Диссертация (Проблемы эволюции от поэзии к прозе в творчестве И.С. Тургенева 1843–1847 годов), страница 14

но как онаЕще свежа, полна, пышнаИ не по-нашему здорова!75Какие плечи! Что за стан!А груди — целый океан!Румянец яркий, русый волос,Немножко резкий, звонкий голос,Победоносный, светлый взор —Всё в ней дышало дивной силой...Такая барыня — не вздорВ наш век болезненный и хилый! (I, 159–160).Показательно, что этот портрет, рисующий чувственную «хищницу»,лишенную нравственных и духовных оснований и потребностей, не дополняется никакими другими портретами, поскольку предмет вожделений главного героя так и не появляется в поэме «вживую».

И это отсутствие также становитсятонким приемом, позволяющим изобразить не столько реальную женщину,сколько объект желания помещика, его своего рода светлый идеал. Одновременно он изображает женщину, сознательно превращающую себя в такой объект желания, вожделения и строящую на этом свое материальное благополучие.Задаче создания, скорее, «картины» жизни, чем «истории» отдельныхлюдей, о которой мы говорили в предыдущей главе, соответствует обобщенный«типовой» портрет, в изобилии присутствующий в поэме.

Такие портреты также характеризует «гоголевское» изображение людей без души, описываемыхчерез костюмы и предметы, внешние по отношению к ним:Вот перед вами в вырезномЗеленом фраке — шут нахальный,Болтун и некогда «бель-ом»,Стоит законодатель бальный.Он ездит только в «высший свет».А вот — неистово развязный,Довольно злой, довольно грязныйОстряк; вот парень средних лет,В венгерке, в галстуке широком,76Глаза навыкат, ходит боком,Хрипит и красен, как пион (I, 164).Об этих кратких портретах так и не появляющихся в реальности лиц также, как о портрете помещика, нельзя сказать, ситуативный это или обобщенныйпортрет. Так же, как и главный герой, второстепенные персонажи не имеютподлинных характеров, подлинной человеческой натуры.

Поэтому в такихпортретах и становится возможным сделать акцент не на человеке, но на ситуации, то есть картине, по употребленному нами в предыдущей главе выражению.Человек только проявляет картину, делает ее «ожившей». В данном случае этокартина заурядного провинциального бала, пошлого провинциального общества.Портрет персонажа в повестях и рассказах 1840-х годовПортрет в прозаических произведениях Тургенева подготавливается егопоэмами, но, безусловно, перерастает свои истоки.

Мы легко увидим, что сохраняя до некоторой степени выработанные в поэмах приемы динамическогопортрета, Тургенев существенно расширяет сферу функций такого портрета.Описания внешности персонажей в тургеневской прозе существенно богаче ишире по своим возможностям, чем портреты героев поэм.«Андрей Колосов»В наиболее хронологически и стилистически близком к поэмам «АндрееКолосове» мы видим и наиболее близкое использование портрета, отчасти берущего на себя функции динамические (поскольку сюжет, как мы говорили, ихна себя полностью взять не может).Сначала дается обобщенный портрет главного героя, причем сделанныйв духе «Андрея» глазами рассказчика, его друга, человека, если не влюбленного,то во всяком случае чрезвычайно привязанного к герою и восхищающегося им:«Я взглянул на Колосова и тотчас же почувствовал неотразимое влечение к77нему.

Господа! Бобов не ошибался: Колосов был действительно необыкновенный человек. Позвольте мне описать вам его несколько подробнее... Он был роста довольно высокого, строен, ловок и весьма недурен собою. Его лицо... Янахожу, господа, что весьма трудно описать чье-нибудь лицо! Легко перебратьпоодиночке все отдельные черты; но каким образом передать другому то, чтосоставляет отличительную принадлежность, сущность именно этого лица?— То, что Байрон называет: «the music of the face», — заметил один перетянутый и бледный господин.— Так-с...

А потому я ограничусь одним замечанием: то особенное «нечто», о котором я сейчас упомянул, состояло у Колосова в беззаботно веселом исмелом выражении лица да еще в улыбке, чрезвычайно пленительной» (IV, 10).Обобщенный субъективно/объективный портрет (подобный типологически портрету Дуняши в поэме «Андрей») героя выделяет его улыбку, как «доминанту» всей его внешности, «музыки» его лица.

Эта улыбка становитсяопределенным сквозным мотивом, она будет сопровождать Колосова на протяжении всей его жизни в тексте. Он «озаряется ею в разные моменты своей жизни: 1) «Мне иногда казалось, что он лукаво улыбается, говоря со мной о Варе…» (IV, 20). 2) «Колосов с изумлением посмотрел на меня, распечатал записку, пробежал ее глазами, помолчал и спокойно улыбнулся. "Вот как! — проговорил он, наконец. — Так ты был у Ивана Семеныча?"» (IV, 24).

3) «Положим,— сказал он мне, когда, взволнованный и усталый, я бросился в кресла, — положим, что тебе, как другу моему, позволено осуждать меня... Но выслушай жемое оправдание, хотя...» (IV, 24). 4) Тут он помолчал немного и странно улыбнулся» (IV, 24). 5) «"Ты на меня сердишься?" — "Нет", — отвечал он, улыбнувшись своей милой улыбкой, и протянул мне руку» (IV, 25).Это напоминает прием, употреблявшийся в поэмах: не просто ситуативный портрет, но постоянная черта, все время появляющаяся в портрете. Такимбыл взгляд у Параши. В поэмах и улыбка также не раз становится сквозной деталью, постоянно сопутствующей персонажу. В «Параше» улыбка постоянносопутствует Виктору («И с вежливой улыбкой шапку снял»; «Его лицо так мило улыбалось»; «С грустною улыбкой / Везде бродил, надменный и немой»;«Три, четыре фразы / С приветливой улыбкой отпустил»; «И улыбался мирно»;78«Он ей шепнул с улыбкой: "До свиданья"»).

Так же много места занимаетулыбка Дуняши в поэме «Андрей»Настолько улыбка важна в Андрее Колосове, что к ней читатель как быподготавливается заранее. Еще не видя Колосова, рассказчик уже представляетего как постоянно улыбающегося: «Необыкновенный человек, — промолвил я,— ступай же ты один. Я останусь дома. Знаем мы ваших необыкновенных людей! Какой-нибудь полупьяный виршеплет с вечно восторженной улыбкой!..»(IV, 10).

В реальности именно улыбка, но только совершенно не «восторженная» оказывается действительно определяющей чертой облика Андрея Колосова. При этом само некоторое «однообразие» в данном случае является важнойчертой — улыбка не является здесь опять же элементом развития действия (втом числе и внутреннего), она становится именно деталью, характеризующейвнутренний мир героя, постоянно присущие его натуре гармония и душевноеравновесие.Особенно близок по приемам изображения к поэмам портрет Вари. Еевнешность дана сначала в беглом очертании: «…подле него стояла девушка летсемнадцати и с едва заметной улыбкой посматривала на меня» (IV, 15). (Здесьнедаром, конечно, тоже вводится улыбка.

Опять именно с улыбки начинаетсязнакомство с той героиней, которая является как бы парной к главному герою).Затем чуть более развернутый, но малоконкретный очерк: «Она была не оченьхороша собой, довольно бледна, довольно худа; но я и прежде и после не видывал ни таких глаз, ни таких волос». Все это как бы разбитый пополам обобщенный портрет.Несколько позднее видим традиционный ситуативный портрет, какобычно, показывающий конкретное состояние, вводящий новые метонимические детали: «Она глаз не сводила с Колосова... и я по одному выражению еелица мог догадаться, что она и любит его — и любима им. Губы ее были слегкараскрыты, голова немножко нагнулась вперед, по всему лицу играла легкаякраска; она изредка глубоко вздыхала, вдруг опускала глаза и тихонько смеялась…» (IV, 16).Четвертый портрет, нарисованный уже человеком влюбленным, сноваразвернутый и, как всегда, сохраняющий старые и вносящий новые детали в ее79внешность «… я никогда не замечал в ней ничего натянутого, неестественного,жеманного: оттого, что она была простое, откровенное, несколько грустное создание; оттого, что ее нельзя было назвать "барышней".

Мне нравилась ее тихаяулыбка; я любил ее простодушно-звонкий голосок, ее легкий и веселый смех, еевнимательные, хотя совсем не "глубокие" взоры. Этот ребенок не обещал ничего; но вы невольно любовались им, как любуетесь внезапным мягким крикомиволги вечером, в высокой и темной березовой роще. Я должен сознаться, что виное время я довольно равнодушно прошел бы мимо такого созданья: мне теперь не до вечерних одиноких прогулок, не до иволг; но тогда…» (IV, 18).Вообще ситуативных портретных описаний Вари необычно много, и мыощущаем, что они, подобно тому, как это происходит в поэмах, отчасти заменяют Тургеневу развитие действия. Еще один портрет: «Я нашел Варю в саду,под яблоней, на скамейке; на ней было темное, немного измятое платье; в ееусталом взгляде, в небрежной прическе волос высказывалась неподдельная горесть.Я сел подле нее.

Мы оба молчали. Она долго вертела в руках какую-товетку, наклонила голову, проговорила: "Андрей Николаевич…"<…>Наивнаяболтливость Вари меня трогала; я молча слушал ее признанья: душа моя медлительно проникалась горьким, мучительным блаженством; я не отводил глаз отэтого бледного лица, от этих длинных мокрых ресниц, от полураскрытых, слегка засохших губ…» (IV, 22). Обратим внимание здесь на появление в ситуативном портрете ресниц, как это было в портрете Дуняши из поэмы «Андрей».

Появляются здесь также и другие новые детали.В еще одном беглом наброске мы метонимически узнаем о том, какиеруки у героини: «Но с каким наслажденьем целовал я эти теплые, сырые ручки!с какой тихой радостью глядел я в это милое лицо!.. Я говорил ей о будущем,ходил по комнате, садился перед ней на полу, закрывал глаза рукой и вздрагивал…». Здесь мы видим уже встречавшееся сочетание характеристики состояния героя и героини одновременно.Все это, однако, не представляет собой, если можно так выразиться, шага вперед по сравнению с поэмами.