0599.1 (1006153), страница 33
Текст из файла (страница 33)
Так и шли годы один за другим...
Это итоговое предложение, намечающее веху, этап в жизни героя; оно важно в композиционном, смысловом и художественном отношении, что подчеркивается абзацным выделением этого предложения.
Иной стилистический характер имеет абзацное членение "мифологической" прозы, широко представленной в романе. Здесь другая тональность, другой смысловой ритм. Легенды даются крупными фрагментами, в которых объединяется несколько прозаических строф и предложения в которых тесно сплетены друг с другом. "Сверхзадача" таких фрагментов — передать легенду в целостном виде во всех ее деталях и связях. Дробление подобного фрагмента на строфы-абзацы изменило бы его смысловой ритм, тональность. Вот характерный пример:
У кладбища Ана-Бейит была своя история. Предание начиналось с того, что жуаньжуаны, захватившие сарозеки в прошлые века, исключительно жестоко обращались с пленными воинами. При случае они продавали их в рабство в соседние края, и это считалось счастливым исходом для пленного, ибо проданный раб рано или поздно мог бежать на родину. Чудовищная участь ждала тех, кого жуаньжуаны оставляли у себя в рабстве Они уничтожали память раба страшной пыткой — надеванием на голову жертвы шири. Обычно эта участь постигала молодых парней, захваченных в боях. Сначала им начисто обривали головы, тщательно выскабливали каждую волосинку под корень. К тому времени, когда заканчивалось бритье головы, опытные убойщики-жуаньжуаны забивали поблизости матерого верблюда. Освежевывая верблюжью шкуру, первым долгом отделяли ее наиболее тяжелую, плотную выйную часть. Поделив выю на куски, ее тут же в парном виде напяливали на обритые головы пленных вмиг прилипающими пластырями — наподобие современных плавательных шапочек. Это и означало надеть шири. Тот, кто подвергался такой процедуре, либо умирал, не выдержав пытки, либо лишался на всю жизнь памяти, превращался в манкурта — раба, не помнящего своего прошлого. Выйной шкуры одного верблюда хватало на пять-шесть шири. После надевания шири каждого обреченного заковывали деревянной шейной колодой, чтобы испытуемый не мог прикоснуться головой к земле. В этом виде их отвозили подальше от людных мест, чтобы не доносились понапрасну их душераздирающие крики, и бросали там в открытом поле, со связанными руками и ногами, на солнцепеке, без воды и без пищи. Пытка длилась несколько суток. Лишь усиленные дозоры стерегли в определенных местах подходы на тот случай, если соплеменники пленных попытались бы выручить их, пока они живы. Но такие попытки предпринимались крайне редко, ибо в открытой степи всегда заметны любые передвижения. И если впоследствии доходил слух, что такой-то превращен жуаньжуанами в манкурта, то даже самые близкие люди не стремились спасти или выкупить его, ибо это значило вернуть себе чучело прежнего человека. И лишь одна мать найманская, оставшаяся в предании под именем Найман-Ана, не примирилась с подобной участью сына. Об этом рассказывает сарозекская легенда. И отсюда название кладбища Ана-Бейит материнский упокой.
Единство, целостность фрагмента подчеркнуты его кольцевым обрамлением (ср. зачин и концовку).
Совершенно иной стиль и соответственно иное абзацное членение имеет проходящий через весь роман своеобразный рефрен, несущий огромную идейно-художественную нагрузку, участвующий в композиционном членении всего текста романа.
И снова шли поезда с востока на запад и с запада на восток.
А по сторонам от железной дороги в этих краях лежали все те же, испокон нетронутые пустынные пространства — Сары Озеки, Серединные земли желтых степей.
Космодрома Сары-Озек-1 тогда еще не было и в помине в этих пределах. Возможно, он вырисовывался лишь в замыслах будущих творцов космических полетов.
А поезда все так же шли с востока на запад и с запада на восток.
В синтаксическом плане это одна прозаическая строфа, но почти все ее предложения выделены в абзац и подчеркнуты курсивом. Такое абзацное членение резко выделяет каждое из предложений, представляет его как самостоятельное, важное в смысловом и художественном отношении.
Подобное абзацное членение прозаической строфы — распространенный прием художественной и публицистической речи. Нередко оно становится приметой индивидуальной манеры писателя, например:
Утром береговые огни малиновели на зелени.
Пароход шумел, торопился на юг, к весне.
Рабочие, странники, монахи, крестьяне с мешками, татары и все народы великой Волги сменялись на палубе.
А река все ширела (В. Шкловский)
Таким образом, абзац играет важнейшую роль в тексте, в индивидуальном стиле. Он служит средством выделения, графического оформления синтаксических единиц, средством смыслового и стилистического членения текста, выполняющим многообразные стилистические задачи.
Расскажите о различной роли абзаца в тексте.
1. Проанализируйте особенности начальной строфы и абзаца в романе М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита", или в романе М.А. Шолохова "Тихий Дон", или в произведении любого другого писателя (на выбор).
2 Подготовьте реферат на тему: "Язык и стиль АС Пушкина, или Н.В. Гоголя, или Ф.М. Достоевского, или Л.Н. Толстого" (на выбор). См.: Горшков А.И. Все богатство, сила и гибкость нашего языка: А.С. Пушкин в истории русского языка. — М., 1993. — С. 63— 171; Энциклопедический словарь юного филолога.— М.;1984.- С. 64-68; 92-95; 246-249; 305-307.
Заключение
В этой книге автор попытался наметить контуры фактически новой, очень важной отрасли лингвистики — стилистики текста, рассматривающей текст как единицу общения, собрать и обобщить под единым углом зрения относящиеся сюда знания, сведения, разработать некоторые новые аспекты. Наука эта молодая, только становящаяся на ноги. И нет сомнения, что она будет развиваться, обогащаться. Появятся новые, более глубокие знания о тексте, новые методики анализа. Возможно, изменится и структура этой научной дисциплины.
Однако и в современном своем виде стилистика текста необходима, как представляется, многим. Ведь строить, создавать тексты (письменные или устные) приходится всем без исключения: и школьнику, и оратору, и инженеру, и писателю.
Реальная единица общения — текст, будь то короткий разговор, статья в газете или дипломатическая нота. Поэтому искусство писать и говорить предполагает прежде всего изучение текстов, знание законов их строения и функционирования.
Это одна из важнейших задач стилистики, прежде всего стилистики текста, что прекрасно понимал В.Г. Белинский.
Удивительно, насколько актуально звучат его слова и сегодня: "Скажут: в искусстве говорить, особенно в искусстве писать, есть своя техническая сторона, изучение которой очень важно. Согласны; но эта сторона нисколько не подлежит ведению риторики.
Ее можно назвать стилистикою, и она должна составить собою дополнительную, окончательную часть грамматики, высший синтаксис.
Этот высший синтаксис должен заключать в себе главы: 1) о предложениях и периодах, 2) о тропах и 3) об общих качествах слога— чистоте, ясности, определенности, простоте и проч. в отношении к выражению.
В главе о предложениях и периодах должны быть объяснены общие, на логическом строении мысли основанные формы речи, в периоде должно показать силлогизм; надобно обратить особенное внимание на то, чтобы отделить внешнюю форму от внутренней и научить по возможности избегать школьной формы выражения".
ПРИЛОЖЕНИЕ 1
Схема анализа текста
На основании рассмотренных классификаций может быть предложена схема анализа текста.
1. Что представляет собой текст: предложение, строфу или фрагмент? Какова его композиция?
2. Как разделен текст на абзацы: а) абзац равен фрагменту; б) абзац равен строфе; 3) абзац меньше строфы; г) абзац меньше предложения?
3. От какого лица написан текст?
4. Есть ли в тексте авторская речь? Выражена ли авторская оценка?
5. В какой форме передана чужая речь? (Прямая, косвенная, несобственно-прямая речь.)
6. Охарактеризуйте текст по количеству лиц, участвующих в речи (монолог, диалог, полилог).
7. Определите тип речи (описание, повествование, рассуждение...).
8. Какие виды связи встречаются в тексте (цепная, параллельная, присоединительная)?
9. К какому функциональному стилю относится текст? (Разговорный или книжный: научный, официально-деловой, публицистический, стиль художественной литературы.)
10. Какие изобразительно-выразительные средства (тропы) (эпитет, сравнение, метафора, аллегория, олицетворение, перифраза и т. д.) и фигуры речи (параллелизм, анафора, эпифора, риторический вопрос, вопрос-ответ, градация, антитеза, инверсия и т. д.) использованы в тексте? С какой целью?
11. Расскажите об особенностях данного текста, связанных с индивидуальным стилем автора.
В качестве примера предлагаем отрывок из рассказа В И. Белова "Маникюр".
Ox, уж не утерплю, расскажу, как я в Москву-то слетала! Десять годов сбиралась, не могла удосужиться. А тут не глядя свернулась, откуда что и взялось. Отпуск в конторе начислили. Я рукавицами хлоп — только меня и видели! Мужика с детками, все хозяйство оставила, из-под коров да под самый Кремль! Поехала к брату — он у меня полковник. Моложе меня, а давно на пенсии; делать-то ему нечего — вот обрадел! Я телеграмму-то дать постеснялась. "Ой, ты?! – говорит. — Кабы ты, — говорит, — была с головой, — сообщила бы. Я бы, — говорит, — на машине тебя с вокзала увез. Только свистнуло бы!" – "Ну, — говорю, — не велика и баронь, дошла и пешком". Дошла-то дошла, а намаялася. Дорогу-то мне указывают, да по-разному все: один говорит — влево, девушка, другой — вправо, гражданка, третий скажет — тетка, дуй напрямик!
1. В композиционно-синтаксическом плане текст представляет собой фрагмент, состоящий из трех прозаических строф. И хотя строфы не выделены графически абзацами, они явно присутствуют в отрывке. Тематически фрагмент четко подразделяется на три части, которые условно можно обозначить так:
1) подготовка к поездке в Москву;
2) разговор с братом;
3) поиски брата в Москве.
Цельность, единство всему фрагменту придает зачин, относящийся ко всем трем строфам (Ох, уж не утерплю, расскажу, как я в Москву-то слетала!) и вводящий в тему (... расскажу, как ...) И хотя внешне речь кажется стихийной, неорганизованной, фрагмент выстроен очень четко, в чем сказывается мастерство автора.
Будучи общим для всего фрагмента, зачин наиболее тесно связан с первой строфой. Об этом свидетельствует его содержательная и синтаксическая самостоятельность. Он понятен и без последующего контекста.
А любое другое предложение строфы вне контекста неполноценно, неясно, ущербно. Например, предложение второе (Десять годов сбиралась, не могла удосужиться) или третье (А тут не глядя свернулась, откуда что и взялось).
Точно такой же стилистический эксперимент можно провести и с другими предложениями. Результат будет одним и тем же: вне строфы каждое из предложений непонятно, неполноценно и получает подлинную жизнь только в контексте строфы.
О чем это свидетельствует? О теснейшей смысловой и синтаксической связи между предложениями, о том, что строфу организует, делает текстом первое предложение — зачин. Остальные же предложения 1есно присоединяются к зачину, раскрывают его смысл.
Содержательно предложения объединяются микротемой первой строфы, которую мы обозначили как подготовку к поездке в Москву, а синтаксически — личностью рассказчика, я говорящего.
Во всех предложениях оно присутствует или подразумевается: в первом выражено открыто, во втором, третьем и четвертом подразумевается, как бы заимствуя я у зачина.
В предложении Отпуск в конторе начислили подразумевается мне начислили. В пятом предложении снова появляется я, и это я как бы замыкает круг строфы вместе с шестым предложением, которое тесно связано с пятым.
Синтаксическое завершение первой строфы совпадает с содержательным концом: ... только меня и видели!
Далее — небольшая пауза. И начинается вторая строфа, открываемая относительно самостоятельным зачином: Поехала к брату — он у меня полковник. Появляется другая микротема.
Если в первой строфе рассказчик говорит о себе, то во второй строфе в центре внимания брат-полковник. О нем сообщается, что он давно на пенсии, хотя и моложе героини.
Далее передается короткий разговор брата и сестры, характеризующий прежде всего полковника, его заботливое отношение к героине рассказа. Все это создает тематическое, содержательное единство второй строфы, отделяя ее от первой и от следующей далее третьей строфы. И в синтаксическом плане вторая строфа выделяется преобладающим субъектом он, сменяющим я рассказчика первой строфы: ... он у меня полковник. Моложе меня (подразумевается он). Делать-то ему нечего.
Третья строфа Дошла-то дошла ... объединяется характером речи: повествование сменяется комментарием к последней реплике разговора с братом: ... дошла и пешком, объяснением, как трудно добиралась героиня.
Строфа состоит из двух предложений: зачина и средней части, представляющей собой сложное бессоюзное предложение, состоящее из трех частей.
2. В целом фрагмент, состоящий из трех прозаических строф, представляет собой тесное смысловое и синтаксическое единство. Однако возникает вопрос: почему прозаические строфы не выделены в абзацы? Ведь границы между строфами довольно четко ощущаются в тексте.
То, что строфы не выделены абзацами и речь представлена одним смысловым "куском", далеко не случайно.
Авторский замысел заключается в том, чтобы передать взволнованную, эмоциональную речь героини. А такая речь не знает пауз, перерывов, льется как бы единым потоком.
Поэтому абзацы придали бы тексту неестественную в данном случае размеренность, обдуманность, противоречили бы общей тональности фрагмента. Отсутствие абзацев как раз и призвано показать единство, непрерывность, эмоциональность речи.