Автореферат диссертации (Структурный и контекстный анализ в интерпретации трагедий Еврипида), страница 14

Сходство между обманом впервой и во второй части пьесы подчеркивается повтором и других слов со значением«хитрости»: τέχναι (930 о богах, 1091 и 1621 о Елене), µηχαναί (610 о Гере, 813 и 1034 оЕлене).Но хотя заблуждения, иллюзии и обман одинаково присутствуют в обеих частяхтрагедии, оценку в них они получают совсем разную. Коварство богов в первой половинегубительно, оно влечет смерть, горе и бесчестие – гибнут герои на Троянской войне,опозорено имя Елены, гибнут ее родные, она сама несчастна. Хитрость Елены и Менелаяв конце пьесы, напротив, избавляет от гибели, воссоединяет мужа с женой и ведет кспасению.42Такова основная мотивная линия «Елены»: обман может быть причиной бед и горя,а может, наоборот, приносить счастье. Главная функция центральной сцены трагедии,разыгрывающейся в переломный момент, когда обман из негативного превращается впозитивный, – сцены с участием сестры Феоклимена прорицательницы Феонои – состоитв том, чтобы устами прорицательницы, посвященной в тайны богов, знающей абсолютновсе происходящее с людьми и наделенной нравственной мудростью, санкционироватьобман Феоклимена, который готовят Елена и Менелай.Итак, трагедия построена так, чтобы представить обман сначала губительным иаморальным, а затем – спасительным и справедливым.

Идея справедливого обманадолжна была выглядеть парадоксальной, почти что оксюмороном. Греческое понятие40Pippin, A. N. (Burnett, A. P.) Euripides' Helen: A Comedy of Ideas // CP 55, 1960, 156-169, p. 154.Pippin, op. cit., p. 152.42Segal C.

P. The Two Worlds of Euripides’ Helen // TAPA 102, 1971, 533-613, p. 596; Downing E. Apate, Agon,and Literary Self-Reflexivity in Euripides' Helen // M. Griffith and D. J. Mastronarde (eds.) Cabinet of the Muses:Essays on Classical and Comparative Literature in Honor of Thomas G. Rosenmeyer. Atlanta, Ga.: Scholars Press,1990, 1-16, p. 7–8.4136справедливости уже само по себе предполагает правду и исключает обман: так, например,одно из первых определений справедливости в «Государстве» Платона гласит, чтосправедливость – это правда (τὴν ἀλήθειαν αὐτὸ φήσοµεν εἶναι, 331c).

Очевидно, именно наэтой парадоксальной идее сделан главный логический акцент в пьесе. Смысл трагедии – втом, чтобы показать, что обман, обычно являющийся злом и заслуженно всемипорицаемый, в некоторых случаях может быть благом, в том числе и моральным благом, иможет превращаться в свою противоположность – в справедливость.В интересе к парадоксальной переоценке моральных понятий Еврипид близоксвоим современникам софистам, а «Елена» с ее симметричной структурой из двух частей,в которых обман окрашен в противоположные тона, воспроизводит особую техникусофистических рассуждений, известную как «двойные речи» - т.е.

речи за и противкакого-нибудь тезиса. До нас дошло одно такое сочинение, написанное почти в то жевремя, что и «Елена», и любопытно, что среди прочих тем в нем обсуждается и обман.Фрагмент о понятиях справедливого и несправедливого начинается с формулированиядвух противоположных мнений, согласно одному из которых справедливое инесправедливое – это разные вещи, а согласно второму – это одно и то же. Сначала авторприводит аргументы в пользу парадоксального второго суждения, и главный аргументсостоит в том, чтобы показать, что говорить ложь и обманывать справедливо (καὶ πρῶτονµὲν ψεύδεσθαι ὡς δίκαιόν ἐστι λεξῶ καὶ ἐξαπατᾶν, 3.2).

Это утверждениепроиллюстрировано некоторыми примерами. Например, если кто-то из родных долженпринять лекарство, но не желает и сопротивляется, разве не нужно незаметно добавитьлекарство в еду или питье, ничего не сказав о нем и тем самым обманув? (3.2) Если кто-тоиз близких находится в крайнем отчаянии и стремиться покончить с собой, разве несправедливо выкрасть у него оружие? (3.4) Справедливым может быть иклятвопреступление: например, если враги взяли вас в плен и готовы освободить только втом случае, если вы поклянетесь предать ваш город, разве не справедливо не исполнитьзатем этой клятвы? (3.6-7). Или в искусствах, наилучший художник или драматург – тот,кому лучше всего удается обмануть зрителей, выдавая созданное им за реальное (3.10).Несомненно, мы встречаемся здесь с софистическим топосом, и именно этот топосиспользовал в «Елене» Еврипид.

Едва ли, однако, стоит видеть в «Елене» Еврипидатолько лишь драматургическую обработку обычного софистического рассуждения. Повидимому, и у самих софистов подобные топосы имели отнюдь не абстрактное значение.Едва ли софистов интересовали сами по себе абстрактные философские построения; онипрежде всего занимались тем, что разрабатывали различные способы рассуждений,которые ораторы могли использовать в речах, произносимых по конкретному поводу.Именно конкретные обстоятельства наполняли смыслом софистические моделирассуждений.

Можно предположить, что и Еврипид обращается с этими моделями так же,как ораторы – использует их, чтобы выразить с их помощью смыслы, важные здесь исейчас, в тот момент и в той ситуации, когда ставилась трагедия.«Елена» была поставлена весной 412 г., спустя несколько месяцев после окончаниянеудачного Сицилийского похода, предприняв который, афиняне стремились захватитьсамый могущественный город на острове – Сиракузы, но который завершился гибельюафинского войска и флота.

О возможной связи «Елены» с Сицилийским походом критики,особенно французские и немецкие, писали часто. Впечатлением от недавней катастрофы,новости о которой еще продолжали приходить в Афины, можно объяснить вниманиеавтора к теме горя от утраты близких, павших на войне, теме нелепости и глупости войныи невозможности найти войне оправдание.43 Важно, однако, не просто высказанное втрагедии отношение к войне. Важнее и интереснее еще один факт, сближающий43Grégoire H.

Introduction, dans: H. Grégoire, L. Méridier, F. Chapouthier (eds.), Euripide. Tragédies. Tome V.Paris: Les Belles Lettres, 1950, 9–46; Kannicht R. (ed.) Euripides Helena. Heidelberg: Winter, 1969, I, S. 56, HoseM. Drama und Gesellschaft: Studien zur dramatischen Produktion in Athen am Ende des 5 Jahrhunderts. Stuttgart,Metzler, 1995, S.

772.37внутреннее содержание пьесы с обстоятельствами ее постановки – по-видимому, всовременных Еврипиду обсуждениях Сицилийской экспедиции зачастую затрагивалисьтемы незнания и обмана.Эти темы являются главными в посвященных Сицилийской кампании 6-ой и 7-ойкнигах «Истории» Фукидида.44 Рассказ о Сицилийском походе в 6-ой книге начинаетсядовольно странным утверждением о том, что большинство афинян не имелипредставления ни о величине Сицилии, ни о числе ее жителей, и потому не представлялисебе масштабов войны, которую они затевают (6.1).

Одной из главных причин,сподвигнувших афинян на эту войну, Фукидид считает обман афинян жителями одного изсицилийских городов, союзного с Афинами, - Эгесты. Схожим образом Фукидидописывает и настроения в стане противников афинян – сиракузян.45 Со всех сторон вСиракузы приходили вести о готовящемся наступлении Афин, но этим новостямпредпочитали не верить. Мотив заблуждения-незнания-обмана звучит и далее напротяжении обеих книг, распространяясь даже на пассажи, имеющие лишь косвенноеотношение к походу. Например, один из стратегов – Алкивиад – был отозван, а потомвынужден бежать в Спарту из-за необоснованного обвинения в святотатстве – вкощунственном отправлении таинств в домах и в повреждении герм.Текст Фукидида – не единственный рассказ о Сицилийской войне исопутствовавших ей событиях, в котором использовались темы обмана и заблуждения.Еще один пример нежелания верить правде приводит Плутарх в «Жизнеописании Никия»,сообщая о том, как афиняне встретили известие о поражении (30).Можно предположить, что повествование Фукидида отражает распространенный вАфинах взгляд на Сицилийский поход и причины его неудачи: весь поход представлялсячередой заблуждений, случаев обмана, примеров нежелания или неспособности увидетьправду.

Такая его оценка и могла определить главную тему трагедии Еврипида,поставленной сразу после катастрофы. К этому представлению о Сицилийской войне идолжен отсылать губительный обман и заблуждения в первой половине пьесы – преждевсего, неверное мнение об измене Елены, следствием которого стала бессмысленная ипринесшая столько несчастий Троянская война.

В «Елене» образ Елены, всегда втрагедиях Еврипида окрашенный негативно, получает положительную оценку, а обычныйвзгляд на нее представлен как заблуждение. Поскольку осуждение Елены в трагедияхэпохи Пелопонесской войны отражает негативное отношение вообще к спартанцам,можно предположить, что переоценка Елены в «Елене» свидетельствует о выраженномздесь примирительном отношении к Спарте.46 Можно вспомнить также, что в «Троянках»недостойное поведение Елены оказывалось не только главной причиной Троянскойвойны, но также влекло за собой и преступления ахейцев, и грядущее возмездие им, однойиз форм которого, как я попытался показать в третьей главе, должен был стать походафинян на Сицилию.

Если моя гипотеза о связи «Троянок» с Сицилийским походом верна,то в «Елене» мы видим своего рода ответ на «Троянок» - война закончилась, принесшимножество несчастий, и теперь Еврипид и его публика видят, что эта война быласледствием заблуждения, следствием неверного отношения к Спарте и ее союзникам.Возможно, впрочем, что Еврипиду важно выразить отношение не столько кСицилийскому подходу, сколько вообще к Пелопонесской войне и к главному противникуафинян Спарте – отношение, изменившееся после поражения Афин в 413 году.

В любомслучае, губительный обман первой половины трагедии – это заблуждения, ставшиепричиной войны и всех несчастий, которые война принесла. Развивая далее эту темугубительного обмана, Еврипид вводит в трагедию и многие другие его примеры; вообще44См. Cornford F. Thucydides Mythistoricus. London: E. Arnold, 1907, p. 198 сл., Stahl H.-P. Thucydides: Man'sPlace in History. Swansea: Classical Press of Wales, 2003, p.

181–188.45См. Stahl, op. cit., 187.46Любопытно, что «Елена» была поставлена почти одновременно с другой антивоенной пьесой,демонстрирующей желание мира со Спартой – с «Лисистратой» Аристофана (411 г.)38все ситуации в этой части он подчиняет одному намерению – показать героевнесчастными жертвами обмана и заблуждений.Но какой конкретный смысл может быть выражен темой спасительного иправедного обмана во второй половине? Возможно, ответ на этот вопрос содержится вхоровой песни во втором стасиме (1301–1368).

Эту часть драмы принято называть«дифирамбическим стасимом»; подобные хоровые песни встречаются в несколькихтрагедиях Еврипида, они были стилистически близки современному дифирамбу исодержанием им служили мифологические истории. Раньше считалось, что эти песнистояли в драмах особняком,47 однако в последнее время исследователи показали, что онибыли связаны с остальным текстом трагедии общими тематическими мотивами иобразами.48Второй стасим «Елены» посвящен мифу о Деметре (отождествляемой с Великойматерью богов) и Персефоне, излагая который, Еврипид в общем следует гомеровскомугимну «К Деметре».

Скорбь Деметры, потерявшей свою дочь Персефону приводит кбесплодию и голоду. Земля не дает больше урожаев, города пустеют, богам не приносятжертв. И тогда Зевс придумал выход – он послал Харит и Муз, чтобы они пением итанцами развеселили богиню. Великая мать улыбнулась, и сама взяла в руки«громкозвучный» авлос.Примечательно, что о возвращении Персефоны здесь, в отличие от гомеровскогогимна, не говорится ничего. Конечно, мы его ожидаем, но радость Деметры наступаетпрежде, и вызвана она только звуками музыки, заставляющими богиню забыть о еенесчастье. Я полагаю, такой сюжет Еврипид выбирает не случайно.