Автор считает, что управление общественным мнением основывается на наиболее примитивных механизмах. Так, слух в трактовке А.П. Назаретяна - это передача предметных сведений по каналам межличностного общения¹¹¹. Управление общественным мнением осуществляется даже с использованием упоминания слухов профессиональными журналистами, а также с помощью включения их в формирующие опросы, о которых говорит П. Бурдье. Подобное использование слухов не является проявлением непрофессионализма. Напротив, оно говорит об умении использовать наиболее эффективные методы манипулирования сознанием в профессиональной практике. В данном случае можно привести пример из практики освещения политического конфликта в Южной Осетии, когда слух стал одним из методов распространения в зарубежном Интернет-пространстве сведений о реальных событиях и агрессии Грузии. Можно сделать вывод о

том, что форма слуха позволяет в силу своей вариативности обходить установленные стандарты описания какой-либо ситуации, а также воспринимается аудиторией как более привычная форма обмена информацией.

Существуют еще несколько причин использования слухов в качестве

«источника» в материалах СМИ.

Первая причина важности слухов для медиасреды заключается в том, что они могут стать катализатором каких-либо социально-политических событий, а значит, могут и должны использоваться как метод сбора информации и как технология управления ситуацией.

Вторая причина заключается в том, что слухи могут не только отражать, но и формировать общественное мнение, а значит, при правильном использовании и поведение людей.

Именно поэтому, с точки зрения Назаретяна, использование слухов и умение пользоваться ими - непременный атрибут политического влияния.

Второй механизм, о котором пишет Назаретян - это циркулярная реакция¹¹². Суть данного метода заключается в том, что формируется эмоциональное заражение аудитории, которое способствует выработке консолидированного мнения и, как следствие, выражается в единой форме поведения. О способности интегрировать и унифицировать множество точек зрения в единое общественное мнение с помощью заражения впервые написал Г. Лебон: «С того времени, как вмешался механизм заражения, идея вступает в фазу, приводящую ее быстро к успеху. Общественное мнение принимает ее скоро. Она приобретает тогда проникающую и непреодолимую силу, покоряющую ей все умы, создавая, вместе с тем, специальную атмосферу, общую манеру мышления» ¹¹³.

Преимуществом мысли, привитой подобным образом, является ее

иррациональная природа, которая не допускает вторжение логических доводов и позволяет им ее видоизменить. Назаретян так описывает этот механизм: регрессивное поведение психики становится восприимчивым к

¹¹² Назаретян А.П. Психология стихийного массового поведения. Толпа, слуху, политические и рекламные кампании. - М., 2005. С. 218.

¹¹³ См. Лебон Г. Психология народов и масс. - М., 2011.

управляющим импульсам изнутри массы, но не восприимчивым извне. Как следствие, управлять толпой может только тот, кто запустил этот механизм.

Однако, все перечисленные методы используются как для систематического конструирования политической реальности, так и для воздействия на продуктивность разрешения политического конфликта. Для того, чтобы политические переговоры состоялись и привели к какому-либо позитивному результату в вопросах разрешения конфликта, следует проводить информационную кампанию, посвященную непосредственно этой тематике.

К сожалению, на данный момент в работах, посвященных медиакратии и ее воздействию на исход и продуктивность разрешения политических конфликтов, не отражен важный аспект, который условно можно назвать гипертрофированием. Суть данного явления заключается в том, что информационное пространство, усиливает все эффекты, которые подаваемая информация могла бы воспроизвести сама по себе. Информация многократно тиражируется в межличностной коммуникации, обрастая слухами, обретая более сильные и явные акценты, эмоциональный характер. Поэтому любые сведения о ходе и задачах политических переговоров в условиях конфликта без тщательной обработки могут серьезно воздействовать на исход переговорного процесса.

С нашей точки зрения, не оставляет сомнения тот факт, что медиа являются управляемыми со стороны политических элит и управляют, в свою очередь, общественными мнением. Однако, в рамках мирового сообщества это приносит чаще негативные последствия по нескольким причинам. Во-первых, синергетический эффект от сообщения в рамках мирового сообщества значительно выше, чем в рамках одной страны. Во-вторых, управляемость общественным мнением существует только для доминирующего канала коммуникации, которым на данный момент являются англоязычные СМИ, определяющие лицо глобальной медиа-политической системы. При этом для остальных доступ к международной аудитории затруднен, если это идет вразрез с интересами США. Наконец, значение вмешательства общественного мнения в вопросы межгосударственных отношений не имеют того же важного значения, как внутри государства, поскольку отношения «государство-

граждане» подчинены цели соотнесения интересов управляющих и управляемых для оптимального развития обществом, а в глобальном масштабе, перерождаясь в отношения «государство - мировое сообщество» способствуют размытию национального суверенитета, появлению возможности манипулирования национальными интересами одного государства в интересах других.

Таким образом, в заключение первой главы диссертационного исследования можно сделать следующие выводы:

1. Современная эпоха информационных войн демонстрирует превращение СМИ в мощный ресурс борьбы, обладание которым предопределяет победу одних сил и поражение других. Огромные достижения в сфере информационных технологий показали возможности развития СМИ, однако политические реалии демонстрируют заинтересованность в непрерывном управлении информационными потоками.

2. В условия медиакратии на протекание и исход переговорного процесса оказывают влияние средства массовой информации, транслирующие точку зрения одного из нескольких государств, имеющих доступ к каналам коммуникации и возможность оказывать влияние на них. В результате может быть оказано воздействие как на кого-либо из участников конфликта, так и на мнение мирового сообщества, которое склоняет участников переговоров к

«оптимальному» варианту устранения разногласий. Данная ситуация опасна тем, что она не исключает повторное появление конфликта, поскольку не разрешает его, а переводит в латентную фазу. Таким образом, всеми теоретиками, анализирующими роль информационных технологий в современном политическом процессе и при проведении мероприятий в рамках урегулирования политического конфликта, признано, что спланированные информационные кампании оказывают существенное влияние на общественное мнение и могут подготовить общественность к заключению того или иного соглашения.

1. В качестве регулятора переговорного процесса используется медиативная модель, которая позволяет независимому компетентному

посреднику минимизировать негативные стороны переговоров. В том числе недоверие сторон, их стремление использовать жесткую модель переговоров и т.д. Также следует сказать, что это может реализоваться только при условии, что медиатор будет соответствовать ряду критериев, а именно: объективность, умение анализировать информацию, снижать градус эмоциональности переговоров, предотвращать давление на участников извне, а также взаимное давление друг на друга и многое другое. Для того, чтобы нейтрализовать эффект информационного поля посредник должен уметь управлять потоками информации и выстраивать медиарилейшнз таким образом, что устранить воздействие медиа и общественного мнения на продуктивность и исход переговоров.

ГЛАВА II. ВЛИЯНИЕ МЕДИАКРАТИИ НА УРЕГУЛИРОВАНИЕ РОССИЙСКО-ГРУЗИНСКОГО КОНФЛИКТА 2008 ГОДА

1. Российско-грузинский конфликт в контексте медиакратии и информационная война между Западом и Россией

В начале исследования российско-грузинского конфликта следует обозначить, в каком контексте целесообразным будет его рассмотрение. События августа 2008 года в данном диссертационном исследовании не рассматриваются как война в классическом понимании этого термина, поскольку военный действия изначально осуществлялись между Грузией и одним из ее регионов. Сам конфликт в зависимости от стадии его протекания обозначается в тексте как столкновение Грузии и Южной Осетии (в первые дни событий), а также как вооруженное столкновение Грузии и России (во второй половине конфликтного противостояния). В информационном контексте речь будет идти об информационной войне между Россией и Западом в лице США и Европы.

Несмотря на то, что первоначальный грузино-юго-осетинский конфликт стал неожиданным для мирового сообщества, само наличие противоречий между Южной Осетией и Грузией не является случайным, а объясняется рядом исторических причин. Данный конфликт является в целом характерным для кавказского пространства постсоветского периода. В ряде республик и государств Северного Кавказа и Закавказья периодически происходит обострение проблем, вызванных межэтническими, межконфессиональными, территориальными, историческими и другими причинами. Перманентно латентная конфликтность пространства обусловлена политической нестабильностью, социальными проблемами в обществе, а также патриархальным укладом, обостряющим националистические настроения и чувство национальной ущемленности в результате каких-либо предшествующих событий. Период советской истории не только не решил, но и усугубил ряд проблем. Так, разделение территорий без учета их национального состава и традиционной принадлежности к конкретному этносу могли быть приемлемыми в условиях политического режима с сильной, непререкаемой властью. Тогда как распад СССР и «парад

суверенитетов» вывел на первый план существующие проблемы, однако, не предоставил приемлемые пути их решения, в результате чего многие этносы оказались фактически беззащитными, оказавшись на территории давних противников под их властью. В новой Грузии важной проблемой стало взаимоотношение титульного этноса с осетинами и абхазами, конфликт с которыми носил многовековой характер. Поэтому можно считать отношения между Грузией и Южной Осетией примером классического межэтнического конфликта, совмещенного со стремлением осетин реализовать свое право на самоопределение, в том числе и в результате длительной национальной дискриминации внутри грузинского государства.

Вопрос о дискриминации и геноциде народов является дискуссионным в большинстве случаев, поскольку каждая сторона в рамках межэтнического вооруженного противостояния претендует на звание «жертвы» в связи с тем, что борьба с ее представителями осуществлялась на национальной почве. Употребление данного понятия, с точки зрения международного права, является противоправным в случае, если факт геноцида не был признан международным судом и мировым сообществом. Тем не менее, когда речь идет об отношениях Грузии и Южной Осетии можно с большой долей вероятности говорить о геноциде, поскольку имело место не только действительное уничтожение осетин в ходе массовых убийств, но и публичные заявления грузинских лидеров о стремлении «очистить территорию Грузии от осетин».

Следует отметить, что обстрел Цхинвала в 2008 году был неожиданным, но прогнозируемым. Так, существовал ряд фактов, свидетельствующих о подготовке Грузии к военным действиям. При этом военные действия сопровождались действиями по дискредитации образа России и создания имиджа последней как государства-агрессора.

Отношения между Россией и Грузией имели тенденцию к ухудшению, начиная с 2006 года, когда Россия запретила ввоз грузинских вин¹¹⁴. Как следствие, Грузия усомнилась в объективности России и потребовала вывода миротворческих войск с территории Южной Осетии и Абхазии. На данном

¹¹⁴ Консульство: из России выдворили 3785 грузин.// Грани.ру. 13.11. 2006

http://grani.ru/Politics/Russia/m.113904.html

этапе Россия слабо донесла как до внутренней, так и до внешней аудитории два тезиса, которые прозвучали в словах министра иностранных дел о том, что Грузия не единожды проявила себя как агрессор в отношении национальных меньшинств, проживающих на данных территориях, а Россия, в свою очередь, согласно Дагомысскому соглашению, является гарантом мира на данных территориях и сдерживающим фактором как в отношении самой Грузии, так и в отношении Южной Осетии и Абхазии. Можно сказать, что проигранная информационная война именно с этих событий ведет свое начало. Возникновение противоречий с какими-либо государствами Россия не использует для информационного воздействия на мировое сообщество и улучшения собственного имиджа. Другими словами, для повышения информационной безопасности России и продуктивности дипломатического воздействия в процессе урегулирования политических конфликтов следует избрать методику аналогичную той, которую используют США: публично и порой избыточно транслировать свою точку зрения по всем вопросам взаимоотношения с другими странами, особенно тем, которые имеют конфликтную природу.

После обозначенных событий 2006 года следовал шпионский скандал, когда Грузия задержала двух российских военных по подозрению в шпионаже и подготовке провокаций. Достоверность данного инцидента не установлена, но факт использования провокаций против России не является случайным. Тогда как несмотря на популярность данного метода в мировой политике, Россия никогда не использует его на опережение. Реакция России на обвинения Грузии в шпионаже последовала незамедлительно - грузинским туристам перестали выдавать визы для въезда в Россию. При этом Москва продемонстрировала недоверие грузинскому правительству: отозвала дипломатические семьи и перевела войска, дислоцированные на территории Грузии, на усиленное положение. Данное действие при правильном информационном освещении могло стать упреком Грузии в агрессии и в недоверии со стороны как внешних, так и внутренних акторов. Однако, медийное освещение этих событий как и все иные действия России носили информационный, констатационный, а не пропагандистский характер.