Текст автореферата (Столица государства как политический институт типы и функции), страница 12

В таком случаестолица является одновременно и центром государства, и центром одного из егорегионов. Например, Рим – одновременно столица Италии и области Лацио, Берн– одновременно столица Швейцарии и кантона Берн.2.Столичная территория – часть региона государства. В этой ситуациистолица государства, являясь центром государства, не является центром региона,в котором расположена.

Так, Амстердам не является центром провинцииСеверная Голландия, в которой он расположен. Наиболее парадоксальнаяситуация сложилась в Канаде, где часть органов государственной властирасположена в официальной столице Оттаве, входящей в состав провинцииОнтарио с центром в Торонто, а часть – на другом берегу реки в районе Халлгорода Гатино, входящим в состав провинции Квебек с центром в городе Квебек.3.Столичная территория – город прямого подчинения. При такоймодели город, исполняющий функции столицы, становится самостоятельнымрегионом: либо равноправным с другими территориальными единицамигосударства (Москва, Берлин), либо выделяющимся автономным статусом нафоне остальных регионов (Джакарта).4.Столичная территория – федеральная территория. Следуяобозначенной модели, столица оказывается в составе территории с пониженным41статусом, напрямую управляемой федеральным центром.

Примерами такихтерриторий являются округ Колумбия в США, а также столичные территории вАвстралии, Индии, Малайзии, Нигерии, Пакистане, а также во всехлатиноамериканских федерациях.Как мы видим, модели управления столичными территориямиразличаются по двум параметрам: выделение или не выделение столицы вотдельный регион и наделению региона, в котором расположена столица,повышенным, равноправным или пониженным статусом по отношению к другимтерриториальным единицам государства. Примера столичной территории –центра особого автономного региона государства на современной политическойкарте мира нет.Четвертая глава «Эмпирическое исследование столиц без актуальнойгосударственности» описывает опыт полевых исследований с когнитивнымкартографированием столиц без актуальной государственности: бывшейстолицы (Старая Ладога), столицы исчезнувшего государства (Касимов) истолицы выдуманного государства (Мышкин), дипломатической столицы(Вологда) и запасной столицы (Самары).

Сравнительный анализ кейсовпозволяет определить, насколько отсутствие государственных институтоввлияет на память о столичности. Исследования позволяют выявить механизмыконструирования образа столицы как символической репрезентации нации.Как было показано выше, понятие «столичность» несет в себесущественную смысловую нагрузку и не является окончательносформированным и устоявшимся в академическом дискурсе. В последнее времяпоявляются исследования, акцентирующие свое внимание не наинституциональном наполнении термина «столичность» (место расположенияорганов государственной власти), а на символическом.Параграф 4.1.

«Полевые исследования столиц без актуальнойгосударственности:опытвключенногонаблюдения»описываетэмпирическое исследование в российских городах, которые произвольно илиосознанно вовлечены в мифостроительство о своем уникальном положении вкультурно-географическом пространстве России. Полевые исследования былиориентированы на когнитивное картографирование памяти столиц безактуальной государственности (stateless), т.е. тех, в которых сегодня нет ниинституционального оформления государственности, ни его внешнегопризнания, и которые, тем не менее, наделяются соответствующимсимволическим статусом в локальных дискурсах и практиках. Объектами нашегоизучения стали: бывшая столица (Старая Ладога), столица исчезнувшегогосударства (Касимов), столица выдуманного государства (Мышкин),дипломатическая столица (Вологда) и запасная столица (Самара).

Выбор пал на42малые и средние города, которые по-своему интерпретируют, используют икультивируют концепцию «столичности». При этом во всех пяти случаях нет ине было институциональной основы столичности и анализу может бытьподвержена только символическая сторона этого концепта.Сравнительный анализ кейсов позволяет определить, насколькоотсутствие государственных институтов влияет на память о столичности.Исследования позволяют выявить механизмы конструирования образа столицыкак символической репрезентации нации.

В главе проводится деконструкциясимволического капитала каждого из типов столиц и определяется, что каждыйиз них значит для государственного строительства. Исследование позволяетсделать вывод о том, что память о столичности влияет на идентичность людейне только, когда город перестал быть столицей, но и когда данное государстводавно исчезло или является выдуманным, что подтверждает важное значениесимволического в концепте столичности.Чем дальше в вопросах мы отходим от прямых ассоциаций состоличностью, тем более широко представленными мы находим их в сознаниижителей.

По всей видимости, память о столичности живет на подсознательномуровне, плохо артикулируется, однако хорошо выражается на образном уровне.Случаи Старой Ладоги, Мышкина и Касимова доказывают наличиесконструированной «столичности» на уровне сознания жителей, что, в своюочередь, формирует их пространственную идентичность. По итогампроведенных экспедиций приходится констатировать, на первый взгляд,парадоксальный факт, что в Касимове, бывшей исторической столицеКасимовского ханства, наименее осознанно и явно выражен нарратив о«столичности», в то время как в Мышкине, который никогда в истории не былкаким-либо центром и никогда на это и не претендовал, данный дискурс вписанв воображаемое Мышиное царство со своей «историей» и символами«государственной власти». Вполне возможно, что данный феномен напрямуюобъясняется поддержкой со стороны официальных властей в деле внедрения вмассовое сознание нарратива о «столичности» с целью усиления туристическойпривлекательности города.

Кроме того, концепт «столичности» более органичновоспринимается именно в Мышкине по сравнению со Старой Ладогой иКасимовым, поскольку, согласно результатам социологического опроса, именнов Мышкине наименьший процент жителей остается недовольным последствиямипривлечения туристов за счет культивирования у себя «столичности».Следовательно, можно утверждать, что для формирования «столичности»необязательно обладать историческими предпосылками для этого, и что однойиз основных задач является наделение самого пространства символическимсмыслом.43Параграф 4.2.

«Сравнительное когнитивное картографированиестолиц без актуальной государственности» сопоставляет когнитивные картыофициального и неофициального нарратива, что позволяет автору окончательносформулировать вывод, который был сделан на полевом этапе и в ходесоциологических опросов. Механизмы формирования столичного нарратива вовсех трех случаях оказались разными: в Старой Ладоге это был изначальноофициальный дискурс, воспринятый населением, в Мышкине народный дискурс,наоборот, оказался затем востребован официальной властью. Концептуальныекарты профессионального и непрофессионального нарратива (в Старой Ладоге иМышкине) не отражают значимых различий.

Наконец, в Касимове нарратив неподдерживается властью и распространен только в узких сегментах общества —среди татарской общины и городской интеллигенции. Так, концептуальнаяреспондентская карта Касимова оказалась намного богаче профессиональной.Если профессиональный дискурс явно отделял историю (особенно татарскую) отсовременной жизни города, то респонденты соединяли элементы пространства сфактами истории в единую пространственно-временную ткань нарратива города.На втором этапе полученные деконструированные карты были сравнены свыведенными концептограммами.

В результате такого когнитивногокартирования выяснилось, что элементы городского пространства в сознаниисоединены в определенные слои. Хотя пространство непрерывно, в сознании онофрагментировано на отдельные пласты, и человек мыслит элементы одногопласта единым комплексом функциональных связей и, перемещаясь впространстве, на самом деле каждый раз находится в каком-то одном и том жепласте, не выделяя в сознании находящиеся рядом элементы другого пласта.Однако, как оказалось, во-первых, не все элементы пространстваоказываются вписанными для трех исследуемых городов в один из устойчивыхслоев, а во-вторых, между некоторыми из них возникают дополнительные связи,которые выделяются из структуры связей данного слоя.

Мы решили выделитьданные элементы и сформированные ими связи в отдельный слой. В каждомслучае у такого слоя оказалось узловое ядро — в Старой Ладоге – крепость инарратив в варягах, в Мышкине — Музей мыши, Мышиные палаты и нарративо Мышином царстве, в Касимове — татарская слобода и нарратив о Касимовскомханстве.

Таким образом, возник отдельный пласт ментального пространства,который в каждом из исследуемых городов оказался связан с идеей столичности.Возвращаяськизначальновыдвинутойтеорииволнгеохронополитических трансформаций мы попытались реконструироватьпроцесс формирования такого слоя. Согласно нашей теоретической модели, напервом этапе — неосознанной субъективизации — из элементов локальнойидентичности формируется миф об исключительности локации (этот процесс44характерен почти для любого населенного пункта). Такой миф обисключительности на втором этапе — осознанной субъективизации — в рядеслучаев порождает нарратив о государственности. В формируемой политиистолица играет роль идеатипического образа этого государства, его символа иорганизующего начала.

На третьем этапе — осознанной объективизации —нарратив о столичности переходит в коллективное бессознательное за счет того,что трансформирует социальные практики, создавая в пространстве отдельный«столичный» слой. Наконец, на четвертом этапе — неосознаннойобъективизации — должна была произойти институционализация государства истолицы, что не произошло вследствие изначальной сувереннойнеполноценности исследовавшихся кейсов.В случае Старой Ладоги на первом этапе (неосознанной субъективизации)древняя крепость на важных торговых путях сформировала представления обисключительности локации. На втором этапе (осознанной субъективизации)стали формироваться независимые мифы о Рюрике и Олеге в их связи с Ладогойи государствообразующей функции крепости и монатырей.

На этом этапеполитический актор (по-видимому, во времена Петра I) создал комплексныйнарратив об истоках государственности Руси с северо-запада и ключевомзначении Старой Ладоги для этого. Наконец, на третьем этапе (осознаннойобъективизации) пространство Старой Ладоги трансформируется под силойданного нарратива, меняется роль крепости, возникает старейшая улица России,памятники Рюрику и сопки Олега — все эти элементы связываются в единыйкомплекс «столичного» пласта Старой Ладоги. В случае если, например, данныйнарратив оказался бы институционлизирован (скажем, роль Ладоги была быпрописана в конституции или была бы введена процедура присяги президенталибо коронации в Ладоге, как в первой столице) процесс перешел бы начетвертую стадию — неосознанной объективизации.В случае Мышкина на первом этапе название города и его герб сталиосновой слабого мифа о мышиной идентичности, который существенно уступалпо силе купеческому или лоцмановскому.