Диссертация (Антропология предела и стратегии формирования субъективности), страница 12

Жалуясь на свое безверие, Бодлер104Derrida J. Poetics and Politics of Witnessing // Sovereignties in Question: the Poetics ofPaul Celan. − New-York: Fordham University Press, 2005. P. 66.54продолжает тосковать о свидетеле и о судье: «Всем своим сердцем я желаю…верить в то, что некое потустороннее и незримое существо с участиемотносится к моей судьбе. Но как сделать так, чтобы в это поверить?».105Более того, Ж.-П.

Сартр при этом обращает внимание на то, что художникохотно соглашается на своѐ осуждение, выбирает для себя «роль обвиняемого».Требование поэта для себя свидетеля и судьи есть требование к себевнимания, видения переступания пределов и расширения границ дозволенного.Как точно отмечает И.А. Кребель «Poiesis возвращает культуре ее подлиннуютелеологию: вызвать соучастие, инициировать и интенсифицировать эмоциюграни,предела,обострятьиусиливатьощущениенеоднозначностиустоявшегося монументального порядка и фиксирующего его языка, и,напротив, однозначности, императивности того, что определяет человеческое,но человеческому не принадлежит».106 Свидетельство «интенсификациипредела» обрекает поэта на изгнание, вводит в число «проклятых поэтов».Далее,расширениехудожественногоопытамодернаусиливаетзначимость свидетельства и потребность художника его зафиксировать, датьему свое место в эстетическом опыте — в итоге обозначена возможностьсамогопроизведениябытьсвидетельством.Последнееоказываетсясимволически удостоверено: маркированы сходящиеся в акте личностногосвидетельствования противоположные смыслы, образованы репрезентативныелакуны.В плане философской антропологии фигура свидетеля при переходек модерну вселяет чувство подозрения, поэтому представлена с принципиальнодвойственной позиции: внутри письма-свидетельства герои выражают протестпротив свидетеля как источника выносимого о них окончательного суждения.Наряду с открытием феноменов «маленького человека», «человека подполья»,105Сартр Ж.-П.

Бодлер / Пер., примеч., вступ. ст. Г.К. Косикова. – М., 2004. С. 35.Кребель И.А. Территория предела. Эстетика мысли русского модерна. – М.:Канон+РООИ «Реабилитация», 2011. С. 74.10655«идиота»художественныемирыФ.М. Достоевскогозаселеныгероями,не желающими быть засвидетельствованными. Значима речь самих героев,которые не умещаются в тесных для них правилах осуществления показаний(«Свидетель, ваши слова непонятны и невозможны <...> Чем вы можетеподтвердить такое признание?.. То-то и есть, что не имею свидетелей»).107Готовность героев к преображению отчетливо ясна в тот момент, когда никтоне может о них вынести суждение.

Так, в романе «Преступление и наказание»последняя сцена романа оставляет героев – Сонечку и Раскольникова –сокрытыми от опосредующего взгляда: «Они были одни, их никто не видел.Конвойный на ту пору отворотился».108 Но автор выступает художникомсвидетелем, видит героев в их возвращении к началу времени (временаАвраамовы), когда никто героев не мог бы увидеть – тем самым представляетсокрытое.ТипхудожественногомышленияФ.М. ДостоевскогоМ.М. Бахтинобозначает термином полифония, то есть многоголосие. Герои Достоевскогоявляют себя через полновесное и незавершенное слово, совершают поступки,оставляющиеправона раскаяние,преображение,объяснение.Авторхудожественного произведения отказывается от позиции героя-свидетеляи представляетКомпозиционноеголосгероямпостроениекак«носителямромановполновесногосогласуетсяслова».с настойчивовоспроизводимым сюжетом об отсутствии свидетеля-монологиста и обращает кпоявлению свидетеля-диалогиста, который в романе проявляется через отказавтора от абсолютной позиции.Опасение перед абсолютной позицией свидетеля представлено также втворчестве Ф.

Ницше. В рамках концепции воли к власти мыслитель требует отчеловека преодоления самого себя. В этой ситуации философ настаивает на107Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы / Собр. соч.: В 10 тт. Т. 10 / Под ред.Е. Жезлова. – М: Государственное издательство художественной литературы, 1957. С. 226.108Достоевский Ф.М. Преступление и наказание / Собр. соч.: В 10 тт. Т. 5 / Под ред.Е. Жезлова.

– М: Государственное издательство художественной литературы, 1957. С. 572.56уходе от взгляда свидетеля того существа, кто хочет стать сверх-человеком:«Есть ли в вас мужество, о братья мои? Есть ли сердце в вас? Не мужествоперед свидетелями, а мужество отшельника и орла, на которое уже не смотритдаже Бог?».109При утверждении фигуры сверх-человека философ свидетельствует осовременности. Так, по мысли Ж. Делеза, Ницше выступает в качестветолкователя, т.е. как «физиолог или врачеватель, тот, кто наблюдает феноменыкак симптомы и говорит афоризмами» и в качестве ценителя-художника.110Оценивающая позиция Ницше возникает из свидетельства торжества «рабов» и«слабых».111 При констатации угасания волевых проявлений мыслительвыносит (о)суждение тому, чему свидетелем он стал и предлагает своюперспективу.Осуждение Ницше происходящих процессов определятфилософа опыта свидетеля.

Отрицание мыслителемзначимость длянеобходимости бытьувиденным указывает на опасение у истоков модерна – опасение перед фигуройсвидетеля, позиция которого может быть абсолютизирована. Философтолкователь для того, чтобы иметь право свидетельствовать, должен бытьхудожником,утверждатьзасвидетельствовано.своюперспективуисходяизтого,чтоТак Ницше вслед за Достоевским показывает, чтоосуществление свидетельства имеет право быть, только если становитсяусловием и компонентом лишенного абсолютной позиции художественноговзгляда.При дальнейшем исследовании в модерне смысловой фигуры художникакак свидетеля обращает на себя внимание его отказ предписывать вещам иявлениям символический порядок.

Позиция субъекта, полагающего устойчивый109Ницше Ф. Так говорил Заратустра / Соч.: В 2-х тт. Т. 2 / Сост., ред., автор прим.К.А. Свасьян. – М.: Мысль, 1990. С. 207.110Делез Ж. Ницше / Пер. с фр., послесл. и коммент. С.Л. Фокина. – СПб.: Аксиома,Кольна, 1997.

С. 26-27.111Там же. С. 37-40.57символический порядок, в таком случае разрушается. На его месте возникаетвоображаемый мир, соотнесенный с распадением устойчивых ценностносмысловых ориентаций. Позиция художника как свидетеля при встрече сфеноменами есть позиция децентрации субъекта.Кто такой художник-свидетель?В работе «О «вечно бабьем» в русской душе» Н.А. Бердяев пишет, чтоВ.В. Розанов «совершенно лишѐн всякой мужественности духа, всякойактивной силы сопротивления стихиям ветра, всякой внутренней свободы <…>Такой склад природы принуждает Розанова всегда преклоняться перед фактом,силой и историей».112 То, что вызывает резкую критику Н.А. Бердяева, можнообозначитькак переходот устойчивойпозициик ее слому,чтоестьу В.В. Розанова.

Письмо мыслителя выстраивается как заметки, попутныевысказывания,корректирующиеи направляющиефилософскуюмысль.Творчество формируется в согласии, в следовании ландшафту, быту, телу. Тот,ктоформируета допускаетсломсмыслы,не пренебрегаетустойчивоговзглядадвойственностьюв актесвидетельствасуждений,близкогои повседневного. Более того, Розанов снова и снова направляет свое письмок труднейшим вопросам пола, религии, семьи, творчества.Письмо-свидетельствоВ.В. Розановапоказывает,что творческаясубъективность мыслителя детерминирована встречей с феноменами, окоторыхчрезвычайнотрудносвидетельствовать:связьхудожникас неизведанным ведет к отказу от исходной центральной позиции, котораянаделяет субъекта правом соизмерять мир с собой, противополагать его себе иделать объектом познания.

Уход мыслителя от центральной позиции есть ответна требование самого письма – чтобы свидетельствовать, необходимо увидетьсамодостаточность феномена, дать голос самим вещам, явлениям, процессам.112Бердяев Н.А. О «вечно бабьем» в русской душе / В.В. Розанов: pro et contra. Т. 2. –СПб.: Изд-во РХГИ, 1995. С. 42.58Именно в акте свидетельствования может быть раскрыта самодостаточностьфеномена и обозначена соответствующая конфигурация символического.Именно проблема природы и структуры символического представленияоказывается в центре формирования эстетического: происходит его выходв сферу деструкции художественной формы.

Решающими становятся сомнениеи личностное усилие ответа на вопрос – как обозначить предстающий в актесвидетельствования образ мира, задать развѐртку письма? Вопрошание и поисквозможности представления нового устроения мира связывают воедино актсвидетельствованияи актэстетическогопоименования.С философско-антропологической позиции необходимо отметить, что границы репрезентацииоткрывают путь к поиску новых форм субъективности.

В целом происходитобъединение стратегий представленияи выражения приформированиисимволического и его проекций на место человека в мире.Одним из значимых факторов сборки творческой субъективностив письме модерна является фигура художника-провозвестника. Прояснениеобраза мира в акте свидетельствования выражает способность художника бытьего вестником.При обращениикфигурехудожника-провозвестника,необходимо отметить, что в силу особого сцепления творчества художникаи опытасвидетелямодернобозначаетздесьпринципиальноеотличиедля классическойрусскойот констант классического письма.Фигурапророка,предельнозначимаялитературы, возвещает о неправедности и трагедии жизни, при этом говорито наступлении последующей справедливости, о воздаянии и о возможностипреображения. Явленная катастрофа оказывается соотнесенной с праведныммиром, в котором действуют абсолютные ценности: «Но есть и Божий суд,наперсники разврата! / Есть грозный Судия: Он ждет; / Он не доступен звонузлата» (М.Ю. Лермонтов).