Диссертация (Социокультурные риски экономоцентричного общества), страница 10

122].Наиболее ярко данная полимодусная теоретическая позиция представлена в трудахрусскогобогословаиэкономистаС. Н.Булгакова,которыйразработалмеждисциплинарную область исследования – философию хозяйства. Правомочностьсуществования названной исследовательской сферы автор обосновывает тем, что, по егомнению, для понимания экономических процессов и управления ими необходимоиспользовать социокультурный подход, поскольку именно социокультурная сфера, атакже институциональные факторы являются основополагающими для экономическихотношений [84]. Тем самым С. Н.

Булгаков предложил подход, в методологическомплане позволяющий при изучении закономерностей хозяйственно-экономической жизниприменятьболееширокуюпалитруметодовисследования(герменевтических,нормативных и т. д.), что дает возможность достаточно глубоко проникать в сущностьизучаемых явлений.Стоит отметить, что данная исследовательская установка – ориентирующаяся нестолько на узкоспециализированный подход к изучаемому объекту, сколько надисциплинарный синкретизм – на рубеже XX–XXI веков становится особеннопривлекательной для исследователей самых разных научных направлений.

Этовыражается в том, что в гуманитарном знании множится количество исследований,которые при изучении предметов, относящихся к узкой отрасли знания (психология,45экономика, педагогика и т. п.) избирают в качестве методологических посылок дающиепростор для широких обобщений цивилизационный, социокультурный подходы,стремятся привлечь результаты философских изысканий в целом.Тем не менее, сегодня лишь с большой долей условности можно предполагать, чтонаука стоит на пороге «эпохи великого синтеза», предполагающего переориентацию ее спринципадисциплинарнойдифференцированностинапринципцелостногомиропостижения, хотя идеалы «цельного знания» в целом присутствуют в культуре,прежде всего у представителей религиозно крыла русской философии (Г.

С. Сковорода,В. С. Соловьев), и сегодня в той или иной степени они оказываются востребованными успециалистов самых различных направлений.Особенно актуальной проблема гносеологических императивов, ориентирующихсяна целостность и даже синкретизм исследовательских установок, выступает в областиэкономическихнаук.Всилучрезвычайностремительногопроникновенияэкономического дискурса во все сферы общественной жизни, ориентации социума наимперативы экономики, внимание к данной отрасли знания не может не привлекатьспециалистов самого разного профиля. И прежде всего это относится к представителямфилософской науки, назначение которой – дать обобщающее знание, способное решатьвопросы, исходя не просто из узкоэмпирических данных, но на основе видениятеоретических горизонтов, в перспективе которых конкретные факты приобретаютзначение общезначимых событий.Теоретическая экономия (и собственно, экономика как наука) вышла из философии,дополняясь фактами, деталями, сентенциями из хозяйственной практики [298].

Пройдячерез идейное сито эпохи Просвещения, экономическая мысль обрела вид сначалаполитической экономии, а затем экономической теории, наиболее «онаученноенаправление» (Ю. М. Осипов) которой превратилось в эконометрику. В итоге«естественнонаучный,илифизический,илиматериально-механический,илиформально-логический подход к объекту изучения – экономике, хозяйству –окончательно одержал победу над философским подходом, не оставив места не толькометафизике с ее идеализмом и трансцендентностью, но даже и более стройнойдиалектике» [298, с.

12–13].Другими словами, экономическая мысль, сложившаяся в эпоху модерна, взялацеленаправленный курс на формирование представлений о том, что экономика46эмансипирована от культуры. За этим искусно создаваемым проектом, в обеспечениекоторого были вовлечены мощнейшие интеллектуальные силы от экономистов дофилософов,осталосьнезамеченнымтообстоятельство,чтоэкономиканеэмансипируется от культуры в собственном смысле этого слова, но, будучивзаимообусловленной и неразрывно связанной с последней, трансформирует ее.Очевидность данного факта за последнюю сотню лет обнаружила себя настолько явно,что не могла не стать предметом исследовательской рефлексии социогуманитарногоистеблишмента, породить соответствующую терминологию: «технотрансформационнаяцивилизация» (В.

В. Ильин) и т. п.. Тем не менее, глубина и масштаб произошедшихтрансформаций, также как и потенциал формирующего воздействия экономикиотносительно культуры, осознаны еще в недостаточной степени, во многом благодарятому «инженерно-физическому мифу об экономике», о котором говорит действительныйчлен РАЕН Ю. М. Осипов: недостаток экономической теории заключается в том, что она«неустанно воспроизводит в разных вариантах инженерно-физический миф обэкономике, имеющий к этой последней весьма условное отношение» [298, с. 17]. В связисэтимсовременныймирощущаетсяисследователямикак«мир-инкогнито»(Н. Б. Шулевский), закрытый от обнаруживающего действия научно-философскоймысли, вход которой в пространство экономической мысли запрещен тем объективнонаучным статусом, который самопровозгласила экономическая мысль не менее сотни летназад [458].

Данное статусное определение, с одной стороны, вызвало целый рядкризисных явлений, который потрясают собственно саму экономическую теорию уже неменее ста лет, о чем не без озабоченности пишут современные экономисты. С другой,привело к геометрическому росту лакун непознанности в социокультурной сфере,затрудняя анализ зарождающихся и развивающихся феноменов, истоки которыхвосходят к экономическим отношениям.Пытаясь обосновать увеличение неосознанного в социокультурной сфере,связанного с экономическими транзакциями, к примеру, австрийский исследовательФ. Хайек заявил о «принципиальной непознаваемости гуманитарного», «непреодолимыхпределах знания», что вызвало недоуменную критику у ряда российских экономистов[222].Ф.

Хайек, с явной отсылкой к Марксу, формулирует положения, которые условноможно понять как закон убывающей производительности теоретической науки в47общественной сфере. Суть его заключается в том, что чем глубже наука проникает всодержание общественной системы, тем менее достоверными становятся ее знания иполученные выводы, а конкретные рекомендации и предсказания ошибочны [427].Данное обстоятельство не осталось за пределами внимания не только социальныхфилософов, но и стало предметом столкновения мнений в среде экономистов. Хорошоизвестный «спор о методе», развернувшийся в рамках дискуссий немецких экономистовпо поводу предмета, средств и методов решения экономических проблем, разрешилсяоформлением полярных позиций, представленных различными научными школами,одну из которых возглавил Густав Шмоллер, а другую Карл Менгер.Идейные приверженцы названных оппозиционных линий анализа в своемсаморазвитии окончательно укрепились в практически взаимоисключающих мнениях.Первые уверенны в том, что экономические явления не могут рассматриваться без учетагеографических, культурных, социальных, этических, политических, религиозных идругих факторов, во взаимовлиянии которых раскрывается вся полнота социальноэкономическойжизни.Вторыепредпочитаютоперироватьвнеисторичными,индивидуалистичными, универсалистскими схемами, полагая, что экономическиеявления не зависят от окружающих неэкономических факторов.

Они занимаютсяисследованием валютных курсов, процентных ставок, экономического роста и развитияв автономном режиме на основе узкого экономического дискусра, оставляя за пределамисобственных методологических установок необходимость использования иных, вчастности, философских, принципов анализа существующих проблем.Стоит отметить, что философские презумпции были «вынесены за скобки»экономических теоретизирований не без помощи самой философии. Такие течения какпозитивизм (О. Конт, Дж. С. Милль, Г. Спенсер), неопозитивизм (М. Шлик, Р. Карнап,Г.

Рейхенбах),прагматизм (Ч. Пирс,У. Джемс,Дж. Дьюи)ит. п.,вомногомопределявшие «дух» нарождающейся эпохи прошлого столетия, продуцировалимировоззренческие мотивы, которые предполагали прямое воздействие на общественноеи индивидуальное сознания результатов изысканий различных наук (физики, биологии,психологии, в том числе и экономики и т. п.) без посредничества философии. Врезультате, как справедливо отмечает Славой Жижек, жертвой позитивизма стали «непутанные метафизические понятия, а сами факты» [166, с. 99].Несмотря на то, что данная тенденция уже в 20-х–30-х годах XX века была48преодолена, во многом, благодаря трудам представителей «гегельянского марксизма»(Д.

Лукача, М. Хоркхаймера, Т. Адорно), которые на основе работ М. Веберапереинтерпретировали «Капитал» Маркса, перевели его на язык теории овеществления,ставившей проблему производства в прямую зависимость от антропологическойпроблематики, чем в некоторой степени восстановили прерванную связь междуэкономикойифилософией,нежеланиеучитыватьфилософскийдискурсвэкономических теоретизированиях сохраняется и по сей день.