Диссертация (Английский исповедально-философский роман 1980-2000 гг), страница 78

С. 101.О связях между памятью и идентичностью у Исигуро см. работу: Petry M. Narratives of Memory and Identity: TheNovels of Kazuo Ishiguro. Frankfurt: Peter Lang, 1999. 174 p.800Исигуро К. Не отпускай меня. И.: Эксмо; Спб.: Домино, 2010. С. 11-13.798799347Как мы видим, мотив разъятия на части варьируется, вступая в связь то смотивом «отбросов», то с мотивом «личных вещей».

Исигуро намеренно сводитобе трактовки в следующих друг за другом главах романа, противопоставляя,таким образом, Рут и Кэти. Покинув Хейлшем, Рут выбрасывает «личнуюколлекцию». Много лет спустя, рассказывая об этом Кэти, она вынужденаответить на вопрос удивленной подруги: «Ты выкинула коллекцию напомойку?»801. Однако этот сюжет с мотивом «отбросов» косвенно заставляет Кэтивспомнить и то, как сама она, утратив былую веру в нерушимость представленийо собственном «Я», ищет сходство собственного лица с лицами моделей изпорнографических журналов. И уже в следующей главе Рут с горечьюпровозгласит тайные сомнения героини: «Мы скопированы с отбросов. Снаркоманов, проституток <…>»802.Но значимо и другое, Кэти, сохраняющая себя благодаря осколкамвоспоминаний, позволяет себе помнить и о боли, разочаровании, утрате.Незыблемость «Я», проходящего через жизненный опыт потерь, диктуется ею какпамять, хранящая тепло человеческих связей, неколебимых разочарованием отнесбывшихся надежд: «воспоминания, которые я ценю больше всего, остаютсятакими же яркими, какими были.

Я потеряла Рут, потом Томми, но воспоминанияо них храню»803. Кэти не боится воспоминаний, так как знает, что только из них исостоит. Для Рут же они – болезненное напоминание о навсегда утраченныхнадеждах. Именно поэтому она якобы не помнит любимую опекуншу миссДжеральдин804 или считает неважным упоминание о заросшей ревенем тропинке кпруду805, ведь она «ведет» ее к той, по которой Рут шла на церковный погост, гдеузнала от Томми об отсрочке донорства, то есть обрела новую иллюзорнуюнадежду и т.д.В тексте моделируется и специфическая система пространственныхтопосов,входящихТам же. С.

174.Там же. С. 222.803Там же. С. 379-380.804Там же. С. 254.805Там же. С. 255.801802всвязисвыявленнымимотивнымирядами.348Противопоставляются открытые пространства (поле), ассоциируемые с крайнейнезащищенностью героев (сопровождающие мотивы утопания в грязи исопротивления ветру, мотив «фрагментов-отбросов»), пространства навсегдаутраченного «рая» (Хейлшем, коттеджи на картинках в детских книжках,воображаемый Белый особняк, где мечтают оказаться герои после того, какполучат «отсрочку») и амбивалентное пространство «возврата потерь» (Норфолк,особая комната в Хейлшеме, где можно было найти потерянные вещи)806.Примечательно и то, что Кэти, по долгу службы находящаяся в постоянномперемещении, признается, что время от времени видит какую-то часть Хейлшема:«может быть, подспудно я все-таки ищу Хейлшем»807.

Память о потерянном раесамым любопытным образом проникает в настоящее героев, при этом Хейлшемне раз связывается в сознании героини с «убежищем», «укрытием», местомбеззаботного семейного счастья808. В сущности, Хейлшем предстает местом грез,детской веры в неразлученность с миром близких людей. Поэтому потеря кассетыКэти с песней «Не отпускай меня», давшей название роману, становится первымопытом утраты, столь значимой для концепции всего текста.Отдельный этап взросления – попадание героев в Коттеджи – связан сдеградацией образа Хейлшема: «Мы видели дальние холмы, которые напоминалинам дальние холмы Хейлшема, но казались странно искривленными, как если тынарисуешь портрет друга и он выйдет похожим, но не совсем, и от лица на бумагеу тебя поползут мурашки» 809 .

Подобным образом и «край потерь» Норфолк,город, с которым у воспитанников Хейлшема была связана сентиментальнаяистория о возможности найти все ранее потерянное, показывает своюамбивалентную суть: именно там Рут ищет свое «возможное Я», там же онаразочаровывается в увиденном; в магазинах Норфолка герои обнаруживаютбольшие картонные коробки (подобные тем, что были на хейлшемскихРазвернутая система подобных мотивов наблюдается и в «Безутешных». В данном романе пространственныеобразы имеют дополнительные смысловые коннотации, связанные с образами веры: к примеру, уже упомянутый«церковный погост» связывается с верой в рай, спасением, «отсрочкой» и счастьем любви в «Белом особняке».807Там же.

С. 380.808Там же. С. 291.809Там же. С. 158.806349Распродажах), в одной из которых находят потерянную кассету Кэти, но все жесомневаются в том, действительно ли это «та самая» кассета 810 и т.д. Норфолкзнаменует собой невозможность возвращения в грезы.Роман пронизывают многочисленные значимые детали. К примеру,упоминание о закрытии Хейлшема дается в монтажном стыке с образом клоуна счемоданчиком в руке, держащего на ветру шарики с нарисованными на нихлицами. Летящие шарики и, возможно, уносимые куда-то «детские» личныеколлекции в чемоданчике – вызывают ассоциации с разлученностью друзей,разъятием на части, невозвратной потерей.

Немаловажно и то, что Кэти видитклоуна на дороге возле поля 811 . Поле (пустырь, пашня, прогалина в лесу)неоднократно возникнет в романе. И каждый раз оно будет связано с тяжелымпризнанием правды. Уже в самом конце романа, перед последней «выемкой»Томми, герои выйдут на пустырь, который доноры называют «полем». Этот«заросший высокой травой и чертополохом прямоугольник, огороженныйпроволочной сеткой»812, увенчает историю так и не получивших «отсрочки» Кэтии Томми.Последний эпизод романа во многом демонстрирует парадигматическийстатус выявленных нами мотивных рядов: «От дороги вдоль простираласьобширная пашня. Меня отделял от нее забор из двух ниток колючей проволоки, и явидела, что этот забор да три-четыре дерева надо мной – единственныепрепятствия для ветра на мили вокруг.

По всей длине забора, особенно вдольнижней проволоки, застрял всевозможный летучий мусор. Похоже было наобломки, которые волны выбрасывают на морской берег <…>. Наверху, в ветвяхдеревьев, тоже хлопали на ветру куски пластиковой пленки и обрывки пакетов.Первый и последний раз тогда, стоя там и глядя на весь этот посторонний мусор,чувствуя ветер, пролетающий над пустыми полями, я начала немножкофантазировать, потому что это все-таки был Норфолк и только две неделипрошло с тех пор, как я потеряла Томми.

Я думала про мусор, про хлопающиеТам же. С. 231.Там же. С. 284-285.812Там же. С. 372.810811350пакеты на ветках, про ―береговую линию‖ из всякой всячины, застрявшей вколючей проволоке, и, прикрыв глаза, представила себе, что сюда выброшено всепотерянное мной, начиная с детства, и теперь я стою как раз там, где нужно, иесли терпеливо подождать, то на горизонте над полем появится крохотнаяфигурка, начнет постепенно расти, пока не окажется, что это Томми, и тогда онпомашет мне, может быть, даже прокричит что-нибудь.

Дальше фантазия непошла, потому что я ей не позволила, и, хотя по моим щекам катились слезы, я нерыдала и, в общем, держала себя в руках. Просто постояла еще немного, потомповернулась к машине и села за руль, чтобы ехать туда, где мне положенобыть»813.Нетрудно заметить, что лишь финальное «положено быть», занимающеесильную позицию текста, не нашло пока своей экспликации. Как представляется,здесь-то и пролегает магистральная идея романа-исповеди, о которой «говорит ине говорит» Кэти.

Напомним, что Кэти – помощник доноров. Ей положено быть сними, вселять в них веру в жизнь (пока не наступит очередь последней,четвертой, выемки) и примирять с неминуемым финалом. Мы знаем, что онахорошо делает «свое дело» 814 , но в чем оно состоит? Кэти восстанавливает изфрагментов память-идентичность «Другого», проговаривая чужой и свой опыт вслове и даруя надежду, благодаря слову815. Это миссия писателя: знать о смерти,говорить о ней, сочувствовать человеку, разделять свой опыт с «Другим» и веритьв проект «завершения» в Слове.

«Завершить» – здесь, собрать воединобессмысленное «разъятое на части» человеческое «Я» и наделить его, пустьиллюзорным, смыслом816. Пребывание Кэти на дороге, ее постоянное «кружение»по дорогам воспоминаний, своих и чужих 817 , повествовательный металепсисТам же. С. 382.Там же. С. 9.815Показательно, что Кэти читает Томми «Одиссею» и «Тысячу и одну ночь». Потенциально многозначна итрактовка реплики Кэти: «От помощника очень сильно зависит, какая у донора будет жизнь» (Там же. С. 375), вкоторой прочитывается и возвышенная тема искусства, дарующего надежду, вносящего в мир и человеческуюжизнь смыслы и связи, и ироническая тема искусства «подделки» и «симуляции».816Роман обнаруживает ряд примет саморефлексивного повествования, включая «ненадежного рассказчика» итематизацию процесса творчества. Есть основания думать и о сознательной автоцитации Исигуро – роман«складывается» из мотивов и фрагментов его ранних романов.817«Чужое» присутствует в романе в возможных заимствованиях из известных литературных текстов.813814351истории, завершающейся в точке начала повествования – своего рода личныйпроект борьбы с «разъятием на части».

Любопытно, что эта «выделенность» Кэти,ее творческое начало, столь пестуемое когда-то опекунами в Хейлшеме, согласноверсии воспитанников школы, является главным доводом в пользу «отсрочки».Но значение воспоминаний в слове показано Исигуро в экзистенциальной,практически сартровской, перспективе: «Для чего вообще было нужно все этотворчество? Для чего нас учили, поощряли, заставляли рисовать, лепить,сочинять? Если впереди у нас были только выемки, а потом смерть, – зачем всеэти уроки? Все эти книги, дискуссии?» – спрашивает Кэти818.

И сама же находитответ: «Когда у меня настанет более тихая жизнь в том (донорском) центре, кудаменя пошлют, Хейлшем будет там со мной, надежно спрятанный у меня в голове,и отнять его у меня никто не сможет»819. Феномены сознания «Я», воспоминания,предстающие в связном исповедальном опыте самораскрытия с надеждой наэмпатийную связь с «Другим» (теперь уже читателем), противостоят «разъятиюна части» в смерти, но не могут ее отменить.