murakami_slushaj_pesnyu_vetra (Антология Харуки Мураками), страница 4

но три месяца я трещал без умолку, словно восполняя четырнадцать лет молчания. А когда

в середине июля закончил, то температура у меня поднялась до сорока градусов, и я три дня

не ходил в школу. Потом температура спала, и я наконец стал ни молчуном, ни болтуном --

просто нормальным парнем.

8.

Я проснулся в шестом часу утра -- видимо, от жажды. Просыпаясь в чужом доме, я

всегда чувствую себя, как запиханная в неподходящее тело душа. Не утерпев, я встал с узкой

кровати, подошел к простенькой раковине у двери, выпил, как лошадь, несколько стаканов

воды и вернулся в кровать.

В распахнутом окне виднелся кусочек моря. Только что выглянувшее солнце блестками

отражалось в играющих волнах. Вглядевшись, можно было различить несколько

грязноватых грузовых судов -- казалось, плавать им до смерти надоело. День обещал быть

жарким. Окрестные дома все еще спали -- если что и слышалось, то только редкий стук

железнодорожных рельсов, да еле различимая мелодия радиогимнастики.

Не одеваясь, я привалился к спинке кровати, закурил и посмотрел на лежащую рядом

девушку. Все ее тело было освещено солнцем, проникавшим в комнату из южного окна.

Сбросив с себя легкое одеяло, она сладко спала. Дыхание время от времени становилось

глубоким, правильной формы грудь вздымалась и опадала. Яркий загар только начинал

понемногу сходить, и отчетливые следы от купальника причудливо белели, напоминая

распадающуюся плоть.

Я докурил и минут десять пытался вспомнить, как ее зовут. Безуспешно. Самое главное,

не удавалось вспомнить, знал ли я вообще когда-нибудь ее имя. Бросив эти попытки, я

зевнул и еще раз на нее посмотрел. Она выглядела чуть моложе двадцати и была скорее

худа, чем наоборот. Растянутой ладонью я измерил ее рост. Ладонь поместилась восемь раз,

и до пятки еще осталось расстояние в большой палец. Примерно 158 сантиметров.

Под правой грудью находилось родимое пятно с десятииеновую монету, похожее на

пролитый соус. Мелкие волосы на лобке росли резво, как речная осока после наводнения. В

довершение всего на ее левой руке было только четыре пальца.

9.

До того, как она проснулась, прошло около трех часов. После пробуждения ей

потребовалось еще минут пять, чтобы начать улавливать связь вещей. Эти пять минут я

сидел, скрестив руки, и следил, как тяжелое облако на горизонте ползет к востоку,

постепенно меняя форму.

Оглянувшись, я увидел, что она подняла одеяло, закуталась в него по шею и, борясь с

поднимающимся со дна ее желудка запахом виски, смотрит на меня безо всякого

выражения.

-- Ты... кто?

-- Не помнишь?

Она мотнула головой. Я закурил и предложил ей тоже, но она проигнорировала.

-- Расскажи, а?

-- С какого места?

-- С самого начала.

Я не имел понятия, где находится "самое начало", и плохо представлял, с какими

словами к ней подступиться. Выйдет, не выйдет?.. Поразмыслив секунд десять, начал:

-- День был жаркий, но хороший. Днем я плавал в бассейне, потом вернулся домой,

чуть вздремнул и поужинал. Шел девятый час. Я сел в машину и поехал прогуляться.

Добрался до берега, включил радио в машине и сидел, глядя на море. Я часто так делаю.

Где-то через полчаса мне захотелось кого-нибудь увидеть. Когда долго смотришь на море,

начинаешь скучать по людям, а когда долго смотришь на людей -- по морю. Странно это.

Короче, я решил пойти в "Джейз бар". Во-первых, пива хотелось, а во-вторых, я там

обычно встречал моего приятеля. Правда, его там не оказалось, и пришлось пить пиво в

одиночку. За час выпил три бутылки.

Здесь я прервался, чтобы стряхнуть пепел.

-- Кстати, ты не читала "Кошку на раскаленной крыше" ? (*1)

Ответа не было. Она глядела в потолок, закутавшись в одеяло, и напоминала русалку,

выброшенную на берег.

-- Просто я, когда пью один, всегда эту вещь вспоминаю. Как там?.. "Кажется, вот-вот у

меня в голове что-то щелкнет, и все наладится"... На самом деле так не выходит. Не

щелкает ничего. В общем, ждать я умаялся и позвонил ему домой. Хотел позвать его

выпить. А ответил женский голос. Я удивился -- это не в его стиле совсем. Он хоть

полсотни девок домой приведет и пьяный будет в ноль, но к своему телефону подойдет сам.

Понимаешь?

Я сделал вид, что не туда попал, извинился и трубку повесил. Настроение как-то

подпортилось, даже не знаю, почему. Выпил еще бутылку. А оно не улучшается. Глупо,

конечно, но бывает так. Кончил пить и зову Джея. Сейчас, думаю, расплачусь, поеду домой,

узнаю результаты бейсбола и лягу спать. Джей мне говорит: иди умойся. Он считает, что

хоть ящик пива выпей, все равно можешь рулить, если умоешься. Делать нечего, пошел в

умывалку. По правде сказать, умываться-то я не собирался. Так, вид делал. В той умывалке

вечно труба засорена, вода не уходит. Никакого удовольствия. Хотя вчера почему-то вода

уходила. Но вместо этого ты на полу валялась.

Она вздохнула и закрыла глаза.

-- А дальше?

-- Я тебя поднял, вывел из умывалки и у всех спросил, не знает ли кто тебя. Никто не

знал. Потом мы с Джеем рану тебе обработали.

-- Рану?

-- Ты, когда падала, о какой-то угол головой ударилась. Да так, ничего страшного.

Она кивнула, выпростала руку из-под одеяла и легонько дотронулась до ранки на лбу.

-- Обсудили мы с Джеем, что с тобой делать. В конце концов решили, что я отвезу тебя

домой на машине. Залезли к тебе в сумку, нашли бумажник, связку ключей и открытку на

твое имя. Я расплатился за тебя деньгами из бумажника и отвез по адресу на открытке.

Открыл дверь твоим ключом и уложил тебя в постель. Вот и все. Счет в бумажнике.

Она глубоко вздохнула.

-- А почему ты остался?

-- ?

-- Почему не исчез сразу, как меня уложил?

-- У меня один приятель умер от острого алкогольного отравления. Заглотнул виски,

попрощался, бодренько пошел домой, почистил зубы, надел пижаму и заснул. А утром был

уже холодный. Похороны ему закатили роскошные.

-- И из-за этого ты остался сидеть со мной всю ночь?

-- Вообще-то я собирался уйти часа в четыре. Но уснул. Утром проснулся и опять хотел

уйти. Но не ушел.

-- Почему?

-- Ну, я подумал: надо же тебе рассказать, как дело было.

-- С ума сойти, какое благородство!

Я вобрал голову в плечи, чтобы желчь, которой она старательно напитала эти слова,

пролетела мимо. После чего уставился на облака.

-- Я вчера... что-нибудь говорила?

-- Немножко.

-- О чем?

-- Да о разном... Я не помню. Ничего серьезного.

Она закрыла глаза и прочистила горло.

-- А открытка?

-- Лежит в сумке.

-- Ты ее читал?

-- Вот еще!

-- Точно не читал?

-- Да зачем мне ее читать?

Я произнес это с раздражением. Что-то в ее словах меня задевало. Впрочем, если это

отбросить, то надо признать, что она будила во мне какие-то старые воспоминания. Если бы

нас свела более естественная ситуация, мы, наверное, смогли бы неплохо провести время.

Так мне казалось. Однако, какую ситуацию считать естественной? Вообразить ее у меня не

получалось.

-- Времени сколько?

С известным облегчением я встал, взглянул на часы, лежавшие на столе, потом налил

стакан воды и вернулся.

-- Девять.

Она бессильно кивнула, села, прислонившись к стене, и разом осушила стакан.

-- Я вчера много выпила?

-- Прилично. Я бы умер на твоем месте.

-- A я и умираю.

Она закурила, выпустила дым вместе со вздохом и ноожиданно выбросила спичку в

открытое окно, к заливу.