Диссертация (Эго-документы русской эмиграции XX века - на материале публикаций журнала «Возрождение» (Париж, 1949–1974)), страница 3

Тогда жепоявляются образцы синтетических жанровых форм (произведения С. М.Степняк-Кравчинского, Н. Г. Чернышевского и др.). В конце XIX века вэнциклопедии Ф. Брокгауза и И. Эфрона публикуется первая словарная статья,посвященная тенденциям развития жанра, и предлагается деление мемуаров навоенные, «мирные», дворцовые, бытовые, писательские.Но уже в первой половине XX века в русской и западноевропейскойлитературе происходят процессы, приведшие к тому, что мемуаристика теряетчерты относительной определенности, которые были характерны для нее еще впрошлом веке, хотя именно в эту эпоху происходит разрушение классическойжанровойсистемы,чтоприводиткструктурнымисодержательнымизменениям в жанрах документальной прозы. Происходит их частичноеслияние с художественными жанрами 29 , а также при внесении политическиокрашенных моментов — слияние с публицистикой 30 . Есть мнение, чтодокументальная проза рубежа XVIII и XIX веков явилась толчком к появлениюпсихологического романа, а тот, в свою очередь оказал влияние на интересписателей и поэтов рубежа веков к литературе мемуаров, автобиографий,2930См.: Бронская Л.

И. Концепция личности в автобиографической прозе русского зарубежья: И. С. Шмелев,Б. К. Зайцев, М. А. Осоргин. Дисс. ... докт. филол. наук. Ставрополь, 2001. С. 54.См.: Анисимов К. В. Книга И. А. Бунина «Воспоминания» как цикл: опыт реконструкцииавтобиографического сюжета // Критика и семиотика. Вып. 15. М.

2011. С. 144.12воспоминаний 31 . Позволим себе несколько усомниться в этом утверждении,поскольку, с одной стороны, русские мемуары указанного периода иные посвоейсути,аво-вторых,потому,чтопервыеобразцырусскогопсихологического романа, прежде всего, многим обязаны романтическойлитературе (в том числе, западноевропейской).В то же время на протяжении последующего ХХ века мемуаристикастановится предметом постоянного внимания исследователей в России ипрактическикаждоезначительноепроизведениерецензируетсявпериодической печати. В начале 1930-х годов входит в обиход понятие«исповедальности» мемуаров 32 , а в 1948 году начинает выходить серия«Литературные мемуары».

К концу 1970-х годов мемуары писателейвыделяются большинством исследователей как самостоятельное жанровоеобразование. Одновременно обозначаются отдельные этапы развития жанра.Однако исторические обстоятельства обусловили прекращение публикаторскойдеятельности в области современной мемуаристики на длительный срок.По мнению видного блоковеда и знатока литературы Д. Е.

Максимова,автобиографическая традиция, определившаяся в литературе XIX века, сталаприобретать новый рисунок, новое значение в литературе Серебряного века.«Одну из специфических черт мемуарно-автобиографической прозы новоговремениБлокопределилкакответственностьпередпоследующимипоколениями: не просто осмыслить происходящее с отдельной личностью, вмельчайших проявлениях жизни и переживаниях, но определить место, какоезанимает эта личность — может самая незначительная и обыкновенная — вмироздании, во времени, возможно, великом и судьбоносном, в человечестве»33.313233См.: Бронская Л.

И. Указ. соч. С. 58.См.: Яковлева Н. «Человеческий документ»: история одного понятия. Хельсинки, 2012. С. 131-132.Максимов Д. Поэзия и проза Ал. Блока. Л., 1975. С. 17-18. Цит. по: Бронская Л. И. Указ. соч. С. 61.13Ключевойфакторлюбогородамемуаристики–степеньеесубъективности. Отсюда проистекает основная задача источниковедческогоанализа мемуарной литературы – установление достоверности фактов, которыемогут быть использованы в исторических исследованиях. Для литературоведаже субъективность – один из признаков, свойств жанра мемуарной литературы,придающих ему особую ценность. Через субъективность понимается авторскоеотношение к эпохе, характеризуется дух времени, передаваемый мемуаристом.Факты, изложенные на страницах воспоминаний, не всегда возможносопоставить с историческими документами, поэтому они сами по себеуникальны и проверяемы только степенью правдоподобия.

В случае, когдасопоставить факты невозможно, на историческое событие нужно смотреть«глазамидокумента» и«глазамимемуариста».Ведь«…субъективноепоказание не значит показание, лишенное объективной информации»34.В свою очередь, историк В. С. Голубцов доказывает, что субъективностьи пристрастность мемуариста может проявляться двояко: как первоначальныенаблюдения участника или современника событий, ограниченные во времени ипространстве и осмысленные не до конца, и как более длительное ивсестороннее осмысление фактов по прошествии определённого времени 35. Вто же время Л.

Левицкий, не полемизируя с мнением, что с фактами «надообращаться честно и бережно, в мемуарах они должны выглядеть точно так же,как они выглядели в действительности»36, всё же утверждает, что «природа ифункция факта в мемуарах и – даже шире – в литературе представляются однойиз самых сложных проблем» 37 . Исследователь С. С.

Минц полагает, что34353637Обязанности свидетеля, права художника (Обсуждаем проблемы мемуарной литературы) // Вопросылитературы. 1974. № 4. С. 110.См.: Голубцов В. С. К вопросу о научных принципах переиздания мемуарной литературы //Источниковедение истории советского общества. М., 1968. Вып. 2. С. 367-388.Обязанности свидетеля, права художника (Обсуждаем проблемы мемуарной литературы) // Вопросылитературы. 1974. № 4. С. 102-103.Там же.14действительность отражается в источниках мемуарного характера через призмувосприятия мемуариста, а система индивидуального восприятия обусловленавсей системой общественных отношений, особенностями культуры в широкомсмысле этого понятия и индивидуальными особенностями индивида, добавиммы от себя.

И таким образом, «мемуарные источники всегда отображают сбольшей или меньшей степенью адекватности те межличностные отношения,участником которых является автор, показывают степень осознанностиобщественных отношений отдельным индивидом и обществом в целом» 38 .Литературовед И. О. Шайтанов защищает мемуаристов, обосновывая это тем,что «мемуарист ручается только за то, что именно так вспомнилось. И полагает,что так было. В такой впечатлительности есть своя угроза если не прямогоискажения фактов, то как бы ухода от событий, которые память не возрождает,а заслоняет независимым или слабо зависимым от них впечатлением»39. С нимсоглашается Н.

Н. Кознова, отмечая, что «борьба мемуариста за точностьвоспроизведения — это борьба с собственной памятью, а вернее, с забвением»40.А. Г. Тартаковский полагал, что право автора на субъективность(авторскоевидениеиосмыслениесобытий)являетсятипологическимпризнаком любых мемуаров 41 . В этом он близок тому, как предполагаетсяизучать мемуары в настоящем исследовании, т.

е. привлекая весь корпусмемуарных текстов, а не только лишь писательских воспоминаний. По его жемнению, авторская субъективность предстает неотъемлемой чертой любыхмемуаров, единственно доступным им средством постижения объективной38394041Минц С. С. Об особенностях эволюции источников мемуарного характера. К постановке проблемы //История СССР. 1979. № 6. С. 60.Шайтанов И. «Непроявленный жанр», или Заметки о мемуарной форме // Вопросы литературы. 1979.

№ 2.С. 67.Кознова Н. Н. Мемуары русс. писателей-эмигрантов первой волны: концепции истории и типология формповествования. Дисс. … докт. филол. наук. М., 2011. С. 388.Тартаковский А. Г. Русская мемуаристика XVIII – первой половины XIX вв. От рукописи к книге. М.: Наука,1991. С. 3.15картины прошлого42. При этом, по мнению Н. Н.

Козновой, «один и тот же фактрассматривается мемуаристами-современниками с разных мировоззренческих иидеологических позиций, но при этом не перестает оставаться достовернымфактом действительности» 43 . Ведь «спорное и недостоверное в мемуарах —результат не столько умышленного искажения, сколько итог несовершеннойработы памяти» 44 . О том же пишет Л.

Я. Гинзбург, объясняя недостоверноеособенностями человеческого восприятия45.Для мемуаров характерно смешение художественного и документального,а впоследствии, в XX веке, и смещение от художественного к документальномуполюсу. Об этом совершенно точно пишет исследовательница Е. Г. Местергази,когда утверждает, что, едва вступив в свои права, XX век «исторгнул человекаиз круга всего ему привычного, устойчивого и как бы само собойразумеющегося и одновременно вверг его в пучину доселе немыслимыхстраданий, лишений и бед, сами меры человеческого подвига и паденияоказались вдруг за гранью всех возможных представлений о них.

Такдействительность неожиданно оказалась фантастичнее вымысла, а факты –красноречивее слов <…> (хотелось бы обратить на это высказывание особоевнимание. — А. К.). Реальность XX века оказалась такова, что сказать правду оней стало сверхзадачей писателя (и не только профессионального писателя,добавили бы мы. — А. К.), решить ее только привычными художественнымисредствами дано на поверку немногим, большинству же на помощь приходитименно документ»46. О том же рассуждал еще в 1957 году историк литературыМ.