Диссертация (Рязанский текст в древнерусском летописании XIII-XVI веков), страница 5

С выходом Русского государства в конце XV–XVI веках в пространство европейской политики летопись становится выразительницей строго официальной точки зрения на русскую историю, одновременноутрачивая значение важнейшего государственного документа. Государственныйархив, архив Посольского приказа неуклонно становились конкурентом летописи,которая в связи с этим все больше трансформировалась в художественнолитературное произведение, проникаясь повествовательными приемами, идущими из переводных хронографов. Вскоре московская летопись перестает существовать: из нее выделяется историческое повествование типа Степенной книги, исторические повести и сказания, описи архивного материала. Официальное летописание в Москве уступает место непосредственно документу и исторической беллетристике. Летопись сохраняется в отдельных местностях, но не носит уже официального характера или имеет его лишь отчасти.

В ведении летописей вXVII веке все более и более сказывается частная инициатива и демократическиетенденции, а вместе с ними проникает и стихия фольклора. Таким образом, летопись как жанр, угасая, вернулась в XVII веке к тому же фольклорному источнику,которым пользовалась в начале своего развития [102, с.

419–424].П.П. Толочко, продолжающий разыскания Д.С. Лихачёва и опирающийся наопыт предшественников, уверенно говорил о существовании традиции исторической письменности в X веке, особое внимание уделяя летописным сводам, являющимся, по его мнению, «не начальной стадией летописания, а заключительной,обусловленной необходимостью систематизации и обобщения отдельных сообщений, сказаний, повестей» [174, с. 14]. Развитие патриаршего летописания продолжилось до 80-х годов XVII в., подтверждением служат «Летописец Новый» идругие поздние источники [37, 120].24Особое место в истории изучения летописания всегда занимала личностькнижника.

Так, Е.Л. Конявская указала на роль летописца в восприятии читателями текста: «Читатель и писатель выступают симметричной парой, которой отыскиваются образцы в прошлом, ибо летописец не только рекомендует читать князюперед сном о давних событиях, но и сам называет себя "учащимся" у предшественников» [81, с. 252]. Исследователь также определяла специфику адресата ифункциональную значимость летописных источников: «Адресат летописей ограничен: это князья и высшая знать. Читались и воспринимались летописные текстыпримерно так, как современные исторические произведения: знать прошлое необходимо, чтобы учитывать его уроки и верно понимать происходящее сегодня»[81, с.

254]. Л.В. Левшун отметила своеобразие творческого метода средневекового летописца, связывая его с православным восприятием истории времен русскогосредневековья: «Летописец является своего рода пророком, в служение котороговходит доносить волю творца до народа <…>. Христианский летописец воспринимает и описывает каждое конкретное событие (и всю историю в целом) как момент или период разворачивающегося Домостроительства спасения, что в принципе свойственно всей средневековой христианской культуре» [93, с.

119, 124].О.В. Иванайнен на примере текста «Повести временных лет» рассматривалакнижника в роли повествователя, очевидца и комментатора, определяя,в зависимости от исполняемой функции, используемые им словесные приметы[210].Анализируя историю исследования, генезис и эволюцию летописного делана Руси, нельзя не заметить, что особый пласт в изучении летописания составляют областные литературы.

М.Д. Присёлков, например, продолжив разысканияА.А. Шахматова в области датирования, атрибуции и сопоставления разных летописных сводов и их редакций, наметил источники для восстановления и проблемы изучения южнорусского и московского летописания, летописания РостовоСуздальского края [142, с. 38]. М.X. Алешковский, занимаясь изучением новгородского летописания, остановился на разборе спорных положений в схеме25начального летописания, предложенной А.А. Шахматовым. Исследователь отметил недостаточность аргументации и косвенность обоснования даты написанияпредисловия к Новгородской I летописи младшего извода [26, с. 185]. Новгородское летописание всегда представляло огромный интерес и для текстологов, и дляфилологов.

Изучению отдельных летописей этого цикла, решению вопросов общего и частного характера посвящен ряд исследований [73, 163 и др.]. Продолжают разработку этого направления современные медиевисты. Так, А.Г. Боброванализирует взаимоотношения новгородских летописей и их редакций, отмечаяхарактерные особенности новгородского текста [103]. В отличие от новгородского летописания, преимущественно отстаивавшего местные интересы, московскоевыступало с общерусских позиций, призывая князей к объединению. Исследованием его особенностей занимался Н.К. Гудзий [74]. Решение вопросов сличениябольшинства тверских текстов, выделение Общетверского летописного сводапринадлежит А.Н. Насонову [121, 122]. Он систематизировал факты областногодревнерусского летописания, опираясь не только на тверские, но и на псковскиелетописи [122].

Его разыскания продолжила В.И. Охотникова, которая, сосредоточившись на изучении псковских летописей, анализировала их как литературноисторические памятники, особое внимание уделяла жанровому своеобразию и поэтическим особенностям текста. Ею отмечается тесная связь псковского летописания и «Повести о Довмонте», являющейся вступлением к изложению историиПскова [129]. А.А. Пауткину принадлежит исследование Галицкого летописаниякак памятника литературы Древней Руси.

Работа освещает ряд сложных вопросов,связанных с формами летописного повествования, принципами изображения человека и исторического события в русском летописании (хронологический порядок расположения материала, проблема авторства, архитектурные описания и т.д.)[132].В академической истории литературы анализируются киевский, новгородский, ростовско-суздальский, владимирский и другие областные своды. Особоевнимание уделяется предмету и способу изображения на примере новгородских26летописей [74, с. 301–303], или особенностям политических установок владимирских летописцев [74, с.

304–309], или жанровый состав киевской летописи [74,с. 309–314]. Исследователи отмечают уникальность каждой местной летописи,отразившуюся впоследствии в объединенных московских сводах.Летопись – один из самых древних оригинальных русских жанров.

«Как литературная форма летопись образуется далеко не сразу (не ранее второй четвертиXI века), хотя отдельные записи событий могли восходить и к концу X века» [102,с. 24]. Основополагающими трудами в области теории жанров летописного повествованияД.С. Лихачёваявляются[102],работыИ.П. ЕрёминаА.А. Пауткина[216],[64],В.В. КусковаН.И. Прокофьева[213],[144],Н.В. Трофимовой [220].

Все исследователи рассматривали летопись как объединяющий жанр, включающий в свой состав различные формы повествования. Простейшей повествовательной жанровой единицей была определена погодная запись. Это небольшая по объему и простая по содержанию форма летописного повествования, содержащая констатацию какого-либо исторического факта; ее основные литературные особенности: документальность и предельная краткость;как правило, вводится в повествование традиционной формулой: «Того же лета…», «В то же время …», «В лето 6745 …» и т.п.

В стилистическом отношении погодная запись лишена художественной значимости и эмоциональной выразительности. В зависимости от объема погодные записи классифицируют на краткие ираспространенные (пространные). Краткие лишь называют событие, не уточняяучастников, место действия, обстоятельства происходящего, распространенные,соответственно, детализируют событие, указывая на результат описанного происшествия.И.П. Ерёмин и В.В. Кусков выделяли также и летописное сказание – устноеисторическое предание в литературной переработке летописца, используемое приотсутствии более достоверного материала [64, с. 66]. И.П.

Ерёмин и его последователи выявили летописный рассказ, отражающий реальную действительность,которому свойственна протокольная конкретность описаний, суховатая делови-27тость тона. Литературное своеобразие рассказа состоит в появлении личности автора: его оценки, комментарии, характеристики действующих лиц [64, с. 65–66].Летописная повесть, как и погодная запись, отмечалась всеми исследователями, и все выделяли ее разновидности. И.П. Ерёмин, например, говорил о повести-некрологе, как разновидности летописной повести [64, с. 66].

Н.И. Прокофьевклассифицировал летописные повести на исторические и воинские. Историческаяповесть отражает реальные исторические события, внимание уделяется событиям,а не персонажам; в воинской же объектом повествования является поход, битва,осада города [144, с. 12–15]. В.В. Кусков, считая тождественными воинскую и историческую повесть, говорил о важности воинской повести среди других жанров:«Господствующее положение среди жанров мирской письменности занимает историческая повесть, посвященная выдающимся событиям, связанным с борьбойпротив внешних врагов Руси, злом княжеских усобиц» [213, с. 65–66].Д.С.

Лихачёв в добавление к выявленным жанрам выделил «повести о княжескихпреступлениях» как особую разновидность исторической повести в составе русского летописания XI–XIII веков [102]. Исследователь отметил, что эти повестибыли непосредственно связаны с политической борьбой во времена феодальнойраздробленности, писались «для доказательства нравственной и юридическойсправедливости войны одного князя против другого» [102, с. 66].Н.В. Трофимова дополнила классификацию Н.И. Прокофьева, разделив летописные воинские повести на два типа: информативный и событийный.