Автореферат (Философия русского правосудия генезис и эволюция идей (IX – XIX вв.)), страница 12

Многие идеи расходятся с базиснымиположениями юриспруденции, основанной на юридическом позитивизме, чтовполне объяснимо, учитывая всеобъемлющий философский взгляд на сущностьи природу правосудия. Эти идеи только на первый взгляд представляютсясвоеобразной философско-правовой эклектикой. На самом же деле – ихразнообразие отражает реальную, совокупную общественную мысль тоговремени. Они, в той или иной степени, и составили философию русского32правосудия, реформированного во второй половине XIX века, более того,придали ему гибкость и уникальность.Четвертая глава «Философско-правовой анализ и идей русскогоправосудия» состоит из девяти параграфов.В первом параграфе «Преступление как грех, несчастье и нравственныйвыбор» в результате анализа воззрений русских мыслителей на сущностьпреступления делается вывод о том, что для русской национально-правовойментальности ближе и понятней понимание преступления с позицийрелигиознойфилософии.Преступноедеяниерусскимчеловекомвоспринимается не столько нарушением государственно-императивныхпредписаний, сколько нравственной ошибкой, заблуждением души человека,временно оступившегося, отошедшего от божественных заповедей,перепутавшим добро со злом.

Исходя из религиозно-философской трактовки,преступление-грех совершают все люди. Разница только в том, что одни несутответственность за нарушение внешних законов, а другие, не нарушившиевнешних правил, живут в понимании собственного безнравственного поступкакак преступления, осуждая себя собственным, внутренним судом. Поэтому вРоссии к преступникам всегда относятся по-особенному, понимая глубинутрагедии и желая виновному духовно возродиться через испытание и страдание,памятуя о том, что нельзя зарекаться от тюрьмы, и от сумы, беря таким образоми часть ответственности на себя – «проглядели, не выслушали вовремя, непомогли» и т. п. Отмечается, что современное правосознание в миреформируется, увы, приматом светских нормативных регуляторов в социальныхотношениях, отодвигающих на задворки нравственно-религиозные нормы.Наметившееся в последние годы нравственное оздоровление российскогообщества, «взбунтовавшегося» против европейской дехристианизации, даетнадежду на духовное спасение и процветание Отечества на основе истинногопонимания добра и зла, грешного и праведного, парадигма которых выстраданаи укоренилась за тысячелетнюю русскую историю в понимании и оценкепреступления.Во втором параграфе «Иррациональная сущность вины и судасобственной совести» рассматривается вина как одна из самых незавершенныхкатегорий этико-философского знания, с каким бы подходом мы её нерассматривали–юридизированным,этико-ориентированнымилиметафизическим.

В русском правосудии всегда предпочиталась нравственнаяоценка деяния, когда вина, покаяние были своеобразным «механизмом»нравственной идентичности с обществом, общиной, миром. В философскойантропологии вина определяется как ценностное переживание, самонаказание(раскаяние, искупление) как расплата за несоблюдение безусловного императивадуховной жизни – закона совести. Сама идея русского правосудияформировалась на понимании совести, правды, справедливости. Издревле наРуси под словом «закон» народ чаще понимал не нормативный актгосударственной власти, а нравственно-религиозные заповеди.

В правовомсознании русского народа подлинное правосудие может быть только ссакральным содержанием. Это понимала и власть, поэтому не случайно в конце33XVIII века создается в России Совестный суд, а в XIX веке, после судебнойреформы, сохраняется практика крестьянского правосудия на традиционнойобычно-правовой основе. Правосудие «по совести» может быть оправданным ив том случае, когда вердикты и приговоры не безупречны с позитивистскойточки зрения. Здесь важно достичь компромисса вины, закона и совести, ноглавный критерий легитимности таких судебных решений – покаяниепреступника, поскольку идеи милосердия и всепрощения также составляютоснову философии русского правосудия. Важно, когда судья, присяжныезаседатели, потерпевший увидят в покаявшемся подсудимом не пропащуюпреступную личность, а несчастного человека, оступившегося волею судьбы илисобственного грешного выбора.

Совесть в таком случае помогает одним осознатьсвой грех, а другим проявить милосердие, осуждая или оправдывая.В третьем параграфе «Синкретизм Правды, истины и закона в философиирусского правосудия» обосновывается актуальность феномена соотношенияданных идей, подчеркивается необходимость их исследования с поправкой наразличные мировоззренческие парадигмы в разные периоды развития русскогообщества: от языческого до современного. Показывается приоритетность идеиПравды как аксиологической основы и нравственного идеала русскогоправосудия, духовной потребности, заключающей в себе этико- и теоцентризмрусской правовой культуры.

Если Правда обозначает знание нормативногохарактера, задающее определенную модель действия, должное, то истинауказывает на определенный идеальный порядок, прийти к которому возможнотолько через Правду, выполнив соответствующие долженствования. Инымисловами, Правду и истину можно соотнести как взаимоотношения нормативногои дескриптивного знания. К XIX веку отчетливо проявилась антиномия вправовой жизни России: нормы государственных законов и нормы обычногоправа находились в соприкосновении и укладывались в правосознании народасоответственно как государственное право и общественная традиция. Важнозаметить, что в русской правовой ментальности правосудие всегдапредставлялось истинным и праведным, когда виновный покаялся запреступление-грех, попросил прощения у народа за причиненное тому зло, анарод прощал преступника (не само преступление, а грехопадение человека).

Всовременных условиях для России необходима сбалансированная философияправосудия, без инквизиционных и неолиберальных крайностей: на основезакона, но также с категориями истины и Правды.В четвертом параграфе «Справедливость как наивысшее метафизическоеначало в правосудии» отмечается, что справедливый суд в русском сознанииникогда не укладывался лишь в узкие рамки формального закона;справедливость в суде – это не законы материального благополучия, арелигиозно-нравственная доминанта в правовом поведении, основанном надуховности и вере, наивысшее метафизическое начало, вне воли и желанияиндивида.

Справедливость для русского человека выступала всегданравственной оценкой законности со стороны общества, с внутреннимпониманием того, что приговор по закону еще не означает его справедливойсущности. Собственное понимание добра и зла, справедливого и34несправедливого давало право народу говорить о рассуде – «суд не на осуд, а нарассуд», т. е.

цель правосудия виделась в том, чтобы не столько осудить, сколькорассудить. Иными словами, по-народному, не в наказании цель правосудия, а ввосстановлении нарушенной справедливости, Правды. Идея справедливости врусском правосудии, имея особенный нравственно-религиозный и философскоправовой колорит, актуальна и в наши дни при оценке сущности современногоотечественного правосудия.В пятом параграфе «Идея наказания через искупление вины и страдание»обосновывается и анализируется идея наказания в соотношении с категориями«преступление», «грех». Рассматривается феномен наказания не столько сюридической, сколько с религиозно-философской точки зрения, как суд Божий,возмездие за грехопадение.

Ставится актуальнейший вопрос: должен липреступник страдать, если он осознал свой грех и готов к раскаянию?Отмечается, что, хотя наказание по своей природе антигуманно и ущербно, темне менее, государство обязано наказывать, следуя идее справедливости, чтобывиновный через страдание пришел к раскаянию, а это, по сути, проявленнаячерез страдание и совесть самооценка индивидом своего преступного деяния. Вконтексте искупления вины и страдания анализируется феномен русской каторгии проблема смертной казни. Утверждается, что,лишая человека жизни, мыисключаем возможность выстрадать им и найти путь искупления своей винычерез годы тюремного заключения, лишая тем самым его шанса на духовноеперерождение и спасение. Если виновный, испытав страдания, пройдя черезсамонаказание, раскаялся, то наступает его духовное перерождение, какрезультат душевного потрясения, самоочищения (катарсиса).

Раскаявшегосянеобходимо поддержать, возможно, помиловать или простить, освободить отдальнейших страданий, которые могут иметь обратный результат. Делаетсявывод о недопустимости категоричных суждений как сторонников, так ипротивников смертной казни, апеллирующих к государству принять их позицию.У обеих «сторон» имеются как убедительные, так и уязвимые места, но болееважно – в полемике по смертной казни полно демагогии, абстрактныхрассуждений, эмоциональности и подмены понятий, оторванных от историкофилософского и религиозно-философского контекста суждений, что тольконаносит вред как общественному мнению, так и самой научной проблеме.Автором предлагается оставить открытым вопрос применения смертной казниввиду сложности и многоаспектности проблемы, требующей дальнейшегонаучного исследования, возможно, в иных исторических реалиях.В шестом параграфе «Милость, сострадание и всепрощение вобосновании справедливости правосудия» подчеркивается, что в русскойистории отношение народа к преступнику-грешнику всегда было неоднозначным, сложным: он побуждал у народа двойственность чувств –неприязнь на основе соболезнования жертве и сострадание к самому виновномуввиду «помрачения» состояния его души.

Отсюда – два противоположныхподхода к идее восстановления социальной справедливости. Философскоправовой смысл первого заключается в доктрине отмщения (ни жалости, ниснисхождения), а второго – в непротивлении злу насилием, известного нам как35антиправовой морализм. Несомненно, каждый подход сам по себе естьнеприемлемая крайность; ни тот, ни другой не принимались как абсолютнародным правосознанием, в котором сформировалась «золотая середина» –недопустимо оправдание преступления, но необходимы милость, сострадание краскаявшемуся преступнику и прощение его греха. В вечном искании добра иПравды русский человек чутко воспринимает порочность и несовершенстволюдских проступков, но природная его доброта не позволяет ему бытьзлопамятным.