Диссертация (Основные парадигмы концептуализации памяти в философии), страница 12

Поэтикаранневизантийской литературы. М.: “Coda», 1997. С. 205.32Таким образом, мы сопоставляет это введение со всей структурой диалога: запись, а затем чтение рабом полнойзаписи, соответствует уровню ощущений и правильного мнения; сам же прочитанной диалог можно назватьмнением с объяснением, поскольку он вплотную подводит нас к самому знанию, хотя мы понимаем, что слышать ипонимать смысл записанных речей мы можем только потому, что уже обладаем неким знанием, которое позволяетнам превращать мертвые письмена в живые образы Сократа и Теэтета, рассуждающих о знании (сходство Сократаи Теэтета, которое обсуждается в диалоге и оживляет наше восприятие беседующих, в воспоминании о нихусиливается своеобразной экзистенциальной параллелью: мужественный Теэтет, который стремится домойнесмотря на болезнь и тяжелые раны, напоминает приговоренного Сократа, который отказывается спасать своюжизнь бегством из родных Афин).33541.1.3.

Места памятиИтак, как мы предполагаем, начиная с определенного момента, платоновскаяфилософия строго разделяет познание души и действие памяти, которое предстаетнеобходимым, но отнюдь не достаточным условием познания, определяющим недостижение истины, но само вступление души на путь познания, а заодно ипервичный выбор правильного либо ложного направления. Система воспитанияграждан и путь постижения философами-правителями идеи блага, описанные в«Государстве», возможно, отмечают как раз переломный момент в платоновскойфилософии памяти.

Действительно, перечисляя свойства, необходимые длястража и правителя, Сократ говорит о природной памятливости (εἰ μὴ φύσει εἴημνήμων) (487а; немногим раньше сказано, что «забывчивую душу мы никогда неотнесем к числу философских и будем искать ту, у которой хорошая память»(486d, пер. А.Н. Егунова)), но наряду с ней указывает и способность к познанию(εὐμαθής), очевидно, проводя между ними определенное различие. Скорее всего,память мыслится лишь как одно из необходимых условий познания, как стойкостьдуши и твердость убеждений, поскольку, как сказано в другом месте, в стражиотбирается тот, кто способен отстаивать верные воззрения, так что «ниобольщение, ни насилие не заставят его забыть или отбросить мнение, чтонадлежит делать лучшее для государства» (412е).

Забывчивых незаметно для нихсамих обкрадывают словесные доводы; памятливый сохраняет идеологическую инравственную стойкость, на которой держится государство.При этом, превознося памятливых, Платон не высоко оценивает достоверностьвоспоминаний, потому что сразу же после испытаний на стойкость он предлагаетприбегнуть к внушению «благородного вымысла», иначе говоря, лживого мифа отом, что воины на самом деле рождены из земли, «вылепливались и взращивалисьв ее недрах – как сами они, так и их оружие и различное изготовляемое для нихснаряжение» (415d). Подобный миф, конечно, нельзя считать воспоминанием всобственном смысле, да и неважно, думал ли Платон на самом деле создать усвоих стражей псевдо-воспоминания о рождении из земли; куда любопытнее то,что он считает возможным стереть действительные воспоминания и попытаться55внушить как стражам, так и правителям, что «то, как мы их воспитывали ивзращивали, и все, что они пережили и испытали, как бы привиделось им во сне(ὥσπερ ὀνείρατα ἐδόκουν)» (415d).

Стоит напомнить, что в «Меноне»воспоминания раба, пробудившиеся в нем благодаря разговору с Сократом, так жесравнивались со снами, но тогда Сократ настаивал на том, что среди мнений рабанет внушенных извне, и все его ответы – это доподлинные воспоминания.Воспоминания пробуждаются в душе прежде как мнения, а не знания, и в этомможно видеть причину столь низкой их оценки, ведь в государстве ни что так невредит порядку, как призраки блага, ложные мнения относительно закона исправедливости. Платон сравнивает устроителя лучшего государства схудожниками, которые, «взяв, словно доску, государство и нравы людей, сперваочистили бы их, что совсем нелегко. Но, как ты понимаешь, они с самого началаотличались бы от других тем, что не пожелали бы трогать ни частных лиц, нигосударства и не стали бы вводить в государстве законы, пока не получили бы егочистым или сами не сделали бы его таковым» (501а).

Очищая доску, художникстирает прежние начертания, и так же точно правитель стирает память граждан,их историю, мифы, привычки и нравы, оставляя лишь саму воспринимающуюповерхность, то есть природную памятливость, в которую вписывает новыеистины. Знаменитая Линия, разделенная на четыре части в соответствии счетырьмя видами познания, не только не содержит никаких отсылок к памяти, но,по-видимому, полностью отделяет новую модель знания от теории припоминания.При этом переход от рассудочного познания с помощью предпосылок кдиалектике беспредпосылочного знания в точности соответствует задачеочищения души от установленных мнений.

Более того, если предпосылки исоответствуют правильным мнениям и могут быть истолкованы какприпоминание самих по себе идей, они совершенно не пригодны для познания«идей в их взаимном отношении» (511с), то есть для знания, котороепредшествует самим предпосылкам и открывается на самой вершинеумопостигаемого благодаря диалектической способности.56Очищение души от ложных мнений Платон мыслит как «искусство обращения»(518d). Теория анамнесиса позволяла объяснить, как возможен переход от незнания к знанию, допуская тем самым, что ошибка и ложное мнение – эторазновидности не-знания, упорствовать в котором может лишь рабская душа. В«Государстве» мы находим более сложную картину, поскольку вопрос здесь несводится к одному познанию.

Обратить человека, говорит Сократ, «не значитвложить в него способность видеть – она у него уже имеется, но невернонаправлена, и он смотрит не туда, куда надо. Вот здесь-то и надо приложитьсилы» (518d). Ложное мнение направлено «не туда», но тем самым оно неявляется просто ничем, не-знанием, которое может быть снято пробуждениемпамяти; напротив, память бывает под завязку забита ложными мнениями, когдапоэты и мифологи рассказывают о деяниях богов и героев, и пусть их вымыслы невыдерживают философской критики, они не перестают прельщать души граждан.В отличие от этого соблазна ложной памяти «искусство обращения» предполагаетвозможность «отвратиться всей душой ото всего становящегося» (518с), и этозначит, что душа не просто познает бытие, но и совершает выбор в пользу бытия,а не становления, в пользу познания, а не мнения, то есть она прежде всегораспознает саму себя, бытие самой себя, и лишь в отношении этого узнаваниясебя можно говорить о припоминании как о способе обладания собой, то есть отой самой стойкости, которая требуется от стражей и правителей.Знанием себя и, более того, основанием выбора себя память предстает взаключительной, мифологической, части «Государства».

Сократ повествует онекоем Эре из Памфилии, который был убит на войне, но на двенадцатый день,лежа на погребальном костре, вдруг ожил и рассказал о том, как побывал взагробном мире и был затем отпущен к живым, чтобы свидетельствовать обувиденном. Как в «Горгии» и «Федоне», речь в рассказе Эра идет о суде надумершими, в результате которого души несправедливых на тысячу летотправляются в подземный мир, тогда как души справедливых через верхнююрасщелину поднимаются на небо, видимо, для того, чтобы следовать там забогами, как это было описано в «Федре». В конце пути они снова встречаются,57чтобы выбрать новую жизнь, и при этом выборе немалую роль играют ихвоспоминания о предшествующей жизни.

Стэфан Холивел замечает, что врассказе Эра умершие предстают равным образом и бестелесными душами, иузнаваемыми персонами, сохранившими личную память 34, но это противоречиенисколько не смущает Платона, потому что память определяется не толькозавершенным прошлым телесного существования, но и узнаваемыми в настоящемчертами души, оттисками совершённых дел 35 или выбором, направленным кновой жизни.Платон рассказывает, что через все небо и землю тянется луч света,скрепляющий небесный свод, внутри которого располагаются концы всех нитей иподвешенное к ним веретено Ананке, придающее всему вращательное движение(616с). Пропуская описание устройства веретена, его кругов и движений,отметим, что на этих кругах сидят Мойры, дочери Ананки: Лахесис, котораявоспевает прошлое, Клото и Антропос, воспевающие, соответственно, настоящееи будущее.

Души умерших подходят поначалу к Лахесис, то есть прошлому,потому что именно у нее на коленях лежат жребии и образчики (παραδείγματα)будущих жизней (617cd). Таким образом, то, чему только предстоит случиться,определено прошлым, однако остается возможность выбрать из многих образцовименно ту жизнь, которую душа сочтет наилучшей. Только выбор окончательнопредопределяет будущее, и поэтому прошлое оказывается в равной мере деломличной свободы и плодом беспощадной необходимости.

Мы видим, далее, чтовыбор требует некого рассуждения, которое должно опираться не только назнание прекрасного, благородного или справедливого самих по себе, но и напонимание того, как они проявляют себя в частной и государственной жизни, всочетании с бедностью и богатством, силой или слабостью и т.д. В этом случаедушам трудно опереться на что-либо, помимо памяти и прошлого опыта, и вотпочему хорошие, но как бы поверхностные души (хорошие скорее по привычке,34Halliwell Stephen. The Life-and-Death Journey of the Soul: Myth of Er. The Cambridge Companion to Plato's Republic.Edited by G.R.F. Ferrari.

Cambridge University Press. Р. 462. Как мы видели выше, то же верно и в отношении«Федона».35Еще в «Горгии» говорилось о «рубцах ложных клятв и несправедливых поступков» (525а).58чем по сути), могут выбрать блестящую участь тирана, не озаботившись получшерассмотреть чудовищные последствия этого выбора (619с), тогда какмногоопытная душа Одиссея старательно разыскивает самую простую ибесхитростную жизнь, вспоминая об испытаниях, выпавших на ее долю впрошлом (620с).После выбора, совершенного душой, ее подводят к Клото, которая утверждаетизбранную участь, а затем ведут к пряже Антропос, что «делает нити жизнинеизменными» (620е).

Таким образом, Платон решает апорию справедливости ирока, свободы и необходимости, показывая, что в трагедии тирана, как и втрагедии Эдипа, не боги являются виновниками преступлений, но преступленияоказываются следствиями рокового выбора, своего рода памятью совершённого,в которой проявляется и уже проявилось подлинное качество души, ее стойкостьили слабость, способность к обращению или беззаботность и расположенность кзабвению и потери себя. В заключении речь заходит об испытании знойнойравниной Леты. Добравшись до реки Амелет (Ἀμέλητα) несдержанные долго немогут утолить жажду, забывая тем больше, чем больше они пьют, тогда каксдержанные души пьют меньше, сохраняя тем самым следы пережитого каксемена знания для новой жизни.