murakami_slushaj_pesnyu_vetra (Антология Харуки Мураками), страница 2

-- ВСЕ БОГАТЫЕ -- ГОВНЮКИ!

Крыса выкрикнул это мрачно, упираясь локтями в стойку и повернув голову ко мне. Не

исключено, что обращался он к какой-нибудь кофемолке, стоявшей позади меня. За стойкой

мы сидели с ним рядом, и специально орать, чтобы я услышал, не было никакой

необходимости. Однако, к кому бы Крыса ни обращался, сам по себе крик его вполне

удовлетворил, и он с видом гурмана стал потягивать пиво -- как это с ним всегда и бывало.

Впрочем, никто вокруг и не слышал, как Крыса кричал. Тесное заведение было битком

набито посетителями, и все они орали точно так же. Зрелище напоминало тонущий

пароход.

-- Паразиты! -- сказал Крыса и тупо помотал головой. -- Они ведь, сволочи, сами

ничего не могут. Как увижу их состоятельные рожи, так прямо с души воротит.

Я молча кивнул, не отрывая губ от стакана со слабым пивом. Крыса на этом умолк и

принялся изо всех сил разглядывать свои тощие пальцы, поворачивая их то так, то этак --

будто грел у костра. Я смиренно поднял глаза к потолку. Пока он не проинспектирует один

за другим все свои десять пальцев, разговор не возобновится. Всегда так.

На протяжении лета мы с Крысой выпили 25-метровый бассейн пива и покрыли пол

Джейз Бара пятисантиметровым слоем арахисовой шелухи. Если бы мы этого не делали, то

просто не выжили бы -- такое было скучное лето.

Над стойкой Джейз Бара висела гравюра, вся выцветшая от никотина. Когда бывало

нечем заняться, я от скуки глазел нa нее часами, и она мне не надоедала. То, что было на

гравюре изображено, подошло бы для теста Роршаха. Я, например, видел двух зеленых

обезьян -- они сидели друг напротив друга и перекидывались двумя сдутыми теннисными

мячиками.

Когда я поведал об этом бармену Джею, он внимательно посмотрел на гравюру и

флегматично сказал:

-- Обезьяны, так обезьяны...

-- А ты что видишь? -- допытывался я.

-- Левая обезьяна -- это ты, а правая -- я. Я бросаю тебе пиво, а ты мне -- деньги.

Я допивал пиво под глубоким впечатлением от сказанного.

-- С души меня от них воротит!

Это Крыса закончил инспекцию своих пальцев и вернулся к разговору.

Богатых Крыса ругал не в первый раз -- он их и вправду ненавидел со страшной силой.

Сам он был из семьи далеко не бедной -- но всякий раз, когда я ему об этом напоминал, он

отвечал: "Я же не виноват, что так вышло!". Иногда (чаще всего перебрав пива), я говорил:

"Нет, ты виноват!" -- и после чувствовал себя препогано. В словах Крысы все же была доля

истины.

-- А знаешь, почему я богатых не люблю?

То был первый вечер, когда Крыса решил развить тему.

Я крутанул головой -- мол, не знаю.

-- Потому что, вообще говоря, богатые совсем мозгами не шевелят. Без фонаря и

линейки они и жопу себе почесать не смогут.

"Вообще говоря" было излюбленным крысиным выражением.

-- Понятно.

-- Эти сволочи о главном не думают. Прикидываются только, что думают. А все

почему?

-- Ну, почему?

-- Не надо им это. Конечно, чтобы стать богатым, голова немножко нужна. А чтобы им

оставаться -- уже нет. Это как спутник, ему тоже бензина не надо. Знай себе крутись. А я не

такой, и ты тоже не такой. Нам, чтобы жить, надо обо всем думать. От завтрашней погоды

-- и до размера затычки в ванной. Правильно?

-- Ага.

-- Ну вот.

Сказав все, что хотел, Крыса достал из кармана салфетку и трубно высморкался со

скучающим видом. Я никогда не мог понять, где он серьезен, а где нет.

-- Но ведь в конце концов все умрут, -- закинул я удочку.

-- Да это-то конечно. Все когда-нибудь умрут. Но до этого надо еще полсотни лет жить.

А жить пятьдесят лет, думая -- это, вообще говоря, гораздо утомительнее, чем жить пять

тысяч лет, ни о чем не думая. Правильно?

А ведь правильно...

4.

Первый раз я встретился с Крысой три года назад, весной, когда мы поступили в

университет. Оба сильно напились, и уже не вспомнить, по какому поводу в пятом часу утра

мы оказались в его черном шестисотом Фиате. Наверное, захотели навестить общего

знакомого.

В любом случае, мы были пьяны в дым. Вдобавок стрелка спидометра показывала 80

км. Только улыбкой Фортуны можно объяснить то, что, снеся парковую ограду, пропахав

клумбу рододендронов и со всего размаху въехав в каменный столб, мы не заработали ни

ушиба.

Оправившись от шока, я вышиб ногой поломанную дверь и вылез наружу. Крышка

капота улетела метров на десять вперед и приземлилась у клетки с обезьянами, а передок

Фиата вогнулся точно по форме столба. Грубо разбуженные обезьяны страшно негодовали.

Крыса сидел, вцепившись обеими руками в руль и согнувшись пополам -- но не

потому, что повредил себе что-нибудь, а потому что блевал на приборную доску съеденной

час тому назад пиццей. Я забрался на крышу и через люк заглянул внутрь.

-- Ты как?

-- Да ничего... Малость перепил только. Блюю...

-- Вылезти можешь?

-- Если вытащишь.

Крыса заглушил двигатель, взял с приборной доски пачку сигарет и сунул ее в карман.

Потом медленно взялся за мою руку и выбрался наверх. Сидя на крыше Фиата и глядя на

начинавшее белеть небо, мы выкурили по нескольку сигарет. Мне почему-то вспоминался

фильм про танкистов с Ричардом Бертоном в главной роли. Уж не знаю, о чем думал Крыса.

-- Да-а-а... -- сказал он минут через пять. -- Повезло нам с тобой. Ты подумай, ни

царапины! Разве такое бывает?

-- И не говори, -- сказал я. -- Только машине-то, наверное, кранты?

-- Да бог с ней. Машину можно новую купить. Везение не купишь!

Я с удивлением посмотрел на него.

-- Ты что, богатый?

-- Похож, да?

-- Так это же хорошо...

Крыса не ответил, только неудовлетворенно потряс головой. И опять сказал:

-- А все-таки нам с тобой повезло.

-- Это точно...

Подошвой кроссовки Крыса потушил сигарету и щелчком пальца забросил окурок в

клетку к обезьянам.

-- Слушай, -- сказал он, -- может, нам с тобой в команду объединиться? Мы, за что ни

возьмемся, все так славно получается!

-- А с чего начнем?

-- Давай пиво пить.

В автомате неподалеку мы купили с полдюжины банок пива и побрели к морскому

берегу. Растянувшись на пляже, все выпили и стали смотреть на море. Погода была

замечательная.

-- Зови меня "Крыса", -- сказал он.

-- Почему "Крыса"? -- удивился я.

-- Уже не помню. Давно прилепилось. Сначала жутко не нравилось, а теперь

нормально. Ко всему привыкаешь.

Мы побросали пустые банки в море, прислонились к волнорезу и часок вздремнули, с

головой накрывшись своими пальто. Проснувшись, я почувствовал, как по всему телу

разливается какая-то непонятная жизненная сила. Чудесное ощущение.

-- Сто километров могу пробежать, -- сказал я Крысе.

-- Я тоже, -- сказал Крыса.

На самом же деле нам предстояло выплачивать муниципалитету деньги за ремонт в

парке -- с рассрочкой на три года и с процентами.

5.

К моему удивлению, Крыса ничего не читал. Никогда не видел его читающим печатный

текст -- не считая спортивных газет и рекламных листков. Когда я, чтобы убить время,

брался за какую-нибудь книжку, он, подобно мухе, изучающей мухобойку, с любопытством

в нее заглядывал.

-- А зачем ты книжки читаешь?

-- А зачем ты пиво пьешь?

Мы на пару закусывали маринованной ставридой и овощным салатом. Отвечая

вопросом на вопрос, я даже не глядел в сторону Крысы.

Он крепко задумался. Минут через пять произнес:

-- В пиве что хорошо? Оно все в мочу уходит, без остатка. Как всухую выиграл у кого-

нибудь.

Он сказал это и воззрился на меня, жующего.

-- А зачем ты книжки читаешь?

Я проглотил последний кусок ставриды вместе с пивом и убрал тарелку. Рядом лежал

недочитанный том "Воспитания чувств". Я взял его и с шуршанием пробежался по