу религии как таковую. Мы

могли бы, как часто и бывает, счесть их группами нетерпимых и узколобых

фанатиков.⁴⁷⁶ Когда Токвиль посетил Америку в тридцатых годах

девятнадцатого века, локковский либерализм уже завоевал интеллектуальную

жизнь страны, но подавляющее, большинство гражданских объединений, которые

Токвиль наблюдал, остались религиозными по своим корням или целям.

Либералы локковского толка, совершившие Американскую революцию,

например, Джефферсон или Франклин, или страстно веровавшие в свободу и

равенство, как Авраам Линкольн, заявляли не колеблясь, что свобода требует

веры в Бога. Иначе говоря, общественный договор между индивидами,

преследующими, свой рациональный интерес, не был самоподдерживающимся, он

требовал дополнительно веры в божественные награду и наказание. Сегодня мы

прошли путь к тому, что по праву считается чистейшей формой либерализма;

Верховный суд США решил, что даже не уточняющее вероисповедание определение

"вера в Бога" может оскорбить атеистов, а потому в общественных школах

недопустимо. В ситуации, когда любой морализм или религиозный фанатизм

обуздывается ради толерантности, в интеллектуальном климате, ослабляющем

возможность веры в какую-то одну доктрину из-за более важной обязанности

быть открытым всем верованиям и "системам ценностей" мира, нас не должно

удивлять, что сила общественной жизни в Америке идет на спад. Этот спад

произошел не вопреки либеральным принципам, но благодаря им. Такая ситуация

приводит к мысли, что никакое фундаментальное усиление общественной жизни не

будет возможно, если личности не вернут некоторые права объединениям и не

примут вновь определенные исторические формы нетерпимости.⁴⁷⁷

Другими словами, либеральная демократия не самодостаточна: общественная

жизнь, на которой она основана, должна в конечном счете исходить из

источника, отличающегося от либерализма.⁴⁷⁸ Люди, составлявшие

американское общество в момент основания Соединенных Штатов, не были

изолированными, рациональными личностями, подсчитывающими собственный

интерес. Наоборот, в основном это были члены религиозных общин, спаянные

общим моральным кодексом и верой в Бога. Рациональный либерализм, который

они в конце концов приняли, не был защитой их прежней культуры, но

существовал с ней в некоторых трениях. "Правильно понятый собственный

интерес" стал широко понимаемым принципом, который положил низкое, но

твердое основание общественной добродетели в Соединенных Штатах, зачастую

более твердое, чем могли бы положить религиозные или средневековые ценности

сами по себе. Но за долгий срок эти либеральные принципы оказали разъедающее

воздействие на ценности, предшествующие либерализму и необходимые для

сохранения сильных общий/а потому необходимые и для возможности

самоподдержания для либерального общества.

31. БЕЗГРАНИЧНЫЕ ВОЙНЫ ДУХА

Закат общественной жизни предполагает, что в будущем мы рискуем стать

безмятежными и самопоглощенными последними людьми, лишенными тимотических

стремлений к высшим целям и жаждущими только личного комфорта. Но существует

и обратная опасность, а именно что мы снова станем первыми людьми,

ввязывающимися в кровавые и бессмысленные войны за престиж, только на этот

раз-- с современным оружием. И действительно, эти проблемы взаимосвязаны,

поскольку отсутствие регулярных и конструктивных выходов для мегалотимии

могут просто привести к ее выбросу на поверхность в экстремальной и

патологической форме.

И разумно поинтересоваться, все ли люди верят, что виды борьбы и жертв,

возможные в самодовольном и процветающем либеральном обществе, достаточны

для выражения всего, что есть высшего в человеке. Потому что разве нет

резервуаров идеализма, которые нельзя исчерпать -- да что там, из которых

едва ли даже зачерпнули, -- если человек становится исследователем, как

Дональд Трамп, или альпинистом, как Рейнгольд Мейсснер, или политиком, как

Джордж Буш? Как бы ни была трудна во многих смыслах жизнь этих людей, и при

всем признании, которое они получают, жизнь их не самая трудная, и дело,

которому служит каждый из них, не самое серьезное и не самое справедливое. А

поскольку это так, то горизонт человеческих возможностей, ими определенный,

не будет окончательно удовлетворителен для наиболее тимотических натур.

В частности, доблести и честолюбие, выявляемые войной, вряд ли найдут

свое выражение в либеральных демократиях. Будет много войн в переносном

смысле -- вспомним корпоративных юристов, специализирующихся по

насильственным захватам, считающих себя акулами или разбойниками, или

биржевых маклеров, воображающих себя, как сказано в "Кострах тщеславия" Тома

Вулфа, "хозяевами вселенной". (Это, правда, бывает лишь при повышении

ресурсов на рынках.) И все же, утопая в мягкой коже сиденья своей "БМВ" они

в глубине души знают, что были когда-то настоящие разбойники и настоящие

хозяева мира, которые с презрением плюнули бы на мелкотравчатые достоинства,

необходимые для завоевания богатства или славы в современной Америке. И

долго ли мегалотимия будет удовлетворяться метафорическими войнами и

символическими победами -- вопрос остается открытым. Есть подозрение, что

некоторые люди не будут удовлетворены пока не проявят себя тем самым актом,

который составлял человеческую сущность в начала истории: они захотят пойти

на смертельный риск в битве и тем без тени сомнения доказать себе и своим

собратьям, что они свободны. Они намеренно будут искать дискомфорта и

возможности принести себя в жертву, потому что боль и страдание будут

единственным способом определенно продемонстрировать, что они могут думать о

себе хорошо, что они остаются людьми.

Гегель -- вопреки своему интерпретатору Кожеву -- понимал, что

необходимость испытывать гордость своей человеческой сущностью не

обязательно удовлетворится "миром и процветанием" конца

истории.⁴⁷⁹ Перед людьми будет стоять постоянная опасность

выродиться из граждан в простых буржуа и испытывать при этом презрение к

себе. Поэтому последним испытанием для гражданского достоинства было и

остается одно: погибнуть за свою страну, а значит, государство должно будет

требовать военной службы и продолжать войны.

Этот аспект гегелевской мысли привел к тому, что автора назвали

милитаристом. Но Гегель никогда не прославлял войну ради самой войны, не

считал, что она есть главная цель человека; война для него была важна из-за

своих вторичных эффектов, воздействующих на характер общества. Гегель

считал, что без возможности войны и жертв, которых она требует, человек

станет мягкотелым и самопоглощенным, общество выродится в трясину

эгоистического гедонизма, и общественная жизнь постепенно исчезнет. Боязнь

же людского "господина и повелителя -- Смерти" -- это сила, подобной которой

нет; она способна вырвать человека из самопоглощенности и напомнить людям,

что они -- не изолированные атомы, но члены общества, построенного на общих

идеях. Либеральная демократия, которая способна в каждом поколении проводить

Характеристики

Список файлов реферата