Фукуяма конец истории (1063652), страница 59

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 59)

господами или государственными деятелями, так же охотно пойдут заниматься

демократической политикой.

Но в первую очередь во внешней политике демократические политики могут

еще достичь определенной степени признания, невозможной практически в любой

из остальных областей общественной жизни, ибо внешняя политика традиционно

является ареной важных решений и столкновения больших идей, даже если

масштаб таких столкновений сейчас уменьшается благодаря победе демократии.

Уинстон Черчилль, проведший свою страну через Вторую мировую войну, показал

умение господствовать ничуть не менее великое, чем у государственных

деятелей додемократических времен, и за это получил признание всемирного

масштаба. Война Америки в Персидском заливе в 1991 году показывает, что

политик вроде Джорджа Буша, непоследовательный и ограниченный во внутренних

вопросах, может тем не менее создать в мире новую реальность, пользуясь

своим конституционным мандатом на власть как глава государства и

главнокомандующий. Хотя из-за многих неудачных президентств за последние

десятилетия блеск этой должности сильно полинял, такой успех президента, как

победа в войне, приносит широкое публичное признание, абсолютно недоступное

самому преуспевающему промышленнику или предпринимателю. Так что

демократическая политика будет по-прежнему привлекать к себе людей, которые

хотят получить признание выше, чем у других.

Рядом с постисторическим миром существует огромный исторический мир, и

он продолжает манить к себе определенные личности именно потому, что

остается царством борьбы, войны, несправедливости и нищеты. Орд Уингейт

ощущал себя оппозиционером и чужаком в Великобритании между двумя войнами,

но добровольно пошел помогать евреям в Палестине организовать армию, помогал

эфиопам в борьбе за независимость с Италией и погиб подобающей смертью в

1943 году в авиационной катастрофе в дебрях бирманских джунглей, сражаясь с

японцами. Регис Дебрэ смог найти выход своим тимотическим стремлениям,

полностью невозможный в процветающей Франции среднего класса, сражаясь в

джунглях Боливии бок о бок с Че Геварой. Наверное, для здоровья либеральных

демократий полезно, что третий мир существует и поглощает энергии и амбиции

подобных людей. Другое дело -- хорошо ли это для самого третьего мира.

Помимо экономического царства и политической жизни, мегалотимия все

чаще находит отдушины в таких чисто формальных видах деятельности, как

спорт, альпинизм, автогонки и тому подобное. Спортивное соревнование не

имеет "смысла" или цели иных, кроме как сделать одних победителями, а других

-- проигравшими -- иными словами, удовлетворить желание быть признанным в

качестве высшего. Уровень или вид соревнования совершенно произволен, как и

правила спортивных игр. Рассмотрим такой спорт, как альпинизм, которым

занимаются почти только жители процветающих постисторических стран. Чтобы

сохранять форму, альпинисты должны неустанно тренироваться, мышцы торса и

плечевого пояса у скалолазов развиты так, что при неосторожности могут

оторвать сухожилия от кости. В ходе подъема восходители в Гималаях должны

выдержать атаки дизентерии и снежных бурь в тесных палатках в предгорьях.

Процент жертв при подъемах выше четырех тысяч метров весьма значителен;

каждый год около дюжины людей погибают на таких пиках, как Монблан или

Миттерхорн. Короче говоря, альпинист воссоздает для себя все условия

исторической борьбы: опасность, болезни, тяжелую работу и, наконец, -- риск

насильственной смерти. Но цель уже перестала быть исторической и стала чисто

формальной: например, быть первым американцем или немцем, поднявшимся на

вершину Канчен-джонгу-2 или Нанга Парбат, а если это уже достигнуто, быть

первым, кто поднимется без запаса кислорода, и так далее.

Для большей части постисторической Европы Кубок мира заменил военную

конкуренцию в качестве главной отдушины для националистического стремления

стать первыми. Как однажды сказал Кожев, его цель -- восстановить Римскую

империю, но на этот раз -- в виде многонациональной футбольной команды. И,

наверное, не случайно в одном из самых постисторических штатов США,

Калифорнии, так распространены весьма рискованные виды отдыха, не имеющие

иной цели, как вытряхнуть участника из комфорта буржуазного существования:

скалолазание, скайдайвинг, полеты на дельтапланах, марафонский бег, бега

"железных людей" и так далее. Потому что там, где невозможны традиционные

формы борьбы вроде войны и где всеобщее материальное процветание снимает

необходимость в борьбе экономической, тимотические личности начинают искать

иные виды бессодержательной деятельности, которые принесут им признание.

В очередной иронической сноске к своим лекциям по Гегелю Кожев

замечает, что был вынужден пересмотреть свои прежние взгляды насчет того,

что человек перестанет быть человеком и вернется в животное состояние, в

результате поездки в Японию и случившегося у него там романа в 1958 году. Он

утверждал, что после возвышения в пятнадцатом веке сегуна Хидееси Япония

пережила состояние внутреннего и внешнего мира в несколько сот лет, очень

похожего на постулированный Гегелем конец истории. Ни высшие, ни низшие

классы не боролись друг с другом, и необходимости работать слишком тяжело

тоже не было. Но вместо того чтобы предаваться любви и инстинктивным играм,

как молодые животные, -- иными словами, вместо того чтобы превратиться в

общество последних людей, японцы показали, что возможно оставаться людьми,

изобретя для этого множество совершенно бессодержательных формальных

искусств -- театр Но, чайную церемонию, икебану и тому

подобное.⁴⁷¹ Чайную церемонию не служит никакой явной

политической или экономической цели; и даже ее символический смысл со

временем утрачен. И псе же она является ареной для мегалотимии и форме

чистого снобизма: существуют противоборствующие школы чайной церемонии и

икебаны, с собственными учителями, послушниками, традициями и канонами

хорошего и плохого. Сам формализм этой деятельности -- создание новых правил

и ценностей, отделенных от любых утилитарный целей, как в спорте -- навел

Кожева на мысль о специфически человеческой деятельности даже после конца

истории.

Кожев полушутливо предлагает, чтобы вместо вестернизации Японии Запад

(включая Россию) сам японизировался (и этот процесс уже идет вовсю, хотя не

в том смысле, в котором имел в виду Кожев). Иными словами, в мире, где

борьба вокруг всех крупных вопросов в основном закончена, главной формой

мегалотимии, желании человека быть признанным выше своих собратьев, станет

чисто формальный снобизм.⁴⁷² У нас в Соединенных Штатах

утилитарные традиции мешают даже изящным искусствам стать чисто формальными.

Художники любят убеждать себя, что они не только привержены эстетическим

ценностям, но еще и социально ответственны. Но конец истории будет означать

(в числе прочего) конец искусства, которое может считаться социально

полезным, и потому сползание художественной деятельности в пустой формализм

традиционных японских искусств.

Таковы отдушины для мегалотимии в современных либеральных демократиях.

Тяга быть признанным выше других не исчезла из жизни людей, но место и

степень ее проявления изменились. Мегалотимические личности ищут признания

не тем, что завоевывают чужие народы и земли, но пытаются победить

Аннапурну, или СПИД, или технологию рентгеновской литографии. Фактически

единственной формой мегалотимии, недозволенной при либеральной демократии,

остается та, которая ведет к тирании. Разница между демократическим

обществом и предшествовавшим ему аристократическим состоит не в том, что

мегалотимия изгнана из жизни, но в том, что она загнана, так сказать, в

подполье. Демократическое общество привержено утверждению, что все люди

созданы равными, и господствующий Этос для них -- этос равенства. Хотя

никому не запрещено законом хотеть быть признанным выше других, никого к

этому и не поощряют. Таким образом, уцелевшие в современном обществе

проявления мегалотимии существуют в некоторых натянутых отношениях с

публично сформулированными идеалами общества.

30. ПОЛНЫЕ ПРАВА И УЩЕРБНЫЕ ОБЯЗАННОСТИ

Хотя президентские гонки или подъем на Эверест могут привлечь некоторые

честолюбивые натуры, есть иная широкая область современной жизни,

предлагающая жажде признания более ординарное удовлетворение. Это --

общественность, то есть общественная жизнь в масштабе более скромном, чем

вся страна.

И Токвиль, и Гегель подчеркивали важность общественной жизни как

средоточия гражданственности в современном государстве. В целом в

современных национальных государствах гражданственность для широких масс

ограничена выборами представительной власти раз в несколько лет.

Правительство далеко и безлично в системе, где число прямых участников

политического процесса ограничено кандидатами, соревнующимися за выборную

должность, и, быть может, еще их избирательным штабом и журналистами,

которые сделали политику своей профессией. Это составляет резкий контраст с

маленькими республиками античности, требовавшими практически от всех граждан

активного участия в жизни общества -- от принятия политических решений и до

военной, службы.

В нынешние времена гражданственность лучше всего выражается через

"институты посредничества" -- политические партии, частные корпорации,

профсоюзы, гражданские ассоциации, профессиональные организации, церкви,

ассоциации учителей и родителей, школьные советы, литературные общества и

так далее. Именно посредством таких гражданских организаций людей удается

отвлечь от себя и собственных эгоистических забот. Мы обычно понимаем

утверждения Токвиля в том смысле, что общественная жизнь в гражданском

обществе полезна, так как служит школой для демократической политики на

более высоком уровне. Но он также чувствовал, что она и сама по себе хороша,

поскольку не дает демократическому человеку стать всего лишь буржуа. Частная

ассоциация, сколь бы мала они ни была, составляет общество и в качестве

такового служит моделью более масштабных объединений, ради которых личность

может работать и жертвовать своими эгоистическими желаниями. Пусть

американская общественная жизнь не зовет на великие дела доблести и

самопожертвования, прославленные Плутархом, она ведет к "ежедневным

небольшим актам самоотверженности", которые доступны куда большему

количеству людей.⁴⁷³

Жизнь частной ассоциации дает куда более непосредственное

удовлетворение, чем простое гражданство в большой современной демократии.

Признание личности со стороны государства по необходимости безлично; а вот

общественная жизнь содержит куда больше возможностей индивидуального

признания со стороны людей, имеющих с этой личностью общие интересы, а

зачастую и ценности, религию, национальность и так далее. Община признает

человека не просто за его универсальную "личность", а за многие конкретные

качества, эту личность составляющие. Можно черпать ежедневную гордость в

том, чтобы быть членом союза ветеранов, местной церковной общины, общества

трезвости, организации борьбы за права женщин или противораковой ассоциации,

и каждая из этих организаций "признает" своих членов вполне

личностно.⁴⁷⁴

Но если активная общественная жизнь, как подразумевает Токвиль,

является лучшей гарантией, что члены демократического общества не

превратятся в последних людей, то в современных обществах она находится под

постоянной угрозой. А угрожает общественной жизни не какая-то сила вне

общины, но самые принципы свободы и равенства, на которых эта община

основана и которые становятся общими для всего мира.

По англосаксонской версии либеральной теории, на основе которой созданы

Соединенные Штаты, люди имеют по отношению к своей общине совершенные права,

но не совершенные обязанности. Обязанности эти несовершенны, поскольку

выводятся из прав, и община существует лишь для защиты этих прав. Поэтому

моральные обязательства полностью договорные. Они не подписаны Господом

Богом, не вытекают из страха человека за свою вечную жизнь или из

естественного порядка космоса, а продиктованы тем, что сторона, подписавшая

контракт, заинтересована в выполнении этого контракта остальными сторонами,

Возможность общественной жизни в долгосрочной перспективе ослабляется

демократическим принципом равенства. Если сильнейшие общины объединены

некими моральными законами, определяющими для членов общин дурное и доброе,

то те же моральные законы определяют, кто может войти в общину, а кто нет. И

если они имеют хоть какое-то значение, то люди, исключенные из общины

благодаря нежеланию эти законы принять, будут иметь иную ценность или

моральный статус, нежели члены общины. Однако в демократическом обществе

наблюдается постоянная тенденция сдвига от простой толерантности к любому

альтернативному образу жизни в сторону утверждения равенства всех образов

жизни. Оно сопротивляется морали, которая оспаривает ценность или

допустимость некоторых альтернатив, а потому противостоит и тому виду

исключительности, который свойствен сильным и спаянным общинам.

Ясно, что общины, соединенные лишь просвещенным эгоистическим

интересом, имеют некоторые слабости по сравнению с теми, что спаяны

Характеристики

Список файлов реферата