murakami_hroniki_zavodnoy_pticy (Антология Харуки Мураками), страница 10

— Как вы меня узнали? — полюбопытствовал я. — Галстука в горошек я не нашел, поэтому надел в полоску. Собирался вас искать. Как же вы поняли, что это я?

— Это само собой разумеется, — ответила женщина, поло­жив на стол белую лакированную сумочку, которую держала в руках. Затем сняла красную клеенчатую шляпу и накрыла ею сумочку. У меня было чувство, что она собирается показать мне фокус: поднимет шляпу — а сумочки под ней не окажется.

— Но ведь галстук на мне другой, — возразил я.

— Галстук? — Женщина недоуменно посмотрела на мой гал­стук, будто хотела спросить: «О чем говорит этот человек?» Потом пожала плечами: — Это не имеет значения. Пожалуй­ста, не обращайте внимания.

Ее глаза вызывали странное чувство. В них удивительным образом не хватало глубины. Глаза были красивые, но, каза­лось, ни на что не смотрели. Какие-то плоские, словно стек­лянные. Хотя, конечно, в них было не стекло. Глаза, как и положено, двигались, моргали.

Как она смогла узнать незнакомого человека в переполнен­ном кафе, совершенно непонятно. Почти все места в зале за­няты, среди посетителей — много мужчин моего возраста. Я хотел поинтересоваться, как она умудрилась моментально отыскать меня среди них, но, похоже, лучше было не болтать лишнего.

Женщина поманила пробегавшего с деловым видом офи­цианта и попросила «перье». Официант сообщил, что «перье» нет, и предложил тоник. Чуть подумав, женщина согласилась. Дожидаясь, пока принесут тоник, она не проронила ни слова. Я тоже молчал.

В конце концов, женщина приподняла красную шляпу, от­крыла застежку сумочки и достала футляр для визитных кар­точек из блестящей черной кожи, размером чуть меньше маг­нитофонной кассеты. На нем тоже оказалась застежка. Я впервые видел футляр для визиток с застежкой. Женщина бережно извлекла оттуда карточку и вручила ее мне. Я соби-

47

рался проделать то же самое и уже опустил было руку в кар­ман пиджака, но тут вспомнил, что визиток у меня нет.

Ее карточка была сделана из тонкого пластика, и мне пока­залось, что от нее пахнет благовониями. Я поднес визитку бли­же к носу— запах стал отчетливее. Точно — ладан. На карточ­ке имелась всего одна строчка, мелко набранная черным жирным шрифтом.

Мальта Кано

Мальта?

Я взглянул на оборотную сторону.

Но там больше ничего не было.

Пока я раздумывал о смысле, заключенном в этой карточке, появился официант. Он поставил перед моей собеседницей ста­кан со льдом и наполовину налил в него тоника. В стакане пла­вала вырезанная клинышком долька лимона. Тут же явилась официантка с серебристым кофейником на подносе. Постави­ла передо мной чашку и налила кофе. Затем, как-то украдкой, совсем как человек, навязывающий посетителям храма несчас­тливые «омикудзи»*, подвинула мне счет и удалилась.

— Там ничего не написано, — сообщила мне Мальта Кано. Я все еще рассеянно разглядывал оборотную сторону ее ви­зитки. — Только имя. В телефоне и адресе нет необходимос­ти. Мне никто не звонит. Я всегда звоню сама.

— Разумеется, — откликнулся я. Это невразумительное за­мечание на какое-то время повисло над столом, подобно плы­вущему в небе острову из «Путешествий Гулливера».

Держа стакан обеими руками, она сделала глоток через со­ломинку. Чуть нахмурилась и отодвинула стакан в сторону, будто потеряла к нему всякий интерес.

* Записочки с предсказаниями судьбы, распространяемые в японских синтоистских и буддистских храмах. По традиции многие японцы обраща­ются к богам через «омикудзи» по таким важным поводам, как женитьба, рождение детей, отъезд в путешествие и так далее.

48

— Мальта — не настоящее имя, — сказала Мальта Кано. — Кано — настоящее, а Мальта— рабочий псевдоним. От ост­рова Мальта. Вам приходилось бывать на Мальте, господин Окада?

— Нет. — Я никогда не был на Мальте и в ближайшее вре­мя туда не собирался. Мне даже в голову не приходило ничего подобного. Я знал об этом месте одно — совершенно ужасную джазовую композицию Херба Альперта, которая называлась «Пески Мальты».

— А я была на Мальте. Прожила там три года. На Мальте вода очень плохая. Малопригодная для питья. Впечатление такое, будто пьешь опресненную морскую воду. И хлеб пере­соленный. Не потому, что в него кладут соль, просто в воде, которую используют при выпечке, ее слишком много. Хотя хлеб получается неплохой. Мне нравится мальтийский хлеб.

Я кивал и пил кофе маленькими глотками.

— Так вот, вода на Мальте — просто ужасная, но там есть особенный родник, его вода благотворно влияет на структуру организма. Это особая, можно даже сказать — мистическая вода, которая доступна на острове только в одном месте. Ис­точник находится в горах, и подъем к нему из деревни у под­ножия занимает несколько часов, — продолжала Мальта Кано. — От родника воду уносить нельзя — она сразу теряет свою силу. Чтобы выпить этой воды, надо идти к самому ис­точнику. Упоминания о ней сохранились в хрониках времен крестовых походов. Тогда ее называли живой водой. Пить ее приезжал Аллен Гинзберг. И Кит Ричарде тоже. Я три года жила там, в маленькой деревушке у подножия горы. Выращи­вала овощи, училась ткать. И каждый день ходила к источни­ку пить эту воду. С 1976 по 1979 год. Мне довелось даже целую неделю пить только воду и ничего не есть. Неделю ничего нельзя брать в рот, кроме этой воды. Такое испытание необ­ходимо пройти. Наверное, это можно назвать аскезой. Так очищается тело. Это было просто замечательно. Поэтому, вер­нувшись в Японию, для своей профессиональной деятельнос­ти я выбрала имя Мальта.

— А могу я поинтересоваться: какая у вас профессия?

49

Она покачала головой.

— Строго говоря, это не профессия. Я не беру денег за то, что делаю. Моя функция — консультации. Я беседую с людь­ми о структуре организма. Кроме того, занимаюсь исследова­ниями воды, оказывающей положительное воздействие на структуру организма. С деньгами у меня проблем нет. Я рас­полагаю необходимыми средствами. Мой отец — врач, он вы­делил мне и младшей сестре акции и недвижимость в виде пожизненной ренты. Этими делами ведает мой налоговый бухгалтер. Годовой доход у меня вполне приличный. Кроме того, я написала несколько книг, от которых тоже получила неко­торую сумму. Что же касается моей деятельности, связанной со структурой организма, то я занимаюсь ею совершенно бес­платно. Поэтому на карточке нет ни моего телефона, ни адре­са. Я звоню людям сама.

Я кивнул. Впрочем, движение головы было рефлектор­ным — я абсолютно не представлял, о чем идет речь. По от­дельности слова этой женщины были понятны, однако их об­щий смысл оставался недоступным.

Структура организма?

Аллен Гинзберг?

Я все больше ощущал себя не в своей тарелке. Я не отно­шусь к типу людей, обладающих интуитивным даром, но по­чувствовал, что в воздухе запахло новыми проблемами.

— Извините, пожалуйста, — прервал я ее, — но не могли бы вы объяснить все по порядку? Некоторое время назад я говорил со своей женой. Она сказала только, что мне нужно встретиться с вами по поводу кота. Поэтому, честно говоря, я не совсем понимаю, о чем идет речь. Разве это имеет отноше­ние к нашему коту?

— Имеет. Но прежде, господин Окада, я хотела бы кое-что сообщить вам.

Мальта Кано снова щелкнула замком сумочки и достала белый конверт. В нем оказалась фотография, которую она про­тянула мне со словами: «Моя сестра». То был цветной снимок Двух женщин. Одна — Мальта Кано, опять в шляпе, на сей раз — вязаной, желтого цвета. И шляпа снова ужасающе не

50

гармонировала с остальной одеждой. Ее младшая сестра — а из нашего разговора можно было сделать вывод, что это она, — была в пастельном костюме, похожем на те, что вошли в моду в начале 60-х годов, и подходящей по цвету шляпке. Помнится, раньше такую гамму называли «тоном шербета». Одно можно было сказать наверняка: сестрам нравилось носить шляпы. При­ческа у младшей в точности напоминала ту, что носила Жаклин Кеннеди, когда была женой президента. Лака для волос на нее извели немало. Несмотря на избыток косметики, ее лицо мож­но было назвать красивым. Ей было лет двадцать — двадцать пять. Я вернул фотографию Мальте Кано, она поместила ее об­ратно в конверт, положила в сумочку и защелкнула замок.