murakami_hroniki_zavodnoy_pticy (Антология Харуки Мураками), страница 2

Читать расхотелось, и я решил погладить рубашки. Я все­гда этим занимаюсь, когда в голове каша. Старая привычка.

9

Операцию эту я строго разбиваю на двенадцать этапов — начи­наю с внутренней стороны воротничка (№ 1) и заканчиваю ман­жетой на левом рукаве (№ 12). Порядок всегда один и тот же, и за глажкой я веду отсчет операций. Иначе толку не будет.

Выгладив три штуки, я проверил, не осталось ли складок, и развесил рубашки. Едва я выключил утюг и убрал его в шкаф вместе с гладильной доской, в голове прояснилось.

Только я зашел на кухню выпить воды, как опять зазвонил телефон. Чуть помедлив, я все-таки решил поднять трубку. Если это та же самая женщина, скажу, что глажу, и на этом конец.

Но это была Кумико. Часы показывали полдвенадцатого.

— Как дела? — спросила она.

— Прекрасно.

— Чем занимаешься?

— Вот гладить закончил.

— Что-нибудь не так? — В ее голосе слышалось чуть замет­ное напряжение: она знала, в каком состоянии я обычно при­нимаюсь гладить.

— Да нет. Просто выгладил несколько рубашек. — Я уселся на стул и переложил трубку в другую руку. — Чего звонишь?

— Ты стихи умеешь писать?

— Стихи? — удивился я и подумал: стихи? Какие еще стихи?

— У меня знакомая в одном журнале... Это журнал для де­вушек. Им нужен человек — отбирать и править стихи, кото­рые присылают в редакцию читательницы. Еще он должен каждый месяц писать короткое стихотворение на титул. За та­кую, ерунду неплохо платят. И занят, конечно, не весь день. Могут подбрасывать еще что-нибудь на редактуру, если...

— Ерунда? — перебил ее я. — Погоди-ка. Мне нужно что-ни­будь юридическое. С чего ты взяла, что я умею править стихи?

— Я думала, ты что-то писал, когда учился в школе.

— Писал, конечно. В стенгазету — какой класс выиграл в футбол или как физик свалился с лестницы и попал в больни­цу. В общем, всякую фигню. Но не стихи. Я не умею писать стихи.

— Но я ведь не о настоящих стихах говорю. Какие-нибудь бредни для школьниц. Никто не требует, чтоб они вошли в

10

литературу. Ты их сможешь сочинять с закрытыми глазами. Понятно?

— Послушай! Я просто не умею писать стихи — ни с откры­тыми глазами, ни с закрытыми. Никогда этим не занимался и не собираюсь, — отрезал я.

— Ладно, — вздохнула жена. — Но ведь по юридической части работу найти трудно.

— Знаю. Потому я и раскинул щупальца во все стороны. Скоро кто-нибудь должен ответить. Если не получится, снова буду соображать.

— Ну, как знаешь. Кстати, какой сегодня день? Я задумался.

— Вторник?

— Тогда, может, сходишь в банк — заплатишь за газ и теле­фон?

— Схожу. Все равно идти надо. Собирался купить что-ни­будь к ужину.

— Что хочешь готовить?

— Еще не знаю. В магазине что-нибудь придумаю.

— Ты подумай хорошенько, — сказала она серьезно. — Не­чего так уж торопиться с работой. Таких слов я никак не ожидал.

— Это почему? — Что сегодня за день такой? Все женщины мира взялись удивлять меня по телефону? — Страховка по без­работице рано или поздно кончится. Не могу же я всю жизнь сидеть без дела.

— Правильно, но мне же повысили зарплату плюс разные подработки, сбережения... Вполне проживем, если не будем транжирить. Тебе надоело сидеть дома и заниматься хозяй­ством? Тебе не нравится?

— Не знаю, — честно ответил я. Я на самом деле не знал.

— Тогда сядь и как следует подумай, — сказала жена. — Кстати, кот вернулся?

Кот. Я совсем забыл про кота.

— Нет. Пока.

— Может, поищешь? Его уже неделю как нет.

Я уклончиво промычал и снова переложил трубку в другую руку.

11

— Почти наверняка шляется где-нибудь у пустого дома в конце дорожки. Там, где во дворе птица стоит. Я его там не­сколько раз видела.

— На дорожке? Когда это ты туда ходила? Раньше ты не говорила...

— Ой-ой! Надо бежать. Много работы. Не забудь про кота.

Раздались короткие гудки. Я снова посмотрел на трубку и положил ее на рычаг.

Интересно, зачем Кумико туда понесло? Наш дом от до­рожки отгораживала стена из бетонных блоков. Лазить через нее не было никакого смысла.

Я сходил на кухню за водой, вышел на веранду — посмот­реть, осталась ли в кошачьей миске еда. Кучка сардин лежала нетронутой с прошлого вечера. Кот не приходил. Я стоял на веранде и глядел на наш маленький сад в лучах раннего лета. Садик не из тех, что успокаивают душу. Солнце задержива­лось там совсем ненадолго, поэтому земля всегда была черной и влажной. Из растений в углу водились лишь два-три кусти­ка блеклых гортензий, а я не очень люблю эти цветы. По со­седству торчало несколько деревьев, и оттуда раздавался ме­ханический крик какой-то птицы, напоминавший скрежет заводимой пружины. Бог знает, что это была за птица и как она выглядела, но Кумико прозвала ее Заводной Птицей. Каж­дый день Заводная Птица прилетала сюда и заводила пружину нашего тихого мирка.

Нужно было идти искать кота. Я всегда любил этих живот­ных — и нашего кота тоже. Но коты живут своей, кошачьей жизнью и притом весьма неглупы. Если кот пропал, значит, решил куда-то наведаться. Устанет, есть захочет и вернется домой. И все же надо пойти поискать его, чтобы Кумико была довольна. Все равно заняться больше нечем.

*

В начале апреля я ушел из юридической фирмы, где прорабо­тал довольно долго. Без особых причин — просто взял и ушел. Нельзя сказать, что работа мне не нравилась. Так, ничего осо­бенного, но платили хорошо, и коллектив нормальный.

12

По правде сказать, в конторе я исполнял роль профессио­нального мальчика на побегушках. Получалось, по-моему, здо­рово. Надо сказать, у меня настоящий талант для выполнения практических обязанностей. Я схватываю все на лету, действую энергично, никогда не жалуюсь. Кроме того, я — реалист. Вот почему, когда я объявил, что хочу уйти, старший компаньон (это было адвокатское бюро типа «Отец и Сын», и он им управ­лял) даже предложил мне небольшую прибавку к жалованью.

Но я все-таки уволился — и не потому, что у меня были какие-то особые надежды или планы. Меньше всего мне хоте­лось, к примеру, снова запереться дома и готовиться к экзаме­ну в коллегию адвокатов. Но оставаться в конторе и продол­жать заниматься тем, чем занимался, я тоже не хотел. Если увольняться, то сейчас, решил я. Останься я на месте, это было бы на всю жизнь. В конце концов, мне уже тридцать.

За ужином я сказал Кумико, что собираюсь уйти с работы.

— Ясно, — только и ответила она и на какое-то время за­молчала, хотя ясно совсем ничего не было. Я тоже помалкивал, пока Кумико не добавила:

— Если ты решил уволиться, значит, так и надо. Это твоя жизнь, и можешь поступать так, как тебе хочется. — Сказав это, она стала выбирать палочками кости из рыбы и склады­вать их на край тарелки.

Жена прилично зарабатывала в журнале о здоровом питании, где была редактором. Кроме того, друзья из других журналов время от времени подбрасывали ей заказы по оформлению — тоже совсем не лишний доход. (В колледже она занималась дизайном и мечтала стать свободным художником-иллюстра­тором.) Вдобавок, уйди я из фирмы, у меня тоже какое-то вре­мя оставались бы деньги из страховки по безработице. То есть, даже если бы я сидел дома на хозяйстве, нам все равно хвати­ло бы на еду, химчистку и другие траты, и наша жизнь мало бы изменилась.

Так я бросил работу.

*

Я загружал в холодильник купленные продукты, когда раздал­ся звонок. На этот раз аппарат трезвонил нетерпеливо и раз-

13

драженно. Я как раз открывал пластиковую упаковку тофу*. Положил ее на стол, зашел в гостиную и снял трубку.

— Ну как? Доел спагетти? — сказала женщина.

— Доел. Но сейчас мне надо идти искать кота.