Марианна Франке-Грикш - «ТЫ С НАМИ!» - Системные взгляды и решения для учителей, учеников и родителей (1003086), страница 22

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 22)

182

девочка пытается разрешить его тем, что все время уходит, как ушла ее тетя. Она бессознательно копирует ее судьбу. Благодаря расстановке учительница увидела, какой динамике следует девочка, и смогла отнестись к ней с уважением. Это принесло разрядку в их отношения, хотя с девочкой она ни разу об этом не говорила.

Дитрих просто не ходит в школу

Однажды мне позвонила мама 15-летнего мальчика. Она была в полном отчаянии. Вот уже несколько недель ее сын отказывался ходить в школу. Она воспитывала его одна, ей нужно было ходить на работу, но отправить его в школу силой она тоже не могла. Он упорно хотел оставаться дома. Мальчик хорошо учился, у него были друзья в классе, т.е. никакой видимой причины не ходить в школу у него не было.

Мама вместе с Дитрихом пришла ко мне на прием. Я сказала мальчику, что, по-моему, он и сам не знает, почему перестал ходить в школу. Мальчик совершенно серьезно кивнул, и я попросила мать, которая тут же, в моем присутствии, начала убеждать его с помощью логических аргументов, ничего пока не говорить. Я слышала, что отец мальчика ушел из семьи вскоре после его рождения и что они мало контактировали. На вопрос, были ли в семье отца какие-то тяжелые события, мать сначала ничего говорить не хотела. Внезапно атмосфера сгустилась, как бывает всегда, когда на свет выходит что-то очень важное. По необъяснимым причинам отец мальчика просил его маму никогда не говорить Дитриху, как погиб его брат, дядя Дитриха. Только теперь она все ему рассказала. Когда дед и два его сына были на войне, 15-летний брат, младший ребенок, единственный остался дома с матерью. В марте 1945 года молодых людей в его местности еще призывали в армию. Брат отца был на несколько месяцев младше призывного возраста. Его мать была очень рада, что сын может остаться дома. Но он сбежал и тайно присоединился к своим товарищам, которые были

183

чуть старше его. На первом же задании он погиб. Мать мальчика, то есть бабушка Дитриха, чуть не сошла с ума. После войны, почти в пятьдесят лет, она родила еще одного сына, это был отец Дитриха.

Дитрих бурно отреагировал на рассказ матери. Он громко повторял: «Почему вы мне этого не сказали, почему вы мне этого не сказали?» Мы распрощались без комментариев. Через две недели мать рассказала мне, что со дня нашей встречи Дитрих снова ходит в школу.

В очень многих семьях военные судьбы табуируются, о них не рассказывают. Непрошедшая скорбь действует и через поколения и неосознанно, как в случае Дитриха, развивает символическую динамику. Дитрих оставался дома за своего погибшего дядю. Но это уже никому не могло помочь, он только исключал себя и вредил себе. Когда он узнал эту историю, скорбь о погибшем дяде смогла вырваться наружу. Прорыв принес успокоение.

«Мама, мама, я никогда больше не убегу!»

В этом примере я расскажу о работе с родителями,.девятилетний сын которых совершенно перестал слушаться и дома, и в школе. Последние полгода он постоянно убегал, поэтому за ним приходилось следить и по дороге в школу, и на переменах. Отцу уже не раз приходилось забирать мальчика с разных крупных вокзалов Германии. Поведение ребенка для всех было просто необъяснимым. Школа не хотела больше отвечать за присмотр, поэтому родители в полном отчаянии пришли на супервизию.

На мой вопрос, что же такого случилось полгода назад, мать сообщила только, что она испанка, с шести лет жила с родителями в Германии и десять лет назад вышла замуж за немца. Выйдя на пенсию, ее родители вернулись в Андалу-зию, где ее мать полгода назад умерла.

Сначала я не нашла здесь никаких оснований для такого поведения мальчика. И все же это была хоть какая-то зацепка, и я решила пройти по этому следу немного дальше.

184

Я по опыту знаю, что в детях эмигрировавших родителей часто оживает любовь и тоска по покинутой родине, хотя обычно они совсем не знают этой страны, в то время как сами родители никакой ностальгии не испытывают и искренне пытаются создать для детей хорошую родину.

Тогда я попросила женщину с помощью заместителей расставить себя, своего сына и андалузцев-родителей.

Оказавшись перед родителями, заместительница женщины сразу расплакалась.

Она сказала им: «Я покинула свою родину и вышла замуж за немца. Здесь живет наш ребенок. Потеря родины причиняет мне боль».

Тогда заместитель отца обнял дочь (она сразу же встала в расстановку вместо заместительницы), и они оба заплакали. Потом он обнял заместителя внука и сказал ему: «Твоя родина — Германия, но ты имеешь право любить Андалузию». Мальчику это понравилось.

Снова сев на свое место, женщина вдруг заметила: «Я и не знала, что у меня была тяжесть в желудке, а теперь знаю, потому что она прошла».

Через два дня она мне позвонила и рассказала, что после супервизии, когда они с мужем пришли домой, дверь им открыл сын. Он подскочил к ней, обнял и закричал: «Мама, мама, я никогда больше не убегу».

Мальчик не знал, что его родители были на супервизии, но он почувствовал облегчение матери. Год спустя я снова встретила эту пару на семинаре для семей. Они были очень счастливы, их сын развивался позитивно. Он ни разу больше не удирал и ему разрешили остаться в этой школе.

Мать мальчика, сама того не зная, носила в себе тоску по родине в форме неосознаваемой тяжести в желудке. Если родители находятся под постоянным давлением, дети чувствуют это. Они бессознательно делят с родителями это напряжение и стремятся восстановить равновесие, что в случае этого мальчика выражалось в упрямстве. Когда в Андалузии умерла бабушка мальчика, эта тоска, похоже, снова претерпела изменение. Теперь молодая женщина была

185

словно бы обязана вернуться на родину. По всей видимости, мальчик вместо матери выражал это своим маниакальным желанием путешествовать. Когда на супервизии женщина в объятьях заместителя отца ощутила эту не осознаваемую ранее боль, ее напряжение спало. Теперь мальчик свободен в своем развитии.

Насилие в школе

Насилие и наркомания в школе стали в последние годы тяжелой, а в некоторых классах почти неодолимой проблемой.

Учителя в этих классах часто оказываются «заперты» между потребностью большинства ребят в спокойной рабочей атмосфере, беспокойством, возникающим вокруг агрессивных подростков, и вниманием, которое они к себе привлекают. Чем яснее учитель понимает свою задачу, а именно создание в классе атмосферы, в которой возможна учеба, тем лучше он способен оценить границы своих возможностей в рамках этих требований. Агрессивные школьники перенапрягают силы и учителя, и класса. В таких случаях ответственность должна быть разделена с учительским коллективом и ректором. При этом зачастую речь идет о беседах, наблюдениях и оценке ситуации до того, как что-то произойдет, и сообщении этих наблюдений родителям.

На супервизиях мы все чаще сталкиваемся с тем, что учителя чувствуют себя в изоляции, они боятся оказаться один на один с группой агрессивных подростков. Они воспринимают эту ситуацию как проявление собственной несостоятельности и слишком часто бывают склонны молчать об этом из страха обнаружить свою «неспособность» перед коллегами.

В таких случаях наша работа всегда была направлена на то, чтобы учителя снова почувствовали себя частью коллектива и в нем искали непосредственной поддержки. Кроме того, при взгляде на школьное руководство, школьные власти, все административные посты и родителей становится ясно, что учитель просто не в состоянии в одиночку разре-

186

шить комплексные проблемы. Если учитель внутренне откажется от завышенных притязаний, он расслабится сам и тем самым окажет успокаивающее воздействие на ситуацию в целом. Когда напряжение спадает, становится легче найти хорошие решения и для учеников, и для родителей.

Мы не побеспокоились

В одной школе 16-летний ученик, который уже давно обращал на себя внимание своим поведением, в течение двух уроков угрожал учительнице заряженным пистолетом и вынудил класс все это время, включая перемену, оставаться в кабинете. На супервизии учительница и все ее коллеги получили возможность высказаться по поводу этого инцидента. Минимум десять из пятнадцати присутствующих коллег обратили внимание на то, что учительница не отпустила класс на перемену и что дверь в кабинет осталась закрытой. Загляни кто-нибудь в класс, и ситуация сразу бы изменилась. Учителя со всей очевидностью поняли, насколько важна их сплоченность. Они чувствовали себя виноватыми перед коллегой.

Кроме того, за несколько недель до происшествия было отклонено ее предложение поговорить об этом ученике и дать ему оценку на педагогическом совете.

Директор - часть коллектива

На супервизии одного учительского коллектива присутствовала большая часть учителей, директор же не пришел. Учителя выражали свое недовольство этим, ругали его, было видно, что они рассержены и обескуражены.

Речь шла о действительно важном для всей школы деле. Я тоже была согласна с тем, что решить этот вопрос без директора коллектив не мог. В таком составе учителя могли только собрать предложения и разработать варианты решения.

Тогда я показала им один прием. Я поставила рядом с собой пустой стул. Это был пустой стул директора. Затем я по-

187

просила учителей, чтобы они по очереди, на десять минут каждый, садились на этот стул. Мы начали работу. Учителя успокоились и нашли хорошие варианты решения. Те учителя, которые как раз занимали директорский стул, высказывались с (предположительной) точки зрения директора. Создалось полное впечатление его присутствия.

В конце супервизии я попросила «заместителей» директора рассказать, как они себя чувствовали, сидя на «директорском» стуле. Один из них сказал: «Если он и в самом деле чувствует себя так, как чувствовал себя я, то он просто не может поступать иначе. Я чувствовал себя слабым и очень подавленным». Другие испытывали аналогичные ощущения.

Через две недели я получила обратную связь. Настроение в школе резко переменилось. Учителя рассказывали об удивительно хорошем, новом опыте общения с директором. Он попросил рассказать ему о нашей встрече и был абсолютно открыт для предложенных коллегами решений. На следующую супервизию он обязательно придет.

Оба следующих примера показывают, что последствия нацизма до сих пор могут проявляться и ощущаться учителями в их работе.

Я признаю вас как своего ректора

Один учитель рассказал о своих проблемах с ректором. Его пригласили в ректорат в связи с дисциплинарными трудностями в одном из классов. Критический тон, которым разговаривал с ним ректор, был унизителен и заставил учителя, как он выразился, «упереться». Ведь ясно, что он и так был заинтересован в изменении ситуации в классе, ему нужна была помощь, а никак не выговор.

Я предложила ему расставить заместителей ректора и себя. Мужчины стояли друг напротив друга, на расстоянии примерно двух с половиной метров. Вскоре заместитель учителя опустил голову, как-то стушевался и, по его словам, испы-

188

тывал страх за свою жизнь. Совсем иначе выглядел заместитель ректора. Он чувствовал себя неестественно большим, казалось, он стал выше ростом, но особенно бросалось в глаза то, что он смотрел на свои руки, которые и на наш взгляд выглядели как две огромные лопаты, в любой момент готовые к расправе. Ситуация была однозначной: заместитель учителя боялся и чувствовал себя маленьким, заместитель ректора доминировал.

Я стала расспрашивать учителя про его отношения с отцом, про связанные с ним переживания и про события, пережитые самим отцом, например, на войне. Выяснилось, что отец всегда учил сына придерживать свое мнение. Он боялся, что, будучи студентом, сын будет участвовать в демонстрациях и, возможно, потеряет работу. На вопрос, что же произошло с самим отцом, учитель рассказал следующее: «На войне моего отца как военнопленного приговорили к трем годам самых тяжелых принудительных работ на руднике в Югославии. Прорабом у него был один югослав, о котором он нам постоянно рассказывал. Нелегко было слушать, как этот агрессивный человек тиранил отца и постоянно угрожал его жизни». Ситуация четко отобразилась в расстановке сына.

Я предложила учителю поставить отца и этого прораба.

Вскоре их заместители стояли друг перед другом в тех же позах и демонстрировали те же чувства.

Учитель был глубоко взволнован. Он встал в расстановку сам. Я предложила ему посмотреть на заместителя отца. Посмотрев на него, он по собственной инициативе перед ним поклонился. После этого мужчины спонтанно обнялись.

Тем временем оба «злодея» с облегчением вздохнули. Заместитель прораба отошел назад, а заместитель ректора, по его словам, снова чувствовал себя нормально.

Когда я попросила учителя еще раз встать перед заместителем ректора, он смог открыто посмотреть ему в лицо, затем встать рядом с ним и признать его как авторитет.

В этой истории имеет место двойное смещение. Сын чувствует, как, находясь в полной власти прораба, протестовал в душе его отец, но внешне без риска для жизни

189

выразить свой протест не мог. Он решает сделать это за отца. Но путает первичный уровень со своей сегодняшней ситуацией: он испытывает полную беспомощность и зависимость военнопленного в своей ситуации с ректором.

Когда я стану здесь своей?

Однажды на супервизию пришла учительница из Швейцарии. Много лет назад после практики в швейцарской гимназии она не вернулась на родину, хотя после окончания референдария уже получила в Германии место. Однако в Швейцарии ей тоже предложили хорошее место, и она решила остаться. Там она познакомилась с будущим мужем, и теперь у них двое уже взрослых детей. Но в самой глубине души ей казалось, что она тут чужая, что коллеги ее отвергают, она даже боялась, что однажды ее может отвергнуть муж (она сказала «...отвергнуть как немку»).

Мы расставили школьную систему, поскольку, в первую очередь, речь шла именно о ней. В расстановке было четко видно, что заместительница учительницы все время стремится уйти, в то время как все остальные заместители (коллеги, школьные власти, дети) хотели бы, чтобы она подошла ближе. Учительница была потрясена.

Тогда мы вернулись к началу ее зарубежной карьеры. Мы расставили ее родителей, зарубежные школьные власти и ее саму. Заместительница учительницы кинулась к отцу, упала в его объятья и заплакала.

Теперь она рассказала свою историю. Вплоть до сегодняшнего дня отец был не согласен с ее эмиграцией. Она никогда не обращала внимания на его печаль и не слушала его жалоб. С тех пор, как она уехала, их очень теплые ранее отношения буквально замерзли. Теперь она встала перед родителями, увидела их печаль, признала их как родителей и попросила ее благословить. Заместитель отца разрыдался, он казался очень слабым, как будто ему была нужна ее помощь, но потом он все же ее отпустил.

190

Позже учительница рассказала мне, что во времена нацизма ее дед, который был группенляйтером, не давал евреям возможности выехать за границу. За это учительница бессознательно вынудила отца принять факт ее эмиграции. После того как она поклонилась родителям и попрощалась с ними, она хорошо и уверенно почувствовала себя в кругу коллег.

Характеристики

Список файлов книги